Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Поездка в Турцию — дилемма для армянской диаспоры

Желание увидеть землю предков натыкается на страх. Физический страх, страх, страх умереть, страх признать заслуги турецкого правительства, страх оценить достигнутое в стране...

© CC0 / Public DomainКолонна армян движется под вооруженной охраной. Апрель 1915 года
Колонна армян движется под вооруженной охраной. Апрель 1915 года
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Страх. Его ощущают все армяне, с которыми мне удалось побеседовать. Их предков убивали и депортировали почти век назад, но внуки и правнуки по сей день «боятся» ехать в неизвестную им страну, которой, тем не менее, отводится ключевое место в семейной памяти. Кроме того, для каждого слово «страх» имеет свое, особое значение.

Певец Шарль Азнавур и ряд других видных деятелей призывали всех прийти 24 апреля в Стамбул на мероприятие в память о жертвах геноцида армян.

Тем не менее, поездку в Турцию никак не назвать простым шагом для представителей армянской диаспоры. Для большинства из них это настоящая дилемма, почти что экзистенциональный вопрос.

Их граничащее с одержимостью стремление увидеть землю предков наталкивается на тот факт, что турецкое государство и большая часть турецкого народа по сей день упорно отказываются называть геноцидом произошедшее в 1915 году: сотни тысяч живших в стране армян погибли или были вынуждены бежать, тогда как еще сотни тысяч насильно обратили в ислам и лишили имущества.

«Еще несколько лет назад призывы к армянской диаспоре собраться в Стамбуле на столетнюю годовщину геноцида выглядели как провокация», — напоминает глава издательства Thaddée Жан-Жак Аведисян (Jean-Jacques Avédissian).

Хотя за последние годы позиции и стали на порядок мягче, для многих армян о такой поездке все равно не может быть и речи, особенно если они члены гражданских ассоциаций.

«Пока что я не собираюсь ехать в Турцию, — говорит председатель Координационного совета армянских организаций Франции Ара Торанян (Ara Toranian). — Общий враждебный настрой по отношению к армянам в этой стране совершенно меня не привлекает, хотя я и приветствую происходящие там изменения в некоторых слоях гражданского общества и среди демократической элиты».

Что касается Саркиса Шаиняна (Sarkis Shahinian) из Берна, на путешествие в Турцию его не подвигла даже смерть матери. В январе 1981 года она решила отправиться на отдых на Кинали (остров неподалеку от Стамбула). Она понимала, что доживает последние месяцы, и хотела уйти из жизни в родном доме.

«Мы обсуждали с отцом поездку в Стамбул на ее похороны. Но нас оставил инстинкт самосохранения, укоренившееся недоверие и страх. Кроме того, отец был известным активистом нашей диаспоры, а я сам вел политическую борьбу за признание геноцида».

Почетный президент Швейцарско-армянской ассоциации (он, кстати, сыграл ключевую роль в вынесении обвинительного приговора турку Догу Перинчеку за отрицание геноцида, который, тем не менее, впоследствии был отменен Европейским судом по правам человека) даже считает, что сейчас поехать в Турцию было бы сложнее, чем несколько лет тому назад:

«После того, как мы обсудили эти вопросы с турецким интеллектуалом на Книжном салоне в Женеве в 2011 году, он попытался убедить меня приехать в Стамбул, чтобы “поговорить с туками, дать им услышать звон другого колокола”. Но как я могу поехать туда, если вижу, что турецкие власти умело играют на расхождениях внутри диаспоры и разногласиях между диаспорой и Арменией? Если 23 апреля турецкий премьер-министр принес извинения внукам погибших в 1915 году, но не сказал ни слова о геноциде? Это отдает двуличием и политиканством. И не вызывает у меня ничего кроме скепсиса».

«Речь не идет о простом инстинкте самосохранения, — продолжает он. — Вся существующая риторика исполнена ненависти и стремления изолировать нас. Она будоражит во мне старые раны и возвращает обратно в детство, в семью уцелевшего при геноциде отца и матери, которую воспитывали по отрицающим произошедшее директивам турецкого государства».

Этой семейной трагедии швейцарский режиссер Вернер Вейк (Werner Weick) посвятил документальный фильм «Армения, открытая рана».

Кроме того, как говорят те, кто отказывается ехать в Турцию, это стало бы своего рода знаком одобрения действий турецкого правительства. Вот, как интерпретирует послание властей историк Раймон Кеворкян (Raymond Kevorkian) в журнале la Revue arménienne:

«Примите неполные извинения, отдайте дань памяти, переверните страницу и приезжайте в отпуск в Турцию к вашим семейным корням».

«Хуже всего, если кто-то из нас поедет в Турцию туристом, потому что сейчас это модный курорт с лукумом и теплым морем, — говорит Жан-Жак Аведиссян. — В то же время поездка на восток страны в поисках родной деревни или в так называемую историческую Армению вполне допустима, и даже приветствуется как проявление смелости».

Армяно-американский писатель Уильям Сароян (William Saroyan) стал первопроходцем в 1960-х годах. Во Франции же режиссер Серж Аведикян (Serge Avedikian) дал старт целому движению с выходом в 2008 году фильма «Мы пили одну воду». В нем он рассказал о поездке в родную деревню на западе Турции и общении с местными жителями.

Кадры того, как знаменитые армянские каменные кресты приспособили для хозяйственных нужд, например, как подпорки под стены, всколыхнули чувства зрителей из армянской диаспоры Франции.

Как бы то ни было, Изабель (имя изменено) все равно не собирается никуда ехать:

«Я родилась во Франции, а мои родители никогда не были упрямцами, но я категорически отказываюсь дать Турции хоть один евро из денег, который были заработаны моим трудом и трудом моего покойного отца. Кроме того, есть и какой-то инстинктивный страх, который я ощущаю уже в аэропорту Руасси, когда прохожу мимо представительства Turkish Airlines».

Страх уже в аэропорту

Страх. Его ощущают все армяне, с которыми мне удалось побеседовать. Их предков убивали и депортировали почти век назад, но внуки и правнуки по сей день «боятся» ехать в неизвестную им страну, которой, тем не менее, отводится ключевое место в семейной памяти. Кроме того, для каждого слово «страх» имеет свое, особое значение.

Прежде всего, существует физический страх, боязнь оказаться задержанным по этнической принадлежности. В конце 1990-х — начале 2000-х годов я пыталась убедить подругу-художницу приехать к нам в гости в Стамбул. Ее любимая тетя актриса Алис Сапритч (Alice Sapritch), которая уехала из Стамбула в 12 лет, вернулась туда 60 лет спустя в сопровождении продюсера Мирей Дюма (Mireille Dumas). Там они сняли прекрасный фильм с красивыми ракурсами и сценами, в котором актриса говорила, взвешивая каждое слово, дала волю ностальгии, а не гневу.

Возможности познакомиться с родным городом тети оказалось недостаточно. Несмотря на распиравшее ее любопытство, наша подруга, так к нам и не приехала:

«Никогда не знаешь, что там может случиться, я им всем не доверяю...»

Страх становится лишь сильнее, когда речь заходит о том, чтобы оставить позади Стамбул и отправиться на места прошлой драмы, где всех армян долгое время считали перешедшими на сторону России предателями. Именно поэтому в 2009 году в «Диалоге об армянском запрете» французский философ армянского происхождения Мишель Марян (Michel Marian) признался в беседе с турецким экономистом Ахметом Инселом, что до сих пор боится ехать в Эрзурум, хотя желание отправиться туда очень сильно.

Армянка Ара Кебапсиоглу (Ara Kebapcioglu), которая перебралась во Францию во время государственного переворота 1971 года и отказалась от турецкого гражданства, говорит следующее:

«Одна моя соседка-армянка из Бур-ла-Рен свято верила, что ее чуть ли не съедят заживо, как только она переступит через границу. Несколько лет назад мы все же убедили ее поехать, это было непросто, но она была в восторге от того, что увидела».

«Те из нас, кто говорят, что никогда не боялись, на самом деле лгут, — говорит глава группы “Армянская бдительность против отрицания геноцида” Сета Папазян (Seta Papazian), которая в прошлом году отправилась в Стамбул на церемонию в память о событиях 24 апреля 1915 года. — Меня успокоило то, что я поехала не одна, с правозащитниками и в рамках четко определенной программы. Кроме того, нужно было поддержать турецких и курдских активистов, которые ведут эту борьбу в Турции. У меня не было ощущения, что я играю на руку турецким властям».

То есть, поездка в Турцию не исключена, но для этого нужно выполнить определенные условия. Сете Папазян было нужно, чтобы она стала продолжением и ее работы правозащитника.

Жан-Жак Аведиссян не планировал заранее первое путешествие в Турцию. Приехав в Ереван в 2007 году, он наткнулся на рекламу одного местного туроператора, сразу же купил два билета на автобус и два дня спустя уже добрался до Турции через Грузию.

Поездка как продолжение борьбы

Но он не стал двигаться по туристическим маршрутам, а пошел по следам своего деда Оннига Аведисяна. Этот уроженец Вана (там до сих пор живут его родственники) сражался неподалеку от озера Урмия. Несколько лет спустя после этой поездки внук посвятил его прошлому целый рассказ:

«Мы совершенно не знаем Турцию, однако испытываем своеобразный атавистический страх, потому что с детства впитали страшные истории наших предков».

Некоторые из моих собеседников даже говорили, что на этот страх зачастую накладывается «определенная неуверенность, потому что, как всем мы понимаем, в долгосрочной перспективе история не может быть полностью черно-белой. Со стороны армян тоже было насилие, пусть даже не в ту эпоху и несравнимое по масштабам».

Переводчица Жанин Альтунян (Janine Altounian) решилась сделать этот шаг в октябре 2013 года, только после 40 лет работы над «Полным собранием сочинений Фрейда»:

«Мне, наконец, стало ясно, откуда идет мой страх. Я не боялась не того, что меня могут убить, а то, что после поездки по маршруту “Дневника депортации” моего отца Вахрама Альтуняна во мне может пробудиться ностальгия, ощущение того, что Турция — тоже моя страна».

Тем не менее, этого не случилось. Наоборот, Турция совершенно не пришлась по вкусу Жанин Альтунян:

«Я приехала в Бурсу со свидетельством права собственности бабушки, но быстро поняла, что пытаться найти-что-то среди заброшенных и развалившихся домов совершенно бессмысленно. У меня возникла перед глазами картина того, как из этих домов выгоняли армян, мою семью. Я оказалась в призрачном мире, а не мире живых. На меня произвело сильное впечатление такое стирание прошлого, хотя я и знала о его существовании в этом государстве, которое упорно отрицает геноцид. Я глубоко прочувствовала, что значит принадлежать к принижаемому меньшинству, что значит не чувствовать себя как дома там, где живешь».

Как бы то ни было, столкновение обросшего грузом легенд трагического прошлого и прозаических реалий современной Турции все же постепенно вытесняет страх у многих представителей армянской диаспоры.

Страх никуда не делся, но он постепенно угасает. Начало всему положили демонстрации после похорон армянского журналиста Хранта Динка, которого в 2007 году убил турецкий ультранационалист перед зданием газеты Agos. «Мы все — армяне» — гласила надпись на плакатах, которыми размахивала собравшаяся в центре Стамбула толпа в несколько десятков тысяч человек. Этот народный подъем стал настоящим откровением для жившей в тысячах километров оттуда армянской диаспоры, которая поняла, что далеко не все турки — «враги».

«С тот момент ситуация изменилась: все больше людей отправляются в Турцию, и это движение должно достигнуть пика 24 апреля 2015 года в столетнюю годовщину геноцида», — полагает Ара Торанян, по мнению которой призыв Шарля Азнавура стал своего рода проверкой.

«Еще пять лет назад поездка в Турцию была чем-то немыслимым, — отмечает Жан-Жак Аведиссян. — Это выглядело как отпущение грехов Турции, мы ощущали вину по отношению к памяти жертв, считали это предательством наших армянских корней».

Сейчас же на смену ему приходит новое ощущение, чувство восстановления исторической преемственности.