На фоне обострения напряженности в отношениях России, Украины и, косвенным образом, Европы в сознании людей вновь возникает призрак всеобщего вооруженного конфликта. Но может ли он быть радикальным средством восстановления мировой экономики? Сегодня такой сценарий кажется неправдоподобным, а ситуация кардинально отличается от того, что было в 1914 и 1939 году.

Atlantico: Первая мировая война, кризис 1929 года, Вторая мировая война... За самыми страшными историческими потрясениями неизменно следовали масштабные экономические и социальные реформы. Согласны ли вы с таким выводом? Существует ли здесь причинно-следственная связь?

Филипп Симонно: По случаю столетия войны 1914 года у нас заново изобретают бога Марса, который навязывает людям войну, словно те сами не имеют к ней никого отношения. Сегодня главная тенденция в историографии Первой мировой войны сводится к тому, что виновны все, или что ответственность лежит на системе, то есть не виноват никто. В очерке «Нет, Германия не виновата», я выражаю искреннее возмущение по поводу такого направления мысли. Как мне кажется, государственные деятели России и Франции и в частности Пуанкаре и Николай II на самом деле были готовы начать войну в 1914 году, потому что верили в перспективу быстрой победы. Здесь нет никакой связи с предсказанным Лениным экономическим кризисом. Как бы то ни было, последовавшие за этим чудовищным кровопролитием физические и нравственные потрясения стали причиной не менее страшных трагедий в будущем. Это тем заметнее на фоне стремления возложить всю ответственность за Первую мировую войну на Германию: это было нужно, чтобы заставить ее заплатить, а также скрыть вину Франции и России, грубые просчеты наших хвастливых генералов, воинственных политиканов и прочих диванных стратегов.

— Хотя сегодня нам и нужны реформы, не хотелось бы, чтобы толчком для них послужила война или тяжелейший кризис. Нет ли какого-то более «мягкого» способа для того, чтобы создать лучшую основу для нашей экономики и социальной модели?

— Разумеется, существует если и не мягкий, то, по крайней мере, невоенный способ направить страну на правильный путь. Шарль де Голль в 1958 году, Маргарет Тэтчер в 1979 году, Ингвар Карлссон в 1998 году, Герхардт Шредер в 2002 году — вот вам убедительные примеры. Но для этого нужны хватка, смелость, убежденность, познания в экономике и умение говорить правду. А все эти качества вряд ли приходят на ум, когда мы говорим о современных французских политиках. Левая пресса и интеллигенция сегодня, наконец-то, начинают осознавать, что Франсуа Олланд водил нас за нос два года, хотя его недобросовестность, трусость и некомпетентность были совершенно очевидны с первых недель работы на посту президента. У него еще есть три года, чтобы исправиться. Сомневаюсь, что у него это получится. Лично я опасаюсь, что во Франции будет лишь и дальше крепнуть раскол, что она окончательно увязнет в ловушке социального государства, которое само привело себя к банкротству. По счастью, Франция уже не та страна, что при «вояке-Пуанкаре» (так окрестила президента газета L’Humanité в 1920-х годах), и не в силах развязать мировую войну, как это было в 1914 году. Что же касается молодых поколений, они начинают открывать для себя все преимущества и поворачиваются спиной к смеси марксизма и кейнсианства старших поколений правых и левых. И это причина не терять надежду.

— Крах Lehman Brothers оставил отпечаток в сознании людей, однако спасение банков повлекло за собой настоящий эффект домино. Если с дурными привычками нашего современного общества никто так и не начнет активно бороться, они так никуда и не денутся? В какой степени существующая у нас сегодня система становится препятствием для ее собственного развития?

— Без радикальных реформ валютной системы мы так и продолжим существовать в условиях господства все более крупных и крупных банков. Банки процветают благодаря связям с центральными банками, которые начинают печатать деньги по их требованию. Чтобы не дать им никому навредить, нужно высвободить валюту из рук государства, организовать конкуренцию валют. Первым шагом в этом направлении стал bitcoin. У нас ошибочно пытаются восстановить золотовалютную связь, но не признают это открыто из-за того, какой след оставило осуждение «старого варварского реликта» Кейнсом. С bitcoin все выглядит так, словно люди пытаются заново изобрести колесо, не зная понятия круга!

— Но что если бы банкротства последовали одно за другим? Не оказалась ли бы ситуация еще хуже, чем в 1929 году? Могло ли бы это привести к формированию нового общества? Способна ли на это малоприятная шоковая терапия?

— Вопреки распространенному мнению кризис 1929 года сформировался не в результате попустительства власти, а стал государственным кризисом (Гувер, предшественник Рузвельта в кресле президента, был убежденным сторонником вмешательства), который во многом был связан с неспособностью государств восстановить уничтоженный Первой мировой войной золотой стандарт. И, опять-таки, что бы вам ни говорили, Рузвельт ничего не решил, потому что когда ресурсы начатой им массовой девальвации доллара исчерпали себя, американская экономика снова погрузилась в рецессию.

Филипп Симонно, экономист.