Подполковнику совсем нехорошо. Он отвечает на предсказуемые вопросы, а голос у него уже дрожит. Он доводит ответ до точки, извиняется, разворачивается и уходит.
Несколько часов назад его часть, украинский зенитно-ракетный полк в Евпатории, подняла российский флаг. Под флагом построили военнослужащих, которые из трех вариантов — уехать на Украину, демобилизоваться и жить в Крыму или присягнуть на верность России — выбрали последнее.
Таких оказалось большинство. «Больно говорить, но — 80%», — констатирует подполковник Анатолий Гончарук.
Гончарук считает, что взяли на испуг и на соблазн. К проходной в последние дни приезжали представители Черноморского флота. «Рассказывали, как хорошо служить в российской армии. Говорили, что тех, кто откажется от службы, с территории Крыма выгоняют, квартиры, которые есть в распоряжении военнослужащих, будут переданы тем людям, которые будут тут служить».
Также, по словам подполковника, российские посланцы говорили, что органы безопасности Украины уже завели дела на всех, кто оставил часть и поджидают «возвращенцев» за границей Крыма.
Это оказалось неправдой — Гончарук позвонил в командование ВВС Украины сам.
Но жилье — самый главный, и самый больной вопрос. Большинство служащих части находятся в феодальной зависимости от тех, кто распоряжается этими квартирами. Так что выход с «дембелем» и продолжением жизни в Крыму — для большинства и не выход вовсе.
А крымчан в составе части — все те же 80%. Без вариантов, как говорится.
Семья и родина
Но, оказывается, есть варианты. Только еще хуже.
«Это даже не государственная проблема, это — проблема моей семьи», — объясняет капитан Людмила Лейковская.
Ее муж хочет демобилизоваться. Лейковская и сама уже не против, но утверждает, что демобилизовываться придется уже из российской части.
Это, полагает она, грозит ей уголовным преследованием на Украине — за измену. А у нее на Украине семья. И вот она мечется — между мужем в Крыму и родными на Украине, за неделю ставшей заграницей.
«Моя родина — Украина. Но и Россия может стать моей родиной. Или я предам себя, и родину или… или я не знаю что».
Капитан Лейковская начинает плакать.
Разыграна российская защита
В первый раз я приехал в этот полк 5 марта. Накануне пророссийски настроенная общественность пыталась прорваться на базу. А через ворота уже каким-то образом проникли несколько десятков «неизвестных солдат». Подполковник Гончарук утверждает, что они «просились в туалет». Странное вторжение.
Как бы то ни было, вечером 4-го другая часть евпаторийской общественности — жены и матери военнослужащих — остановили армейский грузовик, который попер на ворота.
Но в полку тогда установилось какое-то фантасмагорическое сожительство: российские военнослужащие заставили украинцев сдать оружие под замок, утверждая, что в часть-де могут прорваться «бандеровцы». Невооруженные зенитчики ходили по части и как могли отражали притязания россиян на пункт управления ракетными комплексами.
Жилье в части — большая проблема
Рядом ходил представитель крымских властей, заявивший, что все происходящее — это только способ защитить украинских военных от неизвестных, но очень коварных бандитов. За воротами бушевал очередной митинг с триколорами и георгиевскими ленточками.
«Это украинская часть, которая осуществляет совместную охрану своих объектов с российскими военнослужащими, которые прибыли для …, — майор Геннадий Хорсун тогда надолго запнулся, — … предотвращения… недопущения утечки оружия в массы».
«Крым, Россия — вместе, армия с народом!» — вещали массы вслед за организатором митинга.
Потом российские военные отошли. Недалеко — метров на пять от ворот с другой стороны.
Киев не дал приказ
Капитан Лейковская — специалист по работе с личным составом. Все эти три недели ей как-то приходилось объяснять подчиненным, что по этому поводу собирается делать верховное командование в Киеве.
Верховное командование в Киеве, по ее словам, не делало ничего.
«Говорили, "держитесь и не ведитесь на провокации". Все держались, защищали территорию своего полка. И что случилось? За 21 день нам никто не пришел на помощь. Указаний четких из Минобороны и Генштаба не было».
Поддержки, говорит она, никто не чувствовал. Чуть ранее капитан обронила тяжелое слово «предательство».
И Гончарук, и Лейковская говорят, что солдаты и офицеры были готовы отстаивать часть, в какой-то момент задумались даже об использовании зенитных установок против российских БТРов.
Но приказ об использовании оружия так и не поступил. Главным для Киева было не дать повод «вежливым зеленым человечкам» пустить в дело все привезенное с собой оружие.
И пока обезоруженные украинские офицеры показывали мне казармы, у входа ходил человек в «пиксельном» камуфляже, с автоматом и «Шмелем» через плечо.
Служу «ну… своему народу»
С понедельника территория части начнет преображаться. Вчерашние офицеры и контрактники начнут демонтировать старенькие стенды с ненужными теперь лозунгами типа «Границы Украины святы и нерушимы» или «Присягаю никогда не вредить украинскому народу».
Прапорщик Максим Шумеев вполне может оказаться один на один с таким лозунгом уже со следующей недели. В пятницу он принял присягу России.
Это явно неудобный для Шумеева вопрос. «Я как служил народу Украины, точно так же и остаюсь служить, ну… своему народу. Можно сказать даже так, что — крымскому народу», — объясняет он.
«Ну… Российской Федерации», — признает он, помявшись.
Но народ-то, он, по словам прапорщика Шумеева, другим не стал. «Как это – другому? Национальностей тут много — крымские татары, украинцы, русские».
Национальностей много и, невзирая на победные итоги крымского референдума, есть немало тех, кто уверен, что противоречия между разными этносами теперь усилятся.
Прапорщик путается, но поставьте себя на его место. Особенно если за вами подошел понаблюдать российский "коллега" с "Калашниковым", решивший совместить охрану КПП с работой армейского цензора.
Как-то продравшись через политику, Шумеев переходит к экономике, и тут ему явно легче. «Я служу 15 лет, и за эти 15 лет мне украинская армия не дала ничего. Даже общежития».
«Думаю, стабильность будет, — прогнозирует свою жизнь в России и службу в российской армии прапорщик. — И думаю, то, что мне не дала украинская армия, даст российская».
«Может, квартиру получим»
Ему вторит Светлана Шевченко, ожидающая, пока после собрания с руководством российского отряда вернутся два ее зятя, решивших вроде остаться на службе в рядах российской армии.
«Мы радуемся, что все останется по-прежнему, может быть зарплаты поднимутся и пенсии, может быть, жилье начнут строить и квартиру получим».
Она тоже говорит, что с пропиской в гарнизонном общежитии никаких вариантов, кроме перехода на службу в российскую армию, не было.
В начале марта она была среди тех, кто встал перед надвигавшимся на ворота части грузовиком. Но с тех пор все ее волнения были только о том, чтобы родственников «взяли в Россию». Взяли, вот.
«Я так рада — предела нет», — повторяет Шевченко.
Но предела нет и трагедиям на этом истоптанном пятачке у КПП. Один из зятьев вышел из части с сумкой и в форме — признак того, что решил дальше не служить. Моя собеседница напряжена.
Дальше следует тихая, но гневная разборка с ожидавшей женой. Офицер и жена идут вдоль забора, спорят и жестикулируют.
Потом военный разворачивается и идет обратно к воротам. Он ставит вещи рядом с подполковником Гончаруком и идет обратно в часть. Присягать, пока не поздно?
Трудно представить, чтобы подполковнику стало еще более муторно на душе. Но, видимо, станет.
