Atlantico: Что сегодня подталкивает молодых людей к джихаду? В какой мере можно говорить, что речь идет о своеобразном протестном движении?
Мишель Маффезоли: Подобные явления не следует рассматривать через призму привычной политики или геополитики. Молодежные протестные движения развивались в политических условиях республики и демократии. Для них задачей было выступить с протестом против власти и добиться ее смены на новую, которая бы придерживалась иных ценностей и преследовала другие цели, но опять-таки в рамках республиканской или, во всяком случае, политической среды. Не думаю, что то же самое сейчас можно сказать об этих молодых людях, которые открывают для себя исламизм.
У них, как мне кажется, нет четкого политического восприятия. Их одноклассники говорили, что как только они в полной мере приняли эти идеи (довольно быстро, всего за одну учебную четверть), они замкнулись в себе, своей тайне. Джихад — это запретное (открытое участие в нем представляет собой нарушение норм) и секретное дело. У нас же сейчас все больше растет интерес к эзотерическим группам и тайным сообществам. Как отмечал великий социолог Георг Симмель, тайные общества дают молодым людям основу общения и тем самым обеспечивают их связь с исламистским движением через мистический или изотерический поиск, а не политическую идеологию.
Я бы сравнил нынешнюю ситуацию с явлением «бегства» подростков, которое подробно описано в литературе и поэзии. Искания Мольна и Франсуа, которые стремились найти зачарованный замок, кажутся мне куда более уместным сравнением, чем протестное мышление левых групп.
Фархад Хосрохавар: Безусловно, отчасти здесь имеет место протест. Во-первых, речь идет о протесте против положения мусульманских мучеников в Сирии. Эти исламисты преследуют воображаемый идеал, идеал Общины и транснациональной солидарности. Кроме того, они ощущают чувство ответственности. Они отправляются на джихад не сколько в силу исламской традиции, сколько из-за СМИ, которые постоянно говорят о событиях в Сирии.
Кроме того, здесь присутствует протест против всей западной системы, а не одной лишь Франции, если речь идет о французских радикалах. Немцы, англичанине, бельгийцы и датчане тоже идут на джихад. Если бы французские исламисты были озлоблены именно на французскую систему, они бы скорее нанесли удар по Франции. Так было с Мохаммедом Мера и его джихадом в Тулузе. Однако когда юные исламисты отправляются в Сирию, они выражают недовольство нежеланием Франции помочь этой стране, в которой бушует гражданская война.
Кроме того, нужно упомянуть перешедших в ислам людей, у которых нет никаких мусульманских корней. Они вступают на путь джихада, чтобы удовлетворить свои внутренние потребности, стать частью сообщества и совершить героические деяния. И потому что дела в их родной Европе идут не лучшим образом.
— Почему эта молодежь чаще смотрит в сторону джихада, а не других протестных движений? Это некая особая форма протеста?
Мишель Маффезоли: Да, он действительно кажется чем-то особенным по сравнению с разнообразными левыми, «зелеными» и экстремистскими движениями, которые одно время привлекали часть молодежи.
Эта особенность заключается в выдвигаемых требованиях и принадлежности к сообществу (хотя мешать в одну кучу ислам и джихад, конечно, не стоит). В их представлении джихад — это высшее проявление связи с исламом, который стремится стать повсеместным и всемогущим. С этой точки зрения он резко контрастирует с их обычной жизнью, в которой им или их родителям пришлось отказаться от культурных и исторических корней. В некотором роде исламистские герои — то же самое, чем был Робин Гуд для крестьян или террористы-анархисты для русских мужиков.
И это тем более важно, что они принадлежат к сообществам, коллективное выражение веры которых по большей части сталкивается с разнообразными ограничениями, будь то запрет ношения хиджаба в школе, недоступность некоторых продуктов и т.д. То есть тут мы видим скорее не проявление политической идеологии, а стремление принадлежать к некоему сообществу. Причем воображаемому сообществу, потому что они вряд ли хорошо понимают всю геополитическую подоплеку их решения.
Большая часть получаемых ими знаний не является прямой и конкретной, а идет через фотографии, видео и интернет, и поэтому они на эмоциональном уровне отождествляют себя с воображаемыми героями.
Фрхад Хосрохавар: Помимо джихада можно отметить еще два типа протестных движений: ультраправые и ультралевые. Ультраправым течениям свойственен антиисламский настрой и, следовательно, они не могут стать ответом для определенного подросткового бунта. Что касается ультралевых, с протестной точки зрения они практически не представляют никакого интереса. Они были активны в 1970-1980-х годах, когда существовали такие движения как «Красные бригады» в Италии, «Прямое действие» во Франции и «Фракция Красной армии» в Германии. Сегодня же именно джихад приобретает ярко выраженную общинную и антиимпериалистическую окраску.
— Можно ли сказать, что сегодня в джихад идут по тем же причинам, по которым в прошлом становились панками?
Мишель Маффезоли: В последней трети прошлого века панки, как и первые движения «зеленых» и, некоторым образом ситуационисты, предвосхитили изменения политической борьбы: речь идет не о стремлении реализовать какой-то проект и программу или желании изменить мир, а потребности жить сегодняшним днем, прямо здесь и сейчас следовать своим желаниям, импульсам и эмоциям.
С этой точки зрения отъезд молодых людей в другую страну, начало новой жизни вне установленных рамок можно рассматривать как явление того же порядка.
Кроме того, как мне кажется, что они выражают нечто вроде отстраненности, невозможности для их «сообщества» заявить о себе во Франции. Поэтому, повторюсь, традиционный французский отказ от сообществ лишь укрепляет такие изоляционные порывы.
Фархад Хосрохавар: Нет, у джихада и панк-движения есть очень серьезные отличия. В панк-движении насилие не играло особой роли. В джихаде молодежь готова пойти на смерть. Джихад опирается на религию, тогда как основой панка служила культура. Таким образом, как протестное движение, джихад намного радикальнее.
Мишель Маффезоли (Michel Maffesoli), социолог, преподаватель Сорбонны.
Фархад Хосрохавар, социолог, директор по научным исследованиям в Высшей школе социальных наук.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В последней трети прошлого века панки, как и первые движения «зеленых» предвосхитили изменения политической борьбы: речь идет не о стремлении реализовать какой-то проект и программу или желании изменить мир, а потребности жить сегодняшним днем и следовать своим желаниям, импульсам и эмоциям. С этой точки зрения отъезд молодых людей в другую страну можно рассматривать как явление того же порядка.
