«Как вы смеете бояться смерти?! Ведь это всё равно, что струсить на поле боя. Посмотрите — кругом валяются. Вспомните о ваших покойных стариках-родителях. Подумайте о вашей кузине Верочке, которая умерла пятилетней. Такая маленькая, и пошла умирать, придушенная дифтеритом. А вы, взрослый, здоровый, образованный мужчина, боитесь… А ну — перестаньте дрожать! веселее! вперед! Марш!!»
Эти слова после заголовка служат введением к удивительному сборнику афоризмов на все времена. Недавно Jaca Book переиздало «Мысли врасплох» Андрея Синявского с приложением, называющимся «Последние мысли», под редакцией Серджо Рапетти (128 стр., 10 евро).
Хотя в этой книге нет никакой интриги или развития действия, она захватывает необыкновенной концентрацией мысли. Кажется, что автор перескакивает с одного предмета на другой, но в результате были созданы афоризмы, единственные в своем роде.
Когда Синявский писал эту книгу, вокруг него сжималось кольцо советской тайной полиции. Тот, кто сейчас приближается к 60 годам, помнит процесс Синявского-Даниэля, который был одним из первых проявлений жестокой буффонады советского режима. Светский либерал, которому был ближе скорее Толстой, чем Достоевский, первоначально известный на Западе под именем Абрам Терц, Андрей Синявский (1925-1997) был осужден на шесть лет принудительных работ не за то, что он сказал или сделал нечто, непереносимое для режима, а за то, что он не сказал и не сделал того, чего режим желал. Насильственные режимы очень чувствительны, их легко задеть, они деспотичны, потому что осознают свою слабость и хрупкость, они подозревают оскорбление еще до того, как виновный о нем помыслил. О советских диссидентах перестали вспоминать сразу же после распада СССР. Целое племя героев было предано забвению. Но они помогли мне и другим сформироваться, мы находили в книгах Солженицына и в необыкновенной смелости Сахарова пищу для души.
Конец режима не может стереть универсальную ценность их примера. В центре размышлений Синявского находится не столько наглость режима, сколько контраст между скудостью современности и обширностью старого религиозного мира. В одном из самых знаменитых своих афоризмов, собранных в публикуемой книге, автор противопоставил время, когда «человек в своем домашнем быту гораздо шире и прочнее, чем в нынешнее время, был связан с универсальной — исторической и космической — жизнью». А в ХХ веке человек «в чешских ботинках, с мексиканской сигаретой в зубах прочел корреспонденцию о появлении нового государства в Африке и пошел кушать бульон, сваренный из французского мяса. Мужик поддерживал непрестанную связь с огромным мирозданием и помирал в глубинах вселенной, рядом с Авраамом. А мы, почитав газетку, одиноко помираем на своем узеньком, никому не нужном диване».
Превосходный писатель Синявский не вдается здесь в частности: он чувствует, что у него остается мало времени, и при таких обстоятельствах страх смерти отвлекает от выполнения жизненных задач. Он создает великолепный образ человека, который умирает на диване, перелистав журнал. Мы должны бы презирать этого безымянного человека, но мы испытываем боль за него и за его судьбу. Посмотрите на него: даже перед последним вздохом он сосредоточен на последнем заброшенном в ворота мяче, на последне успехе в Сан-Ремо.
Защита религии в данном случае имеет оттенок провокации. Много говорится о Боге и о необходимости веры в Бога, хотя писатель заявляет, что он не придерживается религиозных обрядов. Однако, религиозность Синявского представляется глубокой и истинной. Ведь эти мысли к самому автору пришли неожиданно, застали его врасплох. Бог для автора — это очевидность настоящего времени: перед Ним нет масс, а только отдельные личности; не существует правил и законов, а только добровольные дела. «Господь предпочитает меня», — пишет автор. И в этом единственное достоинство человека перед танками Истории: не его богатство, не его способность всегда оставаться на стороне сильных, е его предпочтение быть избранным.
Обязательно почитайте «Мысли врасплох». Редко придется вам встретиться с подобным рассмотрением уникальности человеческой личности и зверства власти, которая всегда будет страшиться человека.
