Слушая речь президента США Барака Обамы, с которой он выступил на этой неделе в Брюсселе, я поймал себя на мысли о том, что к нему снова вернулся голос. Эта мысль пришла мне в голову примерно в тот момент, когда он использовал выражение «мы верим» в качестве ораторского приема, чтобы подчеркнуть универсальность веры в свободу самовыражения и свободу рынка, а также в «международную систему, которая защищает права как наций, так и народов». Обама — это движимый верой лидер, у которого в последние несколько месяцев было крайне мало возможностей проецировать свои убеждения на этот мир. Но сейчас у него появились для этого веские основания.
Мне интересно, не преподнес ли российский президент Владимир Путин, чьи стратегические таланты в последнее время так часто сравниваются с талантами Обамы — и не в пользу последнего — весьма ценный подарок американскому президенту. Лидерам необходимы препятствия, а еще лучше, если это будут враги. Президент Билл Клинтон, который правил в период расцвета американской державы, никогда не имел врага, против которого он мог бы бороться, демонстрируя при этом свое мужество. Джорджу Бушу-старшему, который правил до него, повезло больше, потому что у него был Саддам Хусейн, а у Джорджа Буша-младшего был Усама бен Ладен. Лучшего и желать нельзя. Разумеется, разница между двумя Бушами наглядно показала, что президент может использовать эту нравственно окрашенную конфронтацию, чтобы либо объединить нацию или мир, либо расколоть их.
Джордж Буш-младший дискредитировал американский морализм и свел его к ковбойскому лозунгу «Либо с нами, либо против нас». Будучи еще кандидатом в президенты, в ходе дебатов с Хиллари Клинтон Обама сделал основой своей позиции заявление о том, что, в отличие от президента Буша и сенатора Клинтон, он будет разговаривать с любым противником США без всяких предварительных условий. Позже Саманта Пауэр (Samantha Power), которая тогда была одной из главных внешнеполитических советников Обамы, призналась мне, что он нашел этот незапланированный обмен репликами «ориентирующим». Именно таким он и был — бесстрастным государственным деятелем, который постарается обходиться без морализаторства ради того, чтобы найти общие интересы.
Так и родилась «вовлеченность», господствующая внешнеполитическая парадигма первых лет правления Обамы. Однако со временем Обама обнаружил ограничения поисков общих интересов. Власти Ирана отвергли его предложения, и только ужесточение санкций заставило Тегеран начать переговоры по вопросу своей программы обогащения урана. В арабском мире парадигма вовлеченности столкнулась с несколько иными противоречиями, потому что Обаме пришлось выбирать между сотрудничеством с режимами и сотрудничеством с народами, которые презирают эти режимы. Перезагрузка отношений с Россией, которая принесла плоды в первые два года правления Обамы, потерпела неудачу задолго до того, как Путин вторгся в Крым.
Политика вовлеченности шла своим чередом. Но хуже всего то, что арабская весна, которая в какой-то момент стала источником трансцендентальной надежды, в конечном итоге вовлекла Обаму в серию зловещих конфликтов, у которых нет решений, удовлетворяющих нравственным нормам. В сирийском вопросе Белый дом убедил себя в том, что он принесет больше зла, чем пользы, если всерьез поддержит повстанцев, однако отсутствие этой поддержки породило своего рода буриданову ситуацию, из которой уже, кажется, нет выхода. Египет — хотя обстановка там немного более спокойная — приводит Белый дом в не меньшее замешательство, поскольку администрация поддержала его избранное демократическим путем исламистское правительство, против которого позже выступил весь египетский народ. Тот же самый народ, который был готов умереть, чтобы свергнуть прежнего диктатора, теперь принял нового. Против чего и с кем теперь Америка должна будет бороться? Поворот к Азии, самый широко рекламируемый внешнеполитический шаг США, очевидно, был разработан с целью оставить позади эту выжженную солнцем и конфликтами зону и двинуться по направлению к прохладным горным ландшафтам суверенных государств, твердо решившихся повысить свой ВВП (и дать отпор растущим амбициям Китая).
Но Путин вернул администрацию в мир агрессии. Несомненно, Путин продиктовал условия противостояния и заставил США и их европейских союзников занять реактивную позицию и импровизировать. Республиканцы с радостью ухватились за «слабость» Обамы. Если Путин вторгнется в восточную Украину, поборники холодной войны будут полностью реабилитированы. Тем не менее, я подозреваю, что Путину не удастся долго злорадствовать, а сенатору Джону МакКейну (John McCain) не удастся долго насмехаться. Путин — это как раз тот антагонист, которого ждал Обама.
Аннексия Крыма, как заявил Обама, нарушила права «обеих наций и народов», оскорбив уважающие суверенитет государства Азии и либеральные демократии. Путин решил отмотать историю назад и заново передвинуть давно установленные границы. Он решил подавить массовое демократическое восстание на Украине. Он вел себя агрессивно и лгал. (Если разобраться, то Путин — почти такой же подходящий злодей, как и Саддам.)
Возможно, это и станет новым «ориентирующим» моментом для Обамы. Он уже взял на себя инициативу по введению санкций против России и организации ответа мирового сообщества на аннексию Крыма. В своей речи, которую Обама произнес в Брюсселе, он отметил, что «хладнокровный расчет» интересов на Украине диктует нам, что США должны «делать вид, что это их не касается». Да, именно таков и есть типичный, искаженный аргумент Обамы — наподобие «говорят…» — однако это высказывание также позволило ему еще раз подтвердить «универсальные» принципы, которые руководят внешней политикой Америки. Возможно, Обаме потребовался Путин, чтобы напомнить президенту об этих принципах. Обама всегда говорил, что он восхищается такими реалистами, как бывший госсекретарь Джеймс Бейкер (James Baker) и бывший советник по вопросам национальной безопасности Брент Скоукрофт (Brent Scowcrof), однако его ощущение собственной судьбы и судьбы Америки слишком экзальтированно, чтобы он мог делать хладнокровные расчеты, на которые были способны эти люди.
Чем может помочь Путин в смысле переориентации Обамы? Во-первых, его поведение может дать Обаме понимание цели, которое ему крайне необходимо сейчас. Госсекретарь Джон Керри, поглощенный чувством неотложности и преувеличенной самоуверенностью, которую Обама когда-то излучал, брался за самые невероятные проекты. Между тем, Белый дом любезно ему помахал, когда он исчез с горизонта. Защита «Запада» — это отличное занятие для президента, которого когда-то обвиняли в «постевропейских настроениях». Только США могут организовать военный, дипломатический и экономический ответ на провокацию России. Керри возьмется и за эту задачу, однако не должно быть никаких сомнений — в том числе и у Путина — что этой политикой руководит сам Обама.
Ответ должен быть дан и на уровне риторики. Основная мысль речи Обамы в Брюсселе заключается в том, что Путин бросил вызов тому, что прежде казалось согласованной картиной мира, и таким образом он совершил акт агрессии не только против места, но и против идеи. Именно это и делает Путина идеальным негодяем для Обамы, для человека, у которого есть дар выдвигать масштабные идеи на обсуждение общественности. Путинизм — это зло, которому необходимо противопоставить нечто доброе. Слишком просто согласиться с тем — как это сделала Индия — что Россия имеет «легитимные интересы» на Украине. Обама должен убедить всех, что ни одна нация не может определять свои интересы в той форме, которая позволяет им нарушать международные нормы.
Обама глубоко верит — и это подтвердит всякий, кто читал его стратегию национальной безопасности — в международное право и международные институты. Путин довольно любезно напомнил миру о том, почему так важно сохранить международный порядок, основанный на нормах права. У Обамы сейчас есть возможность взять на себя эту роль. Однако если он это сделает, ему придется объясняться и перед американским народом, поскольку США поддерживают и временами угрожают этому порядку. Благодаря республиканцам в Палате представителей, к примеру, США сейчас являются единственным крупным государством, которое отказалось принять реформы Международного валютного фонда, в результате которых в нем вырастет авторитет развивающихся экономик. Консерваторы отказались принять то, что право голоса США в этом институте должно несколько уменьшиться, чтобы отражать рост влияния других государств.
Если вдуматься, необходимость убедить американский народ в преимуществах основанного на законе международного порядка может стать еще одной благородной целью Обамы в течение последней трети его президентского срока. Он может начать с малого, убедив своих граждан в том, что мир за пределами их родины — это источник как возможностей, так и угрозы. США имеют большой вес в мире. И нам, возможно, потребовался Владимир Путин, чтобы снова об этом вспомнить.
