Похоже, Восток и Запад меняются местами. В том смысле, что в России мы пользуемся всеми преимуществами свободы слова, в то время как на Западе политкорректность, либо политическая целесообразность, поданная как соображения безопасности, уже стали аргументами против свободы слова.
В России этого нет. Почему? Да потому, что СССР и однопартийная система в прошлом, и Россия постепенно возвращается к естественному для русской души диапазону. Точно его описал Федор Достоевский устами героя «Братьев Карамазовых»: «...Мы натуры широкие, Карамазовские, способные вмещать всевозможные противоположности и разом созерцать обе бездны, бездну над нами, бездну высших идеалов, и бездну под нами, бездну самого низшего зловонного падения... Две бездны, две бездны, господа, в один и тот же момент, — без того мы несчастны и неудовлетворены, существование наше неполно. Мы широки, широки как вся наша матушка Россия, мы всё вместим и со всем уживёмся!»
Бездна внизу и бездна вверху — не только диапазон русского характера, но и практический диапазон свободы слова в сегодняшней России. В эфире радио «Эха Москвы», что в составе медиа-холдинга «Газпром-медиа», популярная у слушателей Ксения Ларина грохочет: «От патриотизма меня тошнит червяками и вишневыми косточками». На телеканале «Дождь» писатель Виктор Ерофеев заявляет, что в ходе второй мировой «Ленинград нужно было сдать немцам», обесценивая тем самым подвиг защитников города. Главный редактор еженедельника «The New Times» Евгения Альбац говорит, что пусть Китай забирает себе Сибирь... Все они считают себя либералами. На мой взгляд, они ультра-либералы, ультрас.
Так или иначе, а все названные и многие другие на ультра-либеральном поле России продолжают работать без государственных ограничений свободы слова. Разумеется , у ультра-либералов есть яркие оппоненты на патриотическом фланге. Правда, они не призывают репрессировать ультра-либералов или тем более включать в люстрационные или санкционные списки. Чего не скажешь о самих ультра-либералах. Составление таких списков и размахивание ими — любимый вид спорта ультралибералов. Живём с этим в России и не жалуемся.
Не боясь никаких государственных санкций, наши журналисты обсуждают самые острые темы. Пример? В отличие от Великобритании или США в моей стране геям не запрещено донорство крови или органов, например, сердца. В США такой запрет с 1977 года на геев распространяется пожизненно. Великобритания недавно смягчила у себя это правило (год со время последнего гомосексуального контакта), но все равно сохранила для активных геев запрет на донорство. При несчастном случае геи не рассматриваются как доноры, и их тела нетронутыми, с вполне здоровыми сердцами погружают в могилы или превращают в пепел. Я, например, считаю это правильным и свободно говорю об этом в эфире. Мои оппоненты на этом основании причисляют меня к гомофобам и, наслаждаясь свободой слова, «воюют» со мной. Мы так же свободно обсуждаем Украину, проблемы в России и мире. Ни о каких государственных санкциях, ограничивающих свободу слова либо свободу передвижения в моей стране нет.
Санкции пришли с Запада. 21 марта Евросоюз включил меня в список россиян, которым запрещено посещать страны ЕС, открывать банковские счета и вести коммерческую деятельность на их территории. Одна деталь: ни счетов, ни бизнеса в Евросюзе у меня нет. Я профессиональный журналист и ничем другим в жизни не занимался. Как политический обозреватель я веду телепрограмму в воскресный прайм-тайм на телеканале «Россия» холдинга ВГТРК — «Вести недели». Формат — репортажи наших корреспондентов и мой комментарий. Это недельный обзор продолжительностью в последнее время даже более двух часов. Мы работаем в условиях жесткой конкуренции, но доля нашей аудитории обычно от 15 до 20%, что достойно в любой стране мира. Важно, что «Вести недели» — авторская программа, где моя точка зрения зачастую не совпадает с официальной позицией Кремля. К слову, в субботу вечером на нашем же канале идет другая авторская программа — «Вести в субботу», где ведущий наш бывший корреспондент в Лондоне Сергей Брилев. Он талантливый журналист, и его интерпретации очень часто совсем другие, нежели у меня.
Чиновники Евросоюза решили, что «главный пропагандист Путина» всё же я. ОК, уважая свободу самовыражения, принимаю их мнение как факт. Но зачем накладывать на журналиста государственные санкции? Зачем ограничивать мою свободу передвижения, зафиксированную во «Всеобщей декларации прав человека» 1948 года? И как эти санкции сочетаются со свободой слова? Для Европы это теперь не ценность? Если так, то мы свидетели революции — революции предательства Западом «западных», как там до сих пор считали, ценностей. Вот почему я думаю, что Россия и Запад меняются местами. В кошмарном сне трудно представить, чтобы сегодняшняя Россия на кого-то из моих западных коллег-журналистов наложила бы подобные санкции.
Главное обвинение в мой адрес — что я занимаюсь пропагандой. Но пропаганда — не сертифицированное в международном праве понятие. Сертифицированное — свобода слова. Так что санкция ЕС наложена в моём лице именно на свободу слова. И это войдёт в историю подобно делу Дрейфуса. Ничего личного. Будем считать, что я — абстрактный журналист. Просто первый и пока единственный, на кого наложены официальные межгосударственные санкции Евросоюза.
Кто-то скажет, что я ещё и руководитель нового государственного информационного агентства «Россия сегодня». Но это лишь с декабря. Пока у нас реорганизация. До сих пор мы не создали ни одного бренда, а наш новый продукт — информационная лента на английском и испанском языках вышла лишь в тестовом режиме с 1-го апреля. Санкции — с 21-го марта. Так что моя должность гендиректора к санкциям причастна быть не может просто по времени.
И последнее. Как-то архаично думать, что санкциями в наше время можно ограничить свободу слова, даже если называешь чью-то позицию пропагандой. Пример? Думаю, вы и сами можете его привести, если дочитали до этого места.
Дмитрий Киселев, российский журналист, специально для The Guardian
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Похоже, Восток и Запад меняются местами. В том смысле, что в России мы пользуемся всеми преимуществами свободы слова, в то время как на Западе политкорректность, либо политическая целесообразность, поданная как соображения безопасности, уже стали аргументами против свободы слова. В России этого нет. Почему?
