Она — дитя большой войны, родившаяся в давнюю пору массовых убийств, о которых мы почти ничего не знаем. Она - один из последних свидетелей первого геноцида прошлого столетия. Эта женщина сидит перед нами в своей инвалидной коляске, улыбается нам, говорит об Иисусе и об армянских детях, которых полиция стегала плетками. Она наблюдала за всем этим через щели входной двери своего дома. Не каждый день можно встретить такого очевидца человеческой истории. И увы, последние подобные ей люди скоро уже уйдут из жизни.
На прошлой неделе меня отвезли на встречу с Евниге Салибян в калифорнийский Мишн-Хиллс, чьи теплые ветры и пальмы чем-то напоминают городок Айнтап, где более ста лет назад родилась эта женщина. Сейчас Евниге Салибян живет в доме для престарелых, но у нее безукоризненная память, а также страшный шрам на ноге, который она показывает без стеснения. Это от конских поводьев, на которых она висела над ущельем, пока едва не умерла от кровопотери. Случилось это во время ее бегства из родной Армении. «Хашшш, хашшш, — говорит она. — Такой был звук, когда из меня вытекала кровь». Я до сих пор помню это: «Хашшш, хашшш».
Факты об армянском холокосте столь же ясны и реальны, как и о более позднем холокосте евреев. Но о них надо говорить постоянно, потому что турецкое государство по-прежнему отрицает холокост армян, настаивая на том, что османское правительство не занималось геноцидом, унесшим около ста лет назад жизни полутора миллионов армянских христиан. Армян десятками тысяч рубили топорами, резали ножами и расстреливали. Женщин и детей гнали на смерть в пустыни северной Сирии, где они голодали, где их насиловали и зверски убивали. Турки использовали примитивные газовые камеры, и этот урок позже усвоили немцы. Очень скоро в мире уже не останется таких людей, как Евниге, чтобы рассказать историю своей жизни.
Она родилась 14 января 1914 года в семье Апоша Апошяна, торговца медью из Айнтапа. Этот человек читал своим пятерым детям историю Иисуса по большой Библии, держа ее на коленях и сидя вместе с ними у себя дома на ковре. Они, как и многие армяне, были семьей из среднего класса. У Апоша были турецкие друзья, и хотя Евниге об этом не говорит, похоже, что он торговал с Османской армией. Возможно, именно это спасло им жизнь. Когда начались первые депортации, Апошяны оставались в своем доме; а геноцид длился до самых последних месяцев той войны, начавшись почти сразу после высадки союзников на Галлипольском полуострове. Поэтому в 1917 году турки продолжали опустошать Айнтап, убивая и изгоняя армян. Именно тогда трехлетняя Евниге подошла к входной двери своего дома, услышав крики и плач.
«Это была старая деревянная дверь, в ней были щели, и я смотрела в эти щели, — вспоминает женщина. — Снаружи было много босых детей, а турецкие жандармы гнали их плетками по улице. Некоторые были с родителями. Нам было запрещено передавать им еду. Турецкая полиция избивала детей плетками и большими палками. Кричащие и плачущие дети — я до сих пор слышу эти крики как тогда, когда смотрела через щели в двери».
В первый год геноцида армян погибло так много родителей, что сирот, которые толпами бродили по армянской земле, турки депортировали уже позднее. Это как раз и были те маленькие арестанты, которых видела Евниге. Однако Апошянам удалось дожить до появления в восточной Турции французской армии после капитуляции османов. Но когда Мустафа Кемаль Ататюрк начал в своей стране партизанскую войну против французских захватчиков, французы отступили, и в 1921 году выжившие армяне бежали вместе с ними в Сирию. Среди них была и семья Евниге, которая отправилась в путь на двух телегах, погрузив на них свой скарб. Они стали одними из последних христиан, покинувших родную Армению.
«Моя семья расположилась на двух телегах. Я менялась местами со старушкой. Была ночь, мы ехали над ущельем, наши лошади испугались, телега перевернулась, и старушку убило железным прутом. Меня сбросило с моста, и я спаслась только благодаря конским поводьям, которыми меня захлестнуло за ногу. Меня спас Иисус. Я висела там, а из меня вытекала кровь, вот так — хашш, хашш». Евниге показывает страшный шрам на ноге, глубоко врезавшийся в мышцы. Девочка два дня была без сознания, а потом долго выздоравливала в Алеппо, затем в Дамаске, и наконец в убежище в Бейруте.
Она рассказывает, что всю свою жизнь отдала Богу и мужу, пережив в 1953 году еще одну трагедию, когда один из ее сыновей погиб в Ливане в аварии на дороге. На фотографии, сделанной в момент приезда в Бейрут, видно, что в девичестве Евниге была очень красивой, и по ее словам, за ней многие пытались ухаживать. Но она отдала предпочтение лысому протестантскому священнику по имени Вагран Салибян, у которого была чудесная улыбка и чья фамилия переводится как крестоносец (салиби). «У него не было волос на голове, но зато у него был Бог в сердце», — заявляет мне Евниге. Вагран умер в 1995 году, 60 лет прожив в браке с Евниге, и женщина уже потеряла счет своим правнукам (их сейчас по меньшей мере 22). Она счастлива в своем светлом армянском доме для престарелых.
«Нехорошо жить вдали от родственников, но мне нравится это место. Здесь у меня большая семья». По словам Евниге, она любит Америку. Ее семья переехала в США, когда в Ливане в 1976 году началась гражданская война. «Это свободная страна. Люди приезжают в Америку отовсюду. Но почему наш президент мусульманин?»
Я пытаюсь убедить ее, что это неправда. Евниге каждый день читает Новый Завет и постоянно говорит о своей любви к Иисусу. Мне кажется, что эта старушка будет умирать с улыбкой. Я спрашиваю ее, какие у нее чувства к туркам, которые пытались уничтожить армян. Она отвечает немедленно: «Я молюсь за Турцию. Я молюсь за турецких руководителей, чтобы они смогли увидеть Иисуса. От Пророка Мухаммеда остался только прах. А Иисус жив, и он на небесах».
Меня ошеломляют ее слова, но я внезапно понимаю, что слышу голос не столетней старушки. Я слушаю трехлетнюю армянскую девочку, отец которой читает Библию, сидя на полу своего дома в Айнтапе. Эта девочка смотрит в щели деревянной двери и видит, как подвергают гонениям ее народ.