Atlantico: Фрейд считал, что сохранить секрет в принципе невозможно: даже если мы не говорим о нем напрямую, наше тело делает это за нас через мимику и поведение. С чем связана эта реакция? Какие механизмы в мозгу вызывают подобное поведение?
Жан-Поль Миале: Существует два вида языка. Во-первых, это вербальный язык, которые находится под нашим контролем и выражает наши знания. Кроме того, существует язык тела, который выражает наши эмоции. Хранить тайну означает прилагать усилия, чтобы удержать ее подальше от того, что мы выражаем вербально. Эти усилия сопровождаются опасением выдать себя, которое вполне может проявиться и мимике и жестикуляции.
Речь не идет о каком-то особом механизме работы мозга. Отвечающая за эмоции лимбическая система находится в тесной связи со всей когнитивной системой левого полушария, которое участвует в формировании вербального языка: пусть речь и задействует наши знания, ей все равно движут эмоции. Кроме того, лимбическая система через правое полушарие воздействует на общие выразительные средства, которые в отличие от речи никак не фильтруются и не контролируются.
Секреты могут влиять на эмоции двумя способами. С одной стороны, мы боимся выдать себя, и мимика в конечном итоге может отразить это чувство. С другой стороны, многое зависит и от сути тайны. Секреты бывают разные! Если я кого-то убил, мне будет гораздо труднее сохранять невозмутимый вид, чем, например, скрыть от кассирши, что я стянул с полки плитку шоколада.
— В 2007 году в The American Journal of Psychology было опубликовано исследование, в котором отмечался один интересный факт: хранить тайну тяжело, потому что секреты занимают слишком большое место в нашем мозгу. Что это значит? Как мы храним информацию, и как мозг может ощутить недостаток свободного места?
— Хранить тайну тяжело, потому что она висит грузом в нашем сознании. В результате разум постоянно находится в состоянии тревоги, чтобы защититься и не выдать секрет.
Воспоминания хранятся в форме следов в нервных связях. Форма и расположение этих мнезических следов отличается в зависимости от того, идет ли речь о зрительных образах, словах или звуках. Восстановление воспоминания путем активизации этих следов задействует самые разные области мозга. Или даже скорее весь мозг в целом. Нам ничего не известно о возможных ограничениях способности мозга к запоминанию. Тем не менее, с его возможностями по воспроизведению воспоминаний все обстоит иначе: бывает, что у нас не получается воссоздать воспоминание, хотя его следы и хранятся в нашем мозгу. Об этом свидетельствует случайная активация электричеством давних и забытых воспоминаний во время нейрохирургических вмешательств.
Хотя наша память и кажется безграничной, мы используем не всю ее полностью, а лишь часть. Если взять пример компьютера, то можно сказать, что у нашего жесткого диска есть неограниченные возможности по хранению информации, однако эту «мертвую» память можно использовать лишь через узкое окно «живой»: в данном случае это оперативная память. И у нее есть ограничения. Как мне кажется, озвученные в The American Journal of Psychology выводы не стоит воспринимать буквально. Речь не идет о месте в мозгу, а о месте в оперативной памяти. Тайна требует усилий по фильтрации, что отъедает ресурсы оперативной памяти и сужает окно живой памяти. Когда человек разговаривает с кем-то, от кого ему необходимо что-то сохранить в секрете, его мысли буквально забиты информацией, о которой нельзя говорить. Чем сильнее мы стараемся о чем-то не думать, тем прочнее это сидит у нас в голове.
— Как отмечается в появившемся в прошлом году в The Journal of Adolescence исследовании, секрет не просто отъедает место, а может даже представлять опасность. Это действительно так? Чем на самом деле он может грозить? Как все это проявляется на уровне мозга?
— Опасность? Не думаю, что здесь действительно есть какая-то угроза. Хранение секрета само по себе не опасно. Но в зависимости от природы тайны такие эмоции как стыд или вина могут давить на человека, мешать ему обрести мир в отношениях с самим собой и другими людьми. Рассмотрим пример забеременевшей девушки, которая не может решиться рассказать об этом родителям. Опасен здесь не секрет сам по себе: стыд и чувство вины не дают девушке открыться, говорить, пережить это событие, не разрывая связь с окружающими. Мне постоянно попадаются пациенты, которые приходят на прием, чтобы поделиться тайнами. Они страдают от того, что эти секреты отделяют их от окружающих. Кроме того, они лишают их части самих себя: человек отмалчивается с самим собой, а не только с другими. Моя задача заключается в том, чтобы вместе с ними отрыть эту тайну, помочь им жить лучше, принять ее, сделать ее частью своей истории. Дальше они могут поступать так, как считают нужным: оставить ее при себе, сделав тем самым осознанный выбор, или поделиться ей с другими, тщательно взвесив все возможные последствия такого откровения. Опасности для мозга тут нет. Но тайна может заставить человека жить скрытно, изменить самому себе.
— Некоторые люди вынуждены хранить секреты. Как они с этим справляются? Можно ли этому научиться? Существует ли какая-то предрасположенность? И каковы долгосрочные последствия?
— Мы все можем хранить тайну. Тем не менее, у некоторых есть нужные для этого особые качества. Есть те, кто великолепно умеет фильтровать и разделять информацию. А некоторые мастерски скрывают свои чувства, прекрасно владеют собой, могут безукоризненно сыграть нужную роль и т.д. Разумеется, все эти навыки можно развить, но здесь, как и везде, кто-то изначально одарен больше других. В любом случае, тайну не назвать чем-то естественным. Это всегда продукт обстоятельств. Определенные занятия неразрывно связаны с секретностью. Врач обязан хранить профессиональную тайну, но это никак не давит на него: это необходимое условие для того, чтобы он мог выполнять свою работу, пользуясь доверием пациентов. Точно также некоторые должности вроде дипломатов, разведчиков или, например, президентов, требуют умения хранить определенные тайны: это уже не пожелание или предпочтение, а настоящая необходимость. О некоторых вещах нельзя говорить открыто, потому что это в общих интересах.
Нужно отметить, что сегодня у тайны сложилась не лучшая репутация: ее считают чем-то предосудительным. Но ведь у нее есть и хорошие стороны. В повальной секретности, конечно, нет ничего хорошего, но и культ тотальной прозрачности тоже неидеален. Никто из нас не может быть полностью прозрачным. В нас всех есть часть, которую мы не имеем ни малейшего желания выставлять напоказ другим. Это частное и непроницаемое для окружающих пространство становится для нас тайной игровой площадкой, которая позволяет расслабиться и ощутить не сдерживаемую ничем свободу перед тем, как снова вернуться на свое место в обществе других людей. Паскаль говорил, что если бы мы знали, что думает о нас наш лучший друг, у нас больше бы не осталось друзей. Стремление к тотальной публичности означает движение к тоталитаризму, который лишает нас личной свободы.
Жан-Поль Миале (Jean-Paul Mialet) — психиатр, директор по образовательным программам Университета Париж V.
