Киевские антиправительственные протесты стали уже фактом истории, однако баррикады остаются на месте— как место поклонения в память о жертвах. Посетители проходят по этой площади, отдавая дань уважения Небесной сотне, тем людям, которые были убиты в дни борьбы. Имена мучеников наклеены на деревья, их фотографии усыпаны цветами. Дети держат небольшие украинские флаги и позируют для фотографий перед этими монументами. Они не улыбаются.
Они будет помнить всю свою жизнь посещение этого места, потому что именно так создаются нации: на основе легенд, эмоций, историй, повествующих о героях. Истории о тех людях, которые месяцами стояли на этой площади, будут рассказываться снова и снова. Однако это не означает, что протестующие обязательно одержат победу. Наоборот, украинцы скоро узнают, что восторг по поводу «народной власти» — массовые марши, крупные демонстрации, песни и знамена — всегда является иллюзией. И рано или поздно иллюзия исчезает.
Никто не отрицает эмоциональной силы такого рода протестов. Каждый, кто когда-нибудь посещал рок-концерт или футбольный матч, знает, какое это большое удовольствие быть частью кричащей толпы. Однако этот опыт намного более интенсивен, если вы находитесь в толпе, которая, судя по всему, вершит историю. С 18-го века философы пытаются описать опьяняющую силу массовых действий. Когда Майкл Уолцер (Michael Walzer) беседовал с американскими борцами за гражданские права, они все говорили ему одно и то же относительно протестов: «Это было как лихорадка. Все хотели туда пойти». И именно потому, что он осознает эйфорическую силу толпы, и особенно потому, что он понимает, каким образом она может придать храбрости людям, запуганным несправедливым государством, Владимир Путин, президент России, так решительно настроен на то, чтобы не допустить распространения украинской революции.
Однако успешная уличная революция, как и любая революция, никогда не гарантирует того, что она оставит после себя что-либо позитивное — если вообще что-то оставит. На Западе мы сегодня часто ассоциируем протесты с прогрессом, или, по крайней мере, мы исходим из того, что большие толпы людей — марши на Вашингтон, на Париж в 1968 году — являются благотворным фактом социальных изменений. Вместе с тем, уличные революции не всегда являются прогрессивными, позитивными или даже важными. Некоторые их них заменяют коррумпированную тиранию на насилие и политический вакуум, что и произошло в Ливии. Украинская оранжевая революция в 2004-2005 годах выдвинула группу новых лидеров, которые оказались столь же некомпетентными, как и их предшественники. Толпа может быть агрессивной, она может быть настроена на насилие и выдвинуть на первый план экстремистов: вспомните Тегеран в 1979 году или, конечно же, Петроград в 1917 году.
Толпа может даже не выражать мнение большинства. Поскольку уличная революция представляет собой интересный материал и поскольку она дает возможность получить великолепные фотографии, мы часто ошибочно смешиваем «народную власть» с собственно демократией. На самом деле создание демократических институтов — судов, правовой системы, законодательства о правах — представляет собой долгий и утомительный процесс, который часто вообще не интересует журналистов. Ратификация Тунисом новой конституции в начале этого года является наиболее важным достижением арабской весны, однако мучительные переговоры, предшествовавшие этому событию, были сложными для понимания со стороны, и, кроме того, их даже отдаленно нельзя было назвать телегеничными.
Было бы также опасной ошибкой считать, что «народная власть» сможет когда-либо стать заменой настоящим выборам. По телевидению демонстрация может показаться большей по масштабу, чем она есть на самом деле. И в Таиланде, и в Турции представители образованного среднего класса вышли недавно на улицы для того, чтобы выразить протест против демократически избранных лидеров, которые становятся все более коррумпированными и автократичными, однако они имеют все шансы завтра вновь быть избранными на свои должности. В Венесуэле выборы не являются честными, а средства массовой информации не свободны, однако президент этой страны пользуется поддержкой многих венесуэльцев, которые продолжают верить в его крайне левую риторику, какой бы вредной ни была проводимая им политика для страны. Демонстрации могут привести к изменениям в некоторых из этих стран, но для того, чтобы эти изменения стали легитимными — и постоянными — электорат, в конечном счете, должен их одобрить.
Мы часто забываем о том, что наиболее успешные переходы к демократии происходили вообще без участия толпы. Чили стала демократией, потому что ее диктатор Аугусто Пиночет решил, что она должна стать таковой. В начале 1989 года, задолго до массовых демонстраций в Праге и в Берлине, лидеры польской оппозиции сели за большой круглый стол со своими прежними тюремщиками и договорились о путях выхода из коммунистической системы. Не существует броских фотографий этих изменений, и многие люди сочли их неудовлетворительными, даже несправедливыми. Однако Чили и Польша остаются сегодня демократиями, и не в последнюю очередь потому, что их новые лидеры пришли к власти без открытой оппозиции со стороны старого режима.
Было бы прекрасно, если бы подобного рода переходов было больше, однако не каждый диктатор хочет сегодня проложить путь к изменениям. По этой причине постреволюционные периоды часто имеют более важное значение, чем сама революция, поскольку именно в этот момент эмоции толпы должны быть быстро — незамедлительно — направлены на создание легитимных институтов. Это непростая задача. На волне египетской революции демонстранты не хотели покидать площадь Тахрир. «Мы не уйдем отсюда, потому что мы должны убедиться в том, что эта страна встала на правильный путь», — заявил в то время один из протестующих. На самом деле в это время он уже должен был быть дома, в своем районе, и заниматься на низовом уровне созданием политической партии, которая могла бы стать для египтян альтернативой организации «Братья-мусульмане».
В Киеве уже пора сворачиваться уставшим молодым людям, жившим в «палаточном городке» в центре города. Многие люди в Киеве также это понимают — следует отдать им должное. Одно из самых позитивных событий в Киеве на прошлой неделе произошло не на баррикадах, а в помпезном конференц-зале гостиницы «Интерконтиненталь», где сотни экономистов, банкиров и членов парламента собрались для того, чтобы послушать советы от политиков, переживших столь же драматичные революционные события. Бывший министр экономики Грузии заявил, что борьба против коррупции требует наличия одного важного элемента: тюрьмы для тех, кто нарушает закон. Представитель Словакии сказал своим украинским коллегам: готовьте фундаментальные реформы и готовьтесь к тому, чтобы на самом деле стать непопулярными. Все присутствовавшие в зале строго одетые украинцы — никто из них даже отдаленно не напоминал революционеров — задавали одни и те же вопросы: какие нам нужны законы? Какие у нас должны быть правила? Как мы может убедиться в том, что эти изменения настоящие? Подобного рода разговоры не привлекают внимание фотографов, однако в них содержится обещание чего-то постоянного.
В другой части города другая группа украинцев — на этот раз в майках и в джинсах — обсуждала другую форму институциональных изменений. Их онлайновый телеканал Hromadske TV ведет свои передачи из небольшой студии без особого оформления и без мощных осветительных приборов. В течение нескольких месяцев журналисты телеканала Hromadske TV находились на баррикадах, снимали происходившие события, и их передачи смотрели тысячи зрителей просто потому, что они были настоящими: никаких мнимых репортеров в париках, никакой цензуры. Зарплату им выплачивают с помощью краудфандинга — на основе небольших пожертвований самих зрителей.
Этот телеканал завоевал доверие зрителей, и поэтому к нему обратились власти и спросили у его сотрудников о том, не могут ли они создавать программы для дискредитировавших себя государственных каналов? Однако в настоящее время телеканал Hromadske TV еще не хочет выходить на ведущие роли. Наталья Гуменюк, одна из ведущих телеканала, так объяснила мне это решение: «Задача состоит в том, чтобы изменить систему, а не только сменить лица». Сотрудники Hromadske TV хотят, чтобы был принят новый закон об общественном телевидении, независимых советах директоров, государственном телевидении, которое было бы защищено от влияния со стороны политиков. В долгосрочной перспективе Гуменюк хочет жить в стране с сильной свободной прессой, которой у Украины еще никогда не было, в стране, где журналисты защищены, а свобода слова гарантирована. Но для достижения этой цели необходимы юристы и законодательный процесс, а не «власть народа». Этим журналистам, как и новым министрам экономического блока, необходимо время, а не эйфория.
Может быть, Украина и не получит это время. И, возможно, сейчас уже нельзя направить энергию киевской толпы на что-то другое, кроме самообороны. Молодые люди с этой площади приходят на призывные пункты. Улыбаясь, Гуменюк рассказывает о том, как некоторые украинцы собираются на основе краудфандинга купить вертолет для украинской армии. Опытный антикоррупционный активист Светлана Залищук опасается того, что не будет возможности предложить национальным лидерам конструктивную критику в том случае, если нация будет бороться за свое выживание. «Если у нас война, то так в такой ситуации обеспечить подотчетность правительства?» — спрашивает она. Не в первый раз постреволюционное государство сталкивается с непосредственной военной угрозой, однако именно это постреволюционное государство плохо подготовлено для подобного рода вызова. События в Киеве начинали люди, которые мечтали о зоне свободной торговли, а не о военной тактике.
На самом деле постреволюционный Киев имеет свои преимущества. В отличие от участников многих других уличных революций, различные протестующие на Майдане действительно смогли договориться по нескольким ключевым пунктам: примат борьбы с коррупцией, дерегулирование плохо управляемой экономики, конституционная реформа, которая не позволит будущим президентам узурпировать власть. Если их революция не будет в ближайшее время подорвана российской агрессией, то украинцы могут даже — впервые с 1991 года — получить таких лидеров, которые будут действительно заинтересованы в судьбе нации, а не в накоплении личных благ. В конечном итоге постреволюционный успех Украины только частично зависит от поведения русских, и совсем не зависит от мистического понятия национального духа. Ее судьба будет определяться той скоростью, с которой украинцы смогут отказаться от революционного романтизма, а также отдать предпочтение строгости вместо спонтанности и анализу вместо эмоций. У толпы есть свое время. Но это время уже прошло.
Энн Аппельбаум является автором книг «Железный занавес: Подавление Восточной Европы, 1944-1956» (Iron Curtain: The Crushing of Eastern Europe, 1944-1956) и «ГУЛАГ: История» (Gulag: A History).
