Троянские кони России

Заложив в основу империалистической внешней политики экспансионистскую модель, Россия время от времени применяет более рациональную модель точечного воздействия. Экспансионизм, который во все времена был более предпочтителен для России, но только тогда, когда ей хватало средств, стал важной частью русского менталитета от океана до океана.
 
Это обстоятельство крайне важно во внутренней политике России, когда, не обладая потенциалом для обеспечения нормального уровня жизни для населения, Кремль постоянно поддерживал идеи «самой крупной в мире державы», «9 часовых поясов» и иные экспансионистские соблазны, с помощью которых в условиях отсутствия хлеба населению обеспечивали зрелища.
 
Если в российской, французской, римской моделях мощь государства определяется захваченными территориями, то в американской, британской, голландской моделях – богатством. Это проявление разницы в национальном и государственном мышлении.

Правда, порой величина территории увеличивает богатство, но далеко не всегда. Кстати, начавшийся после Второй мировой войны процесс деколонизации, который интенсифицировался в 60-х годах, является как раз проявлением понимания того, что территория не гарантирует богатство.
 
Словом, российский империализм предпочитает экспансионистскую модель, поскольку она звучит в унисон с внутренней политикой, вернее, Россия направляет свои ресурсы на решение не социальных, а военно-политических задач. Тут следует заметить, что этому в немалой степени способствуют личности принимающих решения в России – КГБ и генералитет, которые, помимо возвышения собственной сверхзначимости, получают также безграничные коррупционные возможности. Ярким доказательством этого является скандал, связанный с экс-министром обороны Анатолием Сердюковым.
 
Но России знакома также модель точечного империализма, к которой она прибегает при нехватке средств. Однако, в отличие от американо-британской модели, Москва держит этот механизм про запас, чтобы при возможности сразу же перейти к экспансии. Россия называет «чувствительные точки» по-разному: сразу после распада СССР это называлось «русскоязычным населением», «нерешенными этническими конфликтами», позже – «российские военные базы», сейчас «российские паспорта» и «российские миротворцы».
 
В случае с Арменией Россия перед уходом всегда оставляла «троянских коней», которые позволяли ей потом спокойно возвращаться «по просьбе трудящихся». В 1918 году это были последствия Первой мировой войны, в которой русские заставили армян воевать на их стороне, но когда Ленин решил выйти из войны, независимая Армения оказалась лицом к лицу с турками, в нищете, не успев опомниться от геноцида, с непосильной ношей беженцев и переселенцев. В этих условиях возвращение в объятия России казались Армении спасением, и именно в этом состояла причина сравнительно легкой «советизации» Армении.
 
После распада СССР в 1991 году «в подарок» Армении остались карабахский конфликт и российская военная база. После этого любой шаг, противоречивший российским интересам, пресекался Кремлем шантажом по карабахской тематике.
 
Затем Россия еще более усугубила свое влияние на внутриполитическую ситуацию в Армении, добившись того, что пророссийской стала не только власть, но и неправящая четверка.
 
Другим троянским конем России стала часть общества, сформированная под влиянием гастарбайтерства, профессиональных российских фашистских СМИ и их армянских непрофессиональных коллег. Эта часть общества видит спасение от нищеты и несправедливости в России.
 
На деле в Армении нет общественно-политического фактора, способного предложить альтернативу России – то есть, ситуация почти безнадежная. Большие проблемы возникнут тогда, когда Россия, будучи не в состоянии нести территориальную ношу – если Украина наступит ей на горло – решит вернуться в Москву. В этом случае в Армении не будет ни системы, которая окажется способной реализовать новую независимость, ни адвокатов, которые будут утверждать, что независимость нам нужна.