Сотрясающие Ирак уже не первый месяц вспышки насилия (от разгона лагеря суннитских демонстрантов в Эр-Рамади в конце 2013 года до отправки армии и полиции на подавление протестного движения по распоряжению премьера-шиита Нури аль-Малики) поднимают вопрос не только о будущем переходного процесса в Ираке в перспективе парламентских выборов 30 апреля, но и влиянии исламистского движения в стране. После того как в феврале этого года Эль-Фаллуджа (бывший очаг сопротивления оккупации) оказалась в руках Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ), по всей стране возросло количество терактов, которые привели к гибели нескольких сот мирных жителей и еще дальше отдалили перспективу мира и стабильности.
Иракские радикальные исламисты уже давно привлекли к себе внимание своими масштабными акциями и громкими убийствами, однако, как ни парадоксально, нам до сих пор мало что известно о составе течения, его идеологических задачах и планах. Недавние «достижения» членов движения стали далеко не первым ударом, в связи с чем говорить о «возвращении» терроризма было бы совершенно ошибочно. По сути, насилие уже давно является неотъемлемой частью жизни в Ираке, который не смог избавиться от него после свержения Саддама Хусейна: мировой джихад пустил здесь корни задолго до военного вторжения США. В августе 2003 года прогремел взрыв в штабе Организации объединенных наций в Багдаде. Несколько дней спустя новой целью стала мечеть в священном городе Ан-Наджаф: это положило начало целой волне терактов, целью которых стали храмы и мирное шиитское население. В октябре 2004 года, накануне осады Эль-Фаллуджи, иорданский боевик и фаворит Бин Ладена Абу Мусаб аз-Заркави официально объявил о создании иракского ответвления «Аль-Каиды».
Во время оккупации радикальные исламисты считали, что американцы и шииты являются извечными врагами суннизма и должны быть уничтожены силой. В стране надолго воцарился хаос с обострениями накануне каждых выборов. Аз-Заркави грамотно использовал возникшее у многих суннитов чувство унижения и превратил западную суннитскую провинцию Аль-Анбар в оплот антиамериканского джихада. В 2005 году разъедающее суннитов чувство горечи вылилось в бойкот первых выборов и подъем радикальных настроений. Помимо националистов среди несогласных набрали силу салафиты, которые скрестили освобождение Ирака со смертельной борьбой с шиитами и «коллаборационистами». В феврале 2006 года напряженность достигла своего апогея с уничтожением шиитского мавзолея в Самарре, которое чуть не привело к гражданской войне. Часть уставших от всего суннитов осудила «Аль-Каиду», тогда как некоторые племена даже пошли на сближение с иностранными войсками.
В 2007 году среди суннитских племен все шире начали распространяться новые взгляды, что привело к ощутимому улучшению ситуации в плане безопасности. С помощью этого вынужденного альянса с Вашингтоном племена намеревались вернуть себе контроль над контрабандой, которую доверил им Саддам Хусейн во времена эмбарго и подмяли под себя исламисты после 2003 года. Незадолго до гибели во время рейда в Баакубе аз-Заркави осознал важность преемственности и молодого поколения иракских боевиков, которые приняли эстафету у иностранных радикалов. Такая «иракизация» борьбы должна была дать четкий политический проект суннитам, которые ощущали себя в изоляции во властных кругах. В середине октября 2006 года лидер «Аль-Каиды» Абу Омар аль-Багдади заявил о формировании Исламского государства Ирака на территории нескольких суннитских провинций. Все это должно было стать прелюдией к восстановлению халифата. После 2011 года сирийский кризис открыл для исламистов новое направление борьбы и привел к созданию ИГИЛ в апреле 2013 года по случаю десятилетней годовщины взятия Багдада.
Взятие силами ИГИЛ Эль-Фаллуджи и других зон в Аль-Анбаре выглядит особенно символичным десять лет спустя после основных столкновений исламистов с американскими силами, которые ознаменовали собой самое большое кровопролитие за весь период оккупации. Если у кого-то и были в этом сомнения, недавние операции подтвердили сохранившуюся мощь и решимость иракских исламистов, чья сепаратистская деятельность сегодня ставит под угрозу границы их страны и соседнего государства. Дробление сил в сирийском вооруженном восстании и столкновения между группами боевиков объясняют отступление ИГИЛ на свою историческую иранскую базу. Кроме того, радикалы ставят себе на пользу вспышку гнева суннитов на фоне подъема в декабре 2012 года масштабного протестного движения, которое неоднократно подавлялось багдадскими властями.
Если судить по продолжающимся боям между силами безопасности и суннитскими мятежниками, а также начатыми по приказу Нури аль-Малики обстрелами в Аль-Анбаре, иракский премьер намеревается использовать силу, а не диалог, чтобы вернуть себе контроль над территорией и избавиться от соперников. В частности он может положиться на поддержку племен, которые сложили оружие в 2008 году, но затем вновь решили начать борьбу с «Аль-Каидой» на стороне центральных властей. Другие же племена наоборот предпочли стать на радикальные позиции ИГИЛ, так как посчитали себя преданными США после окончательного вывода войск и местным правительством, которое пообещало им интеграцию в военный аппарат и силы безопасности.
Каким бы ни был исход кризиса, очевидно, что репрессивная стратегия аль-Малики не сможет положить конец насилию и успокоить все более многочисленных радикалов, а наоборот лишь обострит напряженность. В прошлом ИГИЛ уже не раз доказывало, что прекрасно умеет набирать сторонников и пользоваться неустойчивой ситуацией в экономике, для исправления которой пока что нет никаких предпосылок. Хотя на этом как раз и выстраивается кампания аль-Малики: спасение Ирака и его жителей от терроризма и возвращения в страну «Баас». Несмотря на низкие рейтинги, премьер-министр вполне может рассчитывать на третий мандат, особенно при отсутствии организованных оппозиционных сил.