Вот уже несколько лет Запад ищет пути сближения с Россией, в том числе и в сфере военного сотрудничества. Так, в 2011 году немецкий концерн Rheinmetall подписал с Россией соглашение о строительстве тренировочного лагеря для ее вооруженных сил на сумму в 140 миллионов долларов. Кроме того, Германия в этом не одинока: Франция и Италия тоже внесли вклад в расширение технических возможностей российской армии.

Atlantico: В 2001 году Германия заключила с Россией соглашение на 140 миллионов долларов по строительству тренировочного лагеря на юго-западе России. По планам, лагере должны были проходить подготовку 30 000 солдат в год. Поэтому в США сегодня считают, что Германия могла обеспечить тренировки российских войск. Кажется ли вам правдоподобной такая теория?

Ксавье Ру: Выражение «подготовка российских войск» слишком туманно и расплывчато. В целом, если две страны заключают соглашения, в том числе в военной сфере, это подразумевает определенный обмен. Стороны обмениваются рядом ноу-хау. Военный лагерь не построить за год или даже полтора года, если, конечно, в вашем распоряжении нет огромных пустынных пространств. Кроме того, россиянам вряд ли требуются какие-то дополнительные навыки по применению танков: они наглядно продемонстрировали это за последние годы. Если же речь идет о лагере для подготовки бойцов спецподразделений или чем-то подобном, на это требуется время. Нельзя говорить, что всего за два или три года немцы натренировали российскую армию. К тому же, повторюсь, российская армия успела доказать свои умения за последние годы, ее ни в коем случае нельзя назвать несостоятельной. Не стоит недооценивать ее. А разговоры о том, что Германия подготовила российские вооруженные силы, представляют собой совершенно не отражающее реальное положение дел упрощение.

Российская армия охватывает всю территорию страны, и, что совершенно логично, сосредоточена в большей степени у границ, а не в центральных регионах. В России уже давно существуют пограничные войска, которые в чем-то напоминают таможню и специализируются главным образом на охране национальных рубежей. Вооруженные силы не сосредоточены вокруг Москвы или вдоль украинской границы. Каждую армию нужно рассматривать через призму территории ее государства. Еще десять лет тому назад французская армия тоже была рассредоточена по территории страны. Россия — большая страна, и поэтому ее вооруженные силы распределены по всей ее площади. Не только у восточной границы, а повсюду. Следует с осторожностью воспринимать заявления о том, что вся российская армия сосредотачивается у украинской границы. Армейские части находятся у азиатской границы, у южных границ, везде, где они необходимы. Не нужно обрисовывать какие-то общие цифры, которые не имеют никакого реального значения. Сравнивать нужно операционные возможности, то есть способность развернуть на определенной территории профессиональные войска. Войска, которые могут вести бой в самых разных условиях и любой местности, могут быть быстро переброшены, как десантники и механизированные части, и способны проводить операции не только на хорошо знакомой им территории.

Сравнения нужно проводить по таким параметрам как боевые навыки и логистика. Солдат может нести 20 или 30 килограммов нагрузки, но не состоянии просто топать вперед целую неделю. Ему нужны пища и вода... Все это требует более подробного анализа. Число бойцов в сухопутной армии, разумеется, имеет значение, но это все равно абсолютный критерий.

— Последние годы Запад пытался сблизиться с Россией или даже наладить с ней военно-техническое сотрудничество. Франция и Италия продавали технику российской армии. Ответственны ли Европа и США за то вооружение, которым сейчас обладают российские войска?

— «Ответственны», как мне кажется, весьма неоднозначное слово. Им пользуются все подряд, однако это не означает, что все точно понимают, что за ним скрывается. Запад вполне можно упрекнуть в том, что в прошлом он не наладил честного и всестороннего сотрудничества с Россией. Нужно сформировать с Россией целую сеть отношений, которые бы опирались на такие понятия как доверие, братство и близость. Но это подразумевает обсуждение самых деликатных вопросов. Нельзя утверждать, что вы доверяете кому-то, если вы не говорите о самых острых и деликатных вещах. Сотрудничество нужно налаживать как в гражданском, так и в военном плане.

Никто никому не доверяет, это старо как мир. Последние 10 000 лет все альянсы формируются так, что каждый оставляет при себе часть знаний и возможностей. Поэтому разговоры о том, что на союзниках лежит «ответственность», тоже не совсем уместны. Как и разглагольствования на тему зависимости Европы от России из-за поставок газа. Не ответственны ли мы за то, что сами дали россиянам слишком много влияния, когда стали покупать у них газ? Все это можно повернуть следующим образом: нам нужен газ, у них он есть, поэтому нам нужно достичь договоренности, которая бы устроила обе стороны.

С оружием все обстоит примерно также. Если говорить просто, существует два типа вооружений, наступательные и оборонительные. Есть вещи, которые стараются не передавать. Так, например, в ядерной сфере все ревностно охраняют имеющиеся у них ноу-хау. В то же время наши отношения с американцами достаточно тесны для обмета техническими и технологическими данными по катапультам для авианосцев. А таким ноу-хау не разбрасываются просто так. Это относится к чрезвычайно деликатным вопросам. Это понимают все. Военные и дипломаты. Здесь нет никакого подвоха. Это неотъемлемая часть дипломатической и военной игры. Все пытаются продвинуться вперед, но понимают, что для создания доверительных отношений требуется время.

— Какая цель стояла за этим сближением или, по крайней мере, попыткой сближения? В чем были интересы Запада? И России?

— После падения берлинской стены Россия ощутила себя проигравшей. Она почувствовала себя униженной из-за роспуска Организации Варшавского договора. СССР отступил к границам современной России, что стало территориальной потерей в географическом плане, пусть речь и шла о дружественных республиках. Поэтому можно сказать, что российская власть, Москва, ощутила утрату территории. Легко представить себе, какие бы чувства возникли во Франции в том случае, если бы Бретань перешла в другие руки, объединилась бы с Корнуайем и объявила себя кельтской страной. Нам было бы очень тяжело, даже если бы это было проевропейски настроенное государство. Тоже самое произошло бы в том случае, если бы Прованс решил стать независимым, Баскские земли во Франции захотели бы воссоединиться со своими испанскими собратьями, а Савойя посчитала нужным вернуться в Италию. Даже в случае их альянса с Францией все равно нашлись бы люди, которые заявили, что подобное сокращение национальной территории идет вразрез со всей предыдущей историей страны.

Легко представить себе, что россияне восприняли распад СССР и сокращение территории до границ современной России как унижение. Запад же попытался наладить с ними более теплые и ориентированные на экономику отношения. Он попытался освободить их от этого чувства, сделать их полноправными и надежными партнерами. Это единственно правильный путь. Мы допустили бы страшную ошибку, если бы не попытались установить с ними более прямые и сердечные отношения, несмотря на все сопутствующие риски. Поиск путей сближения с Россией был необходимостью. Можно даже задать себе такой вопрос: не стоило ли нам сделать больше, попытаться продвинуться дальше? Вопрос не «Сделали ли мы слишком много?», а «Сделали ли мы достаточно?»

Здесь решается будущее. Как бы то ни было, сейчас можно с уверенностью говорить о том, что мы сделали недостаточно для успокоения россиян и слишком поторопились с Украиной. Такое поведение обострило это ощущение, которое еще итак не успело угаснуть. СССР как-никак распался не так уж давно. Мы, по всей видимости, сделали недостаточно, потому что нам не удалось в полной мере перейти с россиянами на почву размеренных отношений. Наверное, мы опять позабыли о старом стремлении Петра Великого обрести выход к теплым морям. В России прекрасно помнят ощущение изоляции, которое давно стерлось из памяти на Западе. Мы недостаточно четко представляем себе мировоззрение нашего партнера и оказались не в силах понять его чувство зажатости между ледяными морями и пустынями.

— Вызывает ли удивление тот уровень, на который сейчас удалось выйти российской армии? Почему?

— Здесь опять-таки нужно тщательно подбирать слова и понимать, что подразумевается под выражением «российская армия». В любой армии существуют кардинальным образом отличающиеся друг от друга подразделения: сухопутная армия, внутренние войска, пограничные войска, которые специализируются исключительно на охране границ и не предназначены для переброски в другие регионы. Русские всегда были прекрасными бойцами. Их вооруженные силы, быть может, несколько отставали в техническом плане от Запада и прежде всего США, но это не помешало им отправить человека в космос. Первый спутник запустили из СССР. Хотя их методы и несколько грубее, они обладают отличными возможностями. Советские самолеты могли находиться в воздухе часами благодаря чрезвычайно сложным техническим средствам. В России есть закаленные в боях войска. Упорные люди. Они делали вещи великолепного качества в технологическом плане. Боевой корабль «Петр Великий» — это атомный крейсер. С их самолетами вроде МиГ-25 и МиГ-27 нельзя не считаться. То есть, у России есть войска, техника и возможности.

Возможно, им удалось вернуться на прежний уровень. В этом нет ничего удивительного. В России всегда прекрасно умели воевать. Наполеон убедился в этом на собственном горьком опыте. То же самое мы видели и во время холодной войны, когда они показали просто удивительные вещи: развитие советского флота в 1960-1970-х годах, подъем космонавтики и авиации благодаря Микояну и Гуревичу. Поэтому я не вижу тут ничего удивительного. Все это в порядке вещей и недооценивать россиян было бы серьезной ошибкой.

Ксавье Ру, контр-адмирал французского флота.