В первой статье из цикла «Безопасность в Евразии» мы подробно разбирали российский ислам, чтобы избежать любой возможной путаницы ислама с терроризмом. Причем дело не в какой-то там «политкорректности»: любое смешение понятий и направленная против некоего религиозного и/или этнического сообщества фобия всегда носят упрощенческий характер и говорят больше о психологии человека (и явной нехватке у него исторических познаний), чем о существующих реалиях. Для мало-мальски серьезного анализа требуются не умствования о «столкновении цивилизаций», а размышления о (гео)политических, исторических, экономических и социальных корнях ситуации. Только так можно понять, почему экстремистской или даже террористской доктрине удалось утвердиться на той или иной территории.
В первом материале мы уже говорили, что напряженность связана в первую очередь не с российскими мусульманами, а Северным Кавказом, его историей и нынешней политической ситуацией. А внутри региона речь главным образом идет о Чечне.
История чеченцев, которые первыми подняли мятеж на Северном Кавказе после окончания холодной войны, совершенно не похожа на историю татар и прочих мусульманских народов России. Нужно помнить, что завоевание этого региона в XIX веке проходило с огромными трудностями, жестокостями и репрессиями. Поэтому оставшиеся в памяти людей колониальные раны намного свежее, чем у татар и башкир (третий и четвертый по величине этносы России). Для российских мусульман Великая отечественная война стала общим моментом героизма всей страны.
Для чеченцев и их соседей-ингушей это было время восстания против советских угнетателей. В период с 1940 по 1944 год националист Хасан Исраилов организовал настоящее восстание и подтолкнул многих ингушей и чеченцев к дезертирству из Красной армии. Надежда родилась у них при виде тех трудностей, с которыми столкнулся Советский Союз при попытке завоевания Финляндии (30 ноября 1939 года — 13 марта 1940 года). Мятежников просто-напросто объявили союзниками нацистской Германии, хотя на самом деле их идеалы были совершенно другими (неприятие Северным Кавказом любого империализма противоречило идеологии Третьего Рейха), а политика никак не стыковалась с немецкой (отказ Берлина признать независимость Северного Кавказа). Как бы то ни было, все это не имело значения: наказанием за «коллаборационизм» стала депортация. Во время этого массового исхода погибли 100 000 человек, и когда речь заходит о новой чеченской истории, нам ум в первую очередь приходит именно этот трагический эпизод.
Читайте также: Может в России ничего и не случилось бы, если бы из ее состава вышли Чечня и Якутия
Вряд ли кому-то покажется странным, что после распада СССР Чечня снова взбурлила. И по итогам первой войны (1994-1996) ей удалось вырвать у московских властей независимость. Ельцинская Россия оказалась не в силах помешать этому ни переговорным, ни военным путем. После 1996 года Москва никак не могла смириться с таким положением дел. Государство внутри российских границ, которое не признавало российских федеральных законов, представляло угрозу для безопасности и территориальной целостности России, отметил в 1999 году бывший министр внутренних дел Куликов. Для России (как, впрочем, и для Китая) это очень важный момент: речь идет о страхе потерять часть территории и, как следствие, национальный престиж, что может повлечь за собой политический и общественный хаос. Это объясняет решение России отказаться от подписанных в августе 1996 года Хасавюртовских соглашений, по которым Чечня становилась субъектом международного права (прелюдия к признанию независимости).
С 1997 года Москва использовала все имеющиеся у нее дипломатические средства, чтобы не допустить признания за границей чеченских паспортов и документов, а также формирования прямых дипломатических связей Чечни с международным сообществом. Разумеется, с точки зрения России и ее борьбы с сепаратизмом все это было совершенно логично. Тем не менее, эти шаги не дали пришедшим к власти чеченским националистам структурировать их новое государство и поддержать в нем порядок. Они не смогли получить доступ к международному финансированию. Будучи прагматиками, они намеревались поддерживать тесные отношения с Россией: она была их главным соседом, и после победы в 1996 году антироссийский курс был совершенно контрпродуктивным. Однако чеченские исламисты и их иностранные союзники, ясное дело, придерживались совершенно другого мнения.
Во время первой войны в Чечне эта радикальная группа была в меньшинстве (как отмечают немногочисленные достойные доверия источники, в 1995 году там было всего 300 иностранных боевиков), но она была решительно настроена заполучить ключевую роль в новой стране. Они взяли на вооружение подход полевого командира Хаттаба (родом из Саудовской Аравии), который был против бесперспективной, по его мнению, борьбы с США. В 1980-х годах он воевал в Афганистане и был убежден, что Россия слаба и может развалиться на части, как это несколькими годами ранее произошло с Советским Союзом. Отсюда и стремление исламистов вести войну в Чечне: их целью была не только независимость этой республики. Им нужно было подстегнуть весь Северный Кавказ к мятежу, заставить Кремль допустить ошибку, показать, что в стране укоренилась исламофобия, и поднять на восстание другие народы вроде татар из-за репрессивного курса центра.
Также по теме: Война в Чечене глазами ребенка
Если бы Россия развалилась на части, ветеранам-исламистам удалось бы утвердить свою власть по меньшей мере в одном-двух «новых» евразийских государствах. Часть их плана (мятеж на Северном Кавказе, репрессии со стороны Кремля), безусловно, увенчалась успехом. Они не сыграли большой роли в победе в первой войне, но им удалось провести несколько впечатляющих акций, которые привлекли к себе большое внимание СМИ, особенно в Персидском заливе. Им удалось найти там источники финансирования и с их помощью привлечь на свою сторону юных чеченцев, которые хотели вступить в отряды для борьбы с российскими войсками. В конце концов, иностранные исламисты могли платить своим солдатам по 500 долларов в месяц и бесплатно выдавать им оружие. После 1996 года они получили доступ ко внешним источникам поддержки и финансирования, тогда как стремившиеся построить новое государство умеренные лидеры сидели без гроша в кармане...
Командир вооруженного чеченского восстания Аслан Масхадов был рациональным и умеренным националистом и выступал против терроризма. Он явно пользовался поддержкой народа и получил 59,3% голосов на президентских выборах 1997 года против 10% у более близкого к иностранным исламистам Яндарбиева. Как бы то ни было, те неизменно поддерживали чеченских полевых командиров и препятствовали созданию централизованного государства, которое могло бы положить конец их контрабанде и незаконной торговле. У Масхадова практически не было средств, и он сначала предложил некоторым из них места в правительстве, а затем попытался выдворить из страны Хаттаба. Напрасно: местные союзники всеми силами защищали своего богатого и щедрого союзника...
Близорукий российский национализм, оставшиеся без средств для поддержания стабильности умеренные, решительно настроенные исламисты со внешним финансированием — бомба замедленного действия ждала лишь предлога для взрыва. Как мы уже отмечали чуть выше, иностранные исламисты не собирались останавливаться на Чечне: в августе и сентябре 1999 года они провели военные акции в соседнем Дагестане. Далее, 9 и 13 сентября в Москве произошло два теракта при невыясненных обстоятельствах (заказчики до сих пор не были точно установлены). Вторая война в Чечне стала неизбежной. В таких условиях в лагере националистов произошел раскол, и некоторые из них, в том числе Ахмад Кадыров, настолько опасались исламистов, что предпочли им вчерашнего врага. В первой половине 2000-х годов исламисты смогли постепенно подмять под себя чеченские националистические силы и стать ядром сопротивления власти России...
Теперь, когда мы установили корни зла, нужно рассмотреть положение исламизма в современной России и оценить опасность на будущее. Этим мы и займемся в следующем материале.
