Если сочинение о жизни других людей начинается с желания ответить на ряд вопросов, это может привести писателя к новым вопросам, на которые бывает трудно, а порой невозможно ответить. Теперь, когда я провела достаточно много времени в обществе Джордж Элиот (George Eliot), вопрос, который больше всего тревожит меня, звучит следующим образом: как она относилась к тому, что у нее не было детей? Была ли она, как сейчас говорится, бездетной по выбору? Или это было случайностью? Или это стало результатом печального стечения обстоятельств? Было ли это решение, которое она сама осознанно приняла или которое кто-то в некотором смысле принял вместо нее?
Есть такие писатели, в связи с которыми вопрос родительства не стоит настолько остро — по крайней мере, с моей точки зрения. К примеру, я бы вряд ли стала обсуждать вопрос об отказе от материнства с Джейн Остин (Jane Austen), и я бы также не стала тратить на него время, отпущенное мне для общения с Генри Джеймсом (Henry James). Но в случае с Джордж Элиот этот вопрос кажется мне особенно актуальным именно потому, что она с такой проницательностью и так подробно описывает самые разнообразные проявления любви — романтические, супружеские, сыновние, а также отеческие и материнские. Как ей удалось узнать все то, что она знала?
На самом деле Джордж Элиот не была бездетной в полном смысле слова, как утверждали многие исследователи ее биографии. Когда ей было 30 с небольшим, она стала мачехой троих сыновей Джорджа Льюиса (George Henry Lewes), с которым она прожила почти четверть века, и в своей книге «Моя жизнь в Миддлмарче» (My Life in Middlemarch) я описываю то, как эта неожиданная роль повлияла на жизнь и творчество Джордж Элиот. То, что я считаю искренним желанием быть щедрой и ласковой по отношению к детям своего гражданского мужа, порой шло вразрез с ее собственным ощущением творческой автономии. В то же время проблемы, с которыми сталкиваются молодые люди на заре своей взрослой жизни, нашли живописное воплощение в ее творчестве — вспомните Фреда Винси (Fred Vincy), Уила Лэдисло (Will Ladislaw) и Тертиуса Лидгейта (Tertius Lydgate), троих молодых людей в романе «Миддлмарч» (Middlemarch), каждый из которых изо всех сил старается найти свой путь в жизни.
У меня тоже есть трое приемных сыновей, которые сейчас уже превратились в перспективных молодых людей и которые появились в моей жизни более 10 лет назад, то есть когда мне было приблизительно столько же лет, сколько было Джордж Элиот, когда она взяла на воспитание троих сыновей Льюиса. Даже если это само по себе не дает мне права авторитетно рассуждать об отношении Элиот к молодым людям в ее романах, это оказывает мощное влияние на мое восприятие ее творчества. (В течение нескольких лет над моим рабочим столом висела распечатка цитаты из «Миддлмарч»: «Порой люди могут нести в себе призвание, которое остается не до конца понятным даже для них самих, не так ли? Они могут казаться праздными и слабыми, потому что они растут. Мне кажется, нам следует быть очень терпимыми по отношению друг к другу».) Это также приводит меня к мысли о том, что, хотя Джордж Элиот не стала матерью в полном смысле этого слова, взяв на себя ответственность за сыновей Льюиса — за которых она отвечала в финансовом смысле и на жизни которых она оказала мощное влияние — она, вне всяких сомнений, испытала на себе бремя родительства.
Элиот иногда называла свои книги своими детьми, а процесс их написания — некой формой рождения. В одном из своих писем она описала процесс завершения работы над романом: «Ощущение того, что это произведение зародилось в человеке, как дитя, росло и развивалось посредством некой силы, для которой человеческая жизнь — это всего лишь инструмент, и что в конце всего остается всего лишь пустая оболочка». Образ матери, истощенной и измученной, стал одним из немногих образов Элиот, которые поражают меня своей ограниченностью. Несомненно, есть огромное число молодых матерей, которые чувствуют себя именно так, но мне все же кажется, что чаще всего этот опыт объединяет в себе крайнюю степень истощения с сильнейшим приливом жизненных сил. (Я никогда не чувствовала себя более живой и полной сил, как в момент рождения ребенка.) Возможно, именно этот образ матери, измученной своим ненасытным и беспомощным ребенком, помогает отчасти объяснить, почему Элиот не захотела следовать традиционному курсу материнства. То, как она это описывает, кажется мне не слишком привлекательным. Возможно, в какой-то момент Элиот поняла, что она может удовлетворять потребности только одного неизменно требовательного голоса, и это голос ее внутреннего творческого потенциала.
Тем не менее, в своем творчестве она сумела выразить совершенно иной опыт материнства, отличный от того, о чем она вскользь упомянула в вышеупомянутом письме. В своей книге я пишу, что одним из самых трогательных моментов «Миддлмарч» стал тот эпизод, когда Фред Винси, сын мэра, тяжело заболевает. Внезапно его мать, недалекая, легкомысленная миссис Винси, забывает о своих весьма прозаических делах, и ее охватывает нестерпимый страх за жизнь своего первенца. «Это затронуло все потаенные глубины ее материнской памяти, и молодой человек, чей голос становился мягче в тот момент, когда он с ней беседовал, вдруг стал тем самым младенцем, которого она когда-то любила, любила той любовью, которой она не знала до его рождения», — писала она. Точность этого описания попросту ставит меня в тупик. Как могла она так точно знать, что переживает мать в момент болезни своего ребенка? Всего в нескольких, идеально подходящих словах ей удалось выразить то, что по крайней мере для меня стало самой ошеломительной неожиданностью, связанной с материнством: то, как материнство открыло мне доступ и заставило меня войти в новую эпоху любви, заботы, самопожертвования и в то же время ужаса, то есть доступ к такому измерению, о существовании которого я прежде не подозревала. Внезапно и без всяких на то причин я испытала такую любовь, которой никогда прежде не испытывала.
Но каким-то образом Элиот тоже имела доступ к этому измерению, несмотря на то, что сама она не выносила и не родила ребенка. Именно это пытаются делать писатели: они стараются прожить жизнь, которая отличается от их собственной. Одна из главных задач, которые Элиот ставила перед собой в своем творчестве, заключалась в том, чтобы заставить читателя выйти за рамки простого отождествления с людьми, которых легко понять, потому что они ничем не отличаются от нас самих, и попытаться почувствовать того, кто абсолютно на нас не похож. «Единственная цель, которую я ставлю перед собой в своих романах, это дать читателям возможность представить и почувствовать боль и радости тех людей, которые отличаются от них во всем, кроме принадлежности к несчастному и грешному человеческому роду», — написала она.
Поэтому, даже если бы путешествия во времени были реальностью, я бы не стала задавать Джордж Элиот свой дерзкий вопрос — не только потому, что это непростительная грубость, но и потому, что это было бы попыткой вместить ее обширный опыт в чрезвычайно ограниченные рамки моих собственных переживаний. Творчество Элиот свидетельствует о том, что матери не имеют монополии на любовь и самопожертвование, на сочувствие и заботу, несмотря на то, что некоторым из нас требуется родить ребенка, чтобы пережить то, о чем уже знают великие писатели.
