Во время своего первого посещения Вены в начале 1990-х я больше всего хотела увидеть картины Густава Климта. На тот момент я мало что о них знала, так как в Англии я не изучала период европейской культуры, который потом назвали фан-де-сьекль. Случайно увидев открытку с изображением «Поцелуя», я была совершенно очарована. Ее золото и геометрическое своеобразие не выходили у меня из головы. Картина вызывала в воображении образ прекрасного мира, незнакомого и удивительного.
Приехав в Вену, я в первую очередь пошла в музей Бельведер, дворец, располагающийся на холме. К моему изумлению, этот дворец в стиле барокко когда-то был домом эрцгерцога Франца Фердинанда, чье убийство в Сараеве в 1914 году привело к началу Первой мировой войны.
Картины Климта не разочаровали, так же как и картины Эгона Шиле и Оскара Кокошки. Побродив по галерее пару часов, я вышла в сад. Моя голова была наполнена образами венского югендстиля.
На противоположной стороне дороги возле солидного здания конца XIX века собралась толпа. Я подошла поближе и увидела, что это посольство Югославии. Работник посольства только что прикрепил к дверям два уведомления о войне, полыхавшей на тот момент в Боснии. Неподалеку двое мужчин обсуждали осаду Сараева. Я вздрогнула. Прошлое вдруг показалось совсем близким.
Несколько месяцев назад я пила кофе с другом в знаменитом кафе «Гринштайдл». Во время нашей беседы я сказала, что, несмотря на то, что уже 15 лет живу здесь, меня все еще преследует образ этого города накануне Первой мировой войны перед крушением Австро-венгерской империи.
Мой приятель нахмурил брови и заметил: «Разве другие периоды из прошлого Вены не кажутся одновременно близкими? Моцарт и архитектура барокко, Рингштрассе и XIX век, или даже зенитные башни Второй мировой войны. Почему бы не обратить внимание на это?»
Сидя за столиком из мрамора, я посмотрела по сторонам и заметила среди посетителей нескольких видных чиновников, пару иностранных дипломатов и одного известного австрийского историка. «Наверное, это связано с тем, что кафе всегда служило местом встречи венского общества. Только представь, кто здесь только не пил кофе!» — ответила я.
В конце XIX века кафе «Гринштайдл» находилось в самом центре блистательной интеллектуальной жизни Вены. Сюда приходили такие знаменитости, как Арнольд Шенберг и Теодор Герцль. Говорят, что Зигмунд Фрейд предпочитал кафе «Ландман», находящееся неподалеку.
«Ага, ты купилась на романтику периода фан-де-сьекль! — произнес мой друг и добавил. — А знаешь ли ты, что мифологизация этого времени поощрялась австрийскими лидерами после 1945 года? Они хотели вспоминать только то, что вызывало у них чувство гордости, а никак не Вторую мировую войну».
Он посмотрел на зеркало в стиле модерн, висящее над нашим столом, и заметил: «Даже это кафе не является подлинником той эпохи. Настоящее кафе "Гринштайдл" было закрыто в 1897 году. А это место открыли только в 1990-е».
«Ты лучше меня знаешь, что многие традиции и места сохранились. Не все вокруг фальшивка. Посмотри, например, вон туда», — возразила я и указала на окно, в котором виднелся противоположный берег реки. На нем возвышалось здание, построенное в 1910 году архитектором-модернистом Адольфом Лоосом. В свое время его строительство вызвало целый скандал, так как лишенное украшений здание сочли суровым и пустым.
«Меня преследуют мысли о том, как получилось, что вся эта утонченность и цивилизованность не смогла остановить крушение Вены. Отсюда вышло столько губительных идей, столько людей, разодравших Европу и XX век на части», — сказала я.
Писатель Карл Краус написал именно об этом качестве Вены. В некрологе Францу Фердинанду он назвал Австрию лабораторией апокалипсиса.
Мой друг сухо улыбнулся: «Ах да, Вена, приближающаяся к своему крушению в танце».
1 января 1914 года газета Neue Freie Presse, до сих пор считающаяся одним из ведущих изданий в Австрии, опубликовала статью о карнавальном сезоне или, как его здесь называют, Fasching. «Дух венского карнавала — это неплохой способ понять настроение города в целом», — было написано в статье. Это наблюдение верно и в наши дни. Вена с трепетом относится к своим традициям. Отчасти это делается для туристов, отчасти потому, что жители Вены сами любят старину. Например, здесь несложно найти подростков, которые умеют или учатся танцевать вальс.
«Балы и вечеринки помогают скоротать долгие зимние ночи. Сначала ты танцуешь до трех или четырех утра, а потом идешь в кафе есть гуляш», — рассказал мне другой приятель.
Как и 100 лет назад, празднества здесь устраиваются для всех, а не только для высшего общества. Есть балы для полицейских, для пожарных, есть даже бал для мусорщиков. И даже несмотря на то, что австрийская монархия перестала существовать после поражения Австрии в Первой мировой войне, пышные балы в Хофбургском дворце продолжаются.
Как-то раз я брала интервью у дипломата как раз на балу в Хофбурге. На мне было вечернее платье, на нем — смокинг. Из бальной залы до нас доносились звуки вальса. Мимо нашего стола прошел мужчина с большими усами, на пиджаке которого блестели медали и награды в области гастрономии.
Мы сидели в Палате тайного совета, в комнате, где Франц Фердинанд принес клятву о том, что его дети не станут наследниками императорского трона. По мнению старого императора Франца-Иосифа, избранная эрцгерцогом в качестве супруги Софи Чотек была недостаточно голубых кровей. Говорят, что кайзер даже обрадовался, когда услышал весть об убийстве принца и его жены в Сараеве. Ведь таким образом была устранена угроза роду Габсбургов, вызванная низким происхождением Софи.
Монарх, дольше которого на троне в европейской истории не находился никто, был не в силах справиться даже с проблемами в собственном семействе. Что же говорить о многонациональной империи.
Перед зданием Венской народной оперы (Фолькопера) стоит синий уличный знак, на котором обозначены направления на Будапешт, Прагу, Брно. Все эти города когда-то были частью империи Габсбургов. После падения «железного занавеса» жители Вены стали возрождать исторические связи со своими соседями. Австрийские банки и компании начали активно инвестировать в Восточную Европу.
Несколько раз, разговаривая с венскими предпринимателями и политиками о регионе, я подмечала довольно собственнический тон, который, скорее всего, раздражает их чешских и венгерских коллег. Раскрыв венскую телефонную книгу, легко найти фамилии, напоминающие о мультикультурном наследии старой империи — Седласек, Мюллер, Хорват, Богдан, Кауфман, Новак.
Даже не являясь более империей, Вена по-прежнему остается городом иммигрантов. Только сейчас мигранты приезжают в основном из Турции или Сербии, а не из Богемии или Галиции. Ультраправые партии по-прежнему процветают, пытаясь играть на чувствах обиды и негодования местного населения. Тем не менее, ситуация в современной Вене разительно отличается от начала XX века, когда вокруг бушевали этнические и расовые конфликты.
В течение нескольких лет я совершала пробежку по одному и тому же маршруту: вокруг великолепного Рингштрассе мимо неоготического здания Ратуши, вдоль Дунайского канала мимо банка в стиле модерн до Фолькоперы. Но лишь сравнительно недавно я обратила внимание на бронзовую статую перед кафе «Прюкль», задуманную в 1913 году. Это образ бургомистра Карла Люгера или Карла Красивого, одной из самых харизматичных и спорных фигур в венской истории.
Карл Люгер был градоначальником с 1897 до 1910 год и способствовал превращению Вены в современный город. В число его достижений входит строительство домов для бедных и престарелых, проведение муниципального газа, расширение трубопровода, снабжающего город чистой альпийской водой. Кстати, одно из безусловных преимуществ Вены — это то, что здесь из крана и сейчас льется горная родниковая вода. Однако, несмотря на все заслуги, некоторые жители Вены считают, что барельеф нужно снести. А в прошлом году на бульваре Ригнштрассе имя Карла Люгера было стерто.
Люгера часто называют отцом современного политического антисемитизма. Его популистские кампании против евреев пользовались настолько дурной славой, что даже сам император отказался признать его победу на выборах мэра. Для того, чтобы занять пост и принять присягу, Люгеру понадобилось два года. Фигура Люгера также оказала огромное влияние на одного художника, жившего тогда в Вене. Его звали Адольф Гитлер.
Десять лет назад австрийские газеты сообщили о закрытии мужского общежития в рабочем квартале Бригиттенау. Я пошла посмотреть на здание, которое почти век предоставляло кров венским бездомным. Здесь в начале века жил Гитлер. Без денег и известности он пришел сюда через пять лет после открытия общежития и жил до 1913 года.
В то время это финансируемое Ротшильдами и управляемое городом учреждение считалось революционным. Здесь вместо общего помещения у каждого постояльца была своя комната. В общежитии также располагалось несколько ванных комнат и большая, светлая зала для чтения. В ней будущий фюрер часто занимался рисованием, читал или разговаривал с соседями о политике. Сейчас это здание, бывшее когда-то частью «лаборатории апокалипсиса», является современным и хорошо оборудованным домом для престарелых.
«За прошедший век Вена прошла через ад, — поделилась со мной подруга-историк, — но сейчас это намного более тихое место. Молодые люди учат иностранные языки, снова интересуются миром».
Она права. Потеряв былой блеск, преображенная Вена кажется тише и мягче. Уровень жизни в городе, несомненно, высокий, и это является причиной его самодовольства. Атмосфера спокойного процветания может убаюкать. Создается иллюзия, будто ты живешь в счастливом опереточном мире, в котором все проблемы решаются с помощью музыки и танцев или, на крайний случай, чашечки кофе со взбитыми сливками.
Ко времени ноябрьского перемирия 1918 года Австро-Венгерская империя уже исчезла с лица земли. Из центра огромной державы Вена превратилась в столицу маленькой страны. Сегодня лишь горстка людей помнят 11 ноября как день, когда император Карл полностью уступил управление страной правительству и навсегда выехал из своей летней резиденции в Шенбрунне. Жителей Вены это интересует мало. 11 ноября напоминает им совсем о другом.
Если прогуляться по элегантной улице Грабен, расположенной в самом сердце города, в 11:11 утра 11 ноября, то можно стать свидетелем удивительной сцены. Такое не увидишь больше нигде — военный оркестр в серых шинелях и красных беретах с золотыми кисточками бравурно исполняет кадриль Штраусса. Рядом с ним на возвышении стоит танцмейстер одной из венских бальных школ. На нем белый галстук и развевающийся на ветру черный фрак. Он направляет собравшуюся толпу в танце, который чем-то напоминает шотландский рил. Дамы приседают, кавалеры кланяются, и на час Грабен превращается в бальную залу. Так жители Вены отмечают начало карнавала.
Империи приходят и уходят, а танец продолжается.
