Atlantico: В пятницу по случаю вступления в силу новой конституции Туниса Франсуа Олланд назвал ее «важнейшим документом», который подтверждает, что «ислам совместим с демократией». Как бы то ни было, у ислама есть несколько форм. Какие из них совместимы с демократией, а какие нет?
Ау Сениге: Любая монотеистическая религия, которая полагается на некое священное писание, постоянно подвергается колебаниям и изменениям, а также гуманитарному воздействию. Все это ведет к тому, что ее общественно-политическое применение зависит от человека, группы, обстоятельств и места.
С этой точки зрения ислам не является исключением и представляет собой то, как его определяют мусульмане. Лично мне кажется, что в научном плане правильнее было бы говорить о поддержке демократии со стороны тех или иных мусульман, а не совместимости ислама с демократией.
Филипп д’Ирибарн: Ислам в той его форме, которую он принял в обществе различных стран, зачастую носит синкретический характер: в Индонезии на него оказал влияние индуизм, в Иране — зороастризм, а в Африке — анимизм. И эти его формы вовсе не всегда хорошо сочетаются с демократией.
Когда мы говорим об отношениях ислама с демократией, для начала нужно выделить два аспекта последней. Ее западное понимание подразумевает тесное переплетение власти народа и защиты индивидуальных свобод. В исламском мире все обстоит совершенно иначе. В целом, стремление к демократии действительно просматривается, если говорить о суверенитете народа. Если в мусульманских странах существует автократическая власть, это в первую очередь связано с их общественной структурой: так, в обществах с традиционной племенной системой сложно обойтись без сильной центральной власти. Ислам не является тому причиной. Тем не менее, это не касается неуважения к плюрализму мнений и правам человека. Турция представляет собой прекрасный пример власти народа и регулярного проведения выборов руководства при отсутствии стремления поддержать религиозный и политический плюрализм. Индонезия в некотором роде является исключением из правила из-за влияния индуизма, которому неизменно свойственен плюралистический аспект.
— В каких условиях и при каких обстоятельствах ислам совместим с демократией?
Филипп д’Ирибарн: Это могло бы относиться к исламу, который сосредоточился бы на внутренних аспектах религии в традициях суфизма или некоторых течений шиизма и полностью отошел бы от государственных дел, передав управление страной чисто светской власти. В Иране даже среди некоторых представителей духовенства существует течение в поддержку таких перемен. В результате могло бы сформироваться сочетание ислама с демократической современностью.
Ау Сениге: Исламские представления больше не будут препятствием для демократии в странах с преимущественно мусульманским населением при условии начала настоящих общественных, экономических и политических демократических процессов, то есть формирования пространства, в котором люди смогут добиться признания как граждане. Фанатизм, который нередко пытается прикрыться голосом ислама, долгое время процветал в тени авторитарной власти и диктатур. Это непреложный факт.
— Совместим ли сам Коран с демократией?
Филипп д’Ирибарн: Да, если речь идет о власти народа. Сами мусульмане нередко ссылаются на понятие «шура», которое означает рекомендованный Кораном «совет». Тем не менее, подчеркиваемая в этом священном писании важность единства сообщества, жесткое осуждение всех нарушителей этого единства и крайне отрицательное восприятие любых споров свидетельствуют о его не лучшей совместимости с демократическим плюрализмом.
Ау Сениге: Коран — это немая книга, как и Библия или любое другое священное писание. Люди озвучивают эти книги и используют их как ориентир для жизни и существования. Коран сравним со всеми религиозными писаниями, которые появились до него. Некоторые отрывки прославляют свободу сознания и «совет», тогда как другие, без сомнения, призывают к насилию. Поэтому очень важно поставить строки в правильный контекст и установить идеологические основы тех, кто о них говорит.
— Может быть, Франсуа Олланду следовало бы говорить не об исламе, а о мусульманской культуре? Возможно, это она совместима с демократией, как демонстрирует пример Туниса?
Филипп д’Ирибарн: Новая тунисская конституция действительно стала очень важным событием. Утверждение гражданского характера государственной власти, отсутствие отсылок к шариату, принятие свободы мысли, запрет обвинений в вероотступничестве — все это настоящий демократический прогресс. Кроме того, сам факт обсуждения и достижения компромисса модернистами и исламистами уже можно считать добрым предзнаменованием. Франсуа Олланд совершенно оправданно приветствовал эту конституцию. Однако озвученный им вывод был чересчур поспешным. Стоит ли связывать произошедшее с исламом? С мусульманской культурой? С одним лишь Тунисом? С особым историческим контекстом? Ответ не назвать очевидным.
Тунис — вовсе не типичный представитель мусульманского мира. Еще с эпохи Бургибы там наблюдались сильнейшие модернистские течения. Представители этого движения долгое время боролись за то, чтобы добиться демократических подвижек с конституцией. Но действительно ли исламисты уступили? Быть может, они просто решили затаиться из осторожности, чтобы не повторить судьбу своих египетских единомышленников? Пока что нынешние события говорят о том, что тунисское общество совместимо с демократией. Но разве это не связано с тем, что оно в прошлом дистанцировалось от ислама больше, чем другие мусульманские страны?
Ау Сениге: Вы абсолютно правы. Сейчас понятие «ислам» используется повсеместно так, словно речь идет о чем-то однородном и едином. Так, хотя, по некоторым данным, 97% арабского мира — мусульмане, далеко не все мусульмане оценивают свою принадлежность к исламу одинаковым образом, что еще больше усиливает разнообразие этого крайне гетерогенного геокультурного образования.
Разумеется, этот преимущественно мусульманский мир (не стоит забывать об атеистах, агностиках, христианах и немусульманах) вовсе не отторгает демократию. Как раз наоборот, он к ней стремится. Тунис стал тому подтверждением. Принятие новой конституции было большим достижением, которое нужно учитывать при оценке будущего страны и региона.