Подростки в метро что-то жадно рассматривали на своих смартфонах. Думала, новая игра. Оказалось – видео, как убивали и сжигали людей в Одессе. Наш сосед – немолодой, хворый, затюканный женой и бытом, вдруг достал из шкафа голубой берет ВДВшника и подался на восток. К бывшим сослуживцам. Нашел смысл жизни и смерти. Война, которая многие годы была чем-то абстрактным, сейчас стала реальностью в самой жуткой своей форме – гражданского конфликта. Не думали наши прадеды в 1945-м, что их потомки будут называть фашистами друг друга и с такой же ненавистью к врагу, как они, уничтожать земляков...
Еще несколько месяцев назад трудно было представить, что на нашем хуторе под названием Украина, в городах, больших и маленьких, будут стоять баррикады, по улицам ездить танки, стрелять минометы и взрываться «коктейли Молотова». Уж кто-кто, а украинцы меньше всего походили на балканских братьев, с энтузиазмом взявшихся за оружие во время национальной междоусобицы 90-х годов. Какие, казалось бы, из хозяйственных украинцев бойцы? Деньги подработать, «садок вишневий коло хати» завести, огород обработать, в кафе пойти, частный магазинчик открыть, в Италию посудомойкой или в Россию грузчиком – такой была программа-минимум для основной массы простого населения последние 20 лет.
В общем-то, и на Майдан поначалу шли без интереса, неохотно, как бы отметиться. Потом втянулись. За несколько месяцев милитаризовались. К зиме окончательно сформировалась и оформилась довольно значительная часть людей, которая хотела бы повоевать. От националистов до пейнтболистов. А что: если можно стрельнуть и убить, и за это ничего не будет ввиду исключительности политического момента, то почему такой возможностью не воспользоваться?
Недавно в Интернете прошел опрос на тему: «Почему люди так стремятся воевать?». Опрашивали и русских, и украинцев, и тех, кто живет за границей. В основном – интеллектуальную публику. Ответы в большинстве своем звучали банально, но попадались и довольно интересные.
«Охранный инстинкт» заставляет действовать даже тех людей, которые в обычной жизни смерти стараются избегать – пытаются вести здоровый образ жизни, кушать полезную пищу с витаминами, ходить на профосмотры к врачам и т. д. и т. п.
Например, писали о том, что значительная часть мужской половины нашего общества (как украинского, так и российского) утратила вкус к жизни. Это здесь, в Киеве, или тем более в Москве есть шанс круто изменить свою судьбу, достигнуть чего-то значимого, чем можно гордиться. А какие возможности в провинциальном Омске или Славянске? Живут – как во сне. Пьют, курят, сидят у телевизора или за компом. У кого есть работа – работают. У кого нет – маются от безделья и безденежья одновременно. Редко кто настолько обожает своих близких – жен, детей, родителей, чтобы погружаться в семью с головой и получать от этого прилив жизненной силы. Как правило, все надоедает – и работа, и окружающие, и сама жизнь.
И тут история преподносит уникальный шанс – помереть, так с музыкой. Подержать в руках оружие. Поиграть со смертью в лотерею. Как правильно написал один из участников опроса, все равно умрем, рано или поздно. Не на войне, так от болезни или от старости. А те, кто идут в бой, они ведь не на смерть идут. Они верят, что именно их пуля не заденет. К тому же, когда подбирается хорошая мужская компания и всех охватывает охотничий азарт, инстинкт самосохранения уходит на задний план. И люди порой творят такие чудеса, которых сами от себя не ожидали. А это поднимает дух и вселяет оптимизм. Не случайно люди, лезущие на рожон, часто выходят из боя без единой царапины. И чувствуют себя в эти минуты вполне счастливыми. Какими они не были многие годы.
Другой мотив – у идейной части населения. Всегда была актуальна тема умереть за веру, за принцип, чтобы Путин не прошел или чтобы бандеровцы не пролезли. Это перекликается с исторически заложенным в нашем подсознании «охранным геном»: защита собственной жизни и территории, защита матери и ребенка, рода в целом.
«Охранный инстинкт» заставляет действовать даже тех людей, которые в обычной жизни смерти стараются избегать – пытаются вести здоровый образ жизни, кушать полезную пищу с витаминами, ходить на профосмотры к врачам и т. д. и т. п. Такая публика тоже не редкость на войне, особенно на гражданской. Но, как правило, она быстро ретируется из зоны боевых действий, осознав, что брутальная реальность не соответствует идиллически-патриотической картинке, нарисованной в их воображении. И несостоявшиеся бойцы становятся любознательными зеваками или сочувствующими. Практически болельщиками, заражая своим азартом и любопытством окружающих.
Впрочем, все сказанное выше относится к людям от 25 лет и старше. А скорее, к тем, кому уже за 30. У молодежи свой мотиватор поиграть в войнушку, подраться до перелома черепа и налить в бутылки огненную смесь для сожжения людей. Это – виртуальная зараза.
Эти дети вошли в реальность с совершенно определенным стереотипом, что причинять боль и смерть другому не страшно, не запрещено и даже весело. Что умирают понарошку, и почти у всех есть запасные жизни. Они начинают осознавать неправильность этой теории, только когда боль касается их самих
На Украине (и в мире тоже) в последние полтора десятилетия сформировалось целое поколение людей, прежде всего, юнцов, воспитанных на агрессивных компьютерных играх. «Мы общались с некоторыми подростками 16-17 лет, которые участвовали в массовых побоищах, кидали «коктейли Молотова», забивали людей палками в подворотнях... Это те, кого нам «поставляли» родители и врачи или приводила милиция, – говорит социо-психолог Елена Воробьева. – И почти 99% этих ребят выросли за компьютерами. Они целыми днями играли в «стрелялки» с бутафорскими смертями, кровью и «запасными жизнями». Больше половины из них «приправляли» свой досуг фильмами-ужасами, триллерами и прочим, где опять-таки убийство являлось чем-то повседневным, ненастоящим и даже смешным.
Эти дети вошли в реальность с совершенно определенным стереотипом, что причинять боль и смерть другому не страшно, не запрещено и даже весело. Что умирают понарошку, и почти у всех есть запасные жизни. Они начинают осознавать неправильность этой теории, только когда боль касается их самих. Если при этом травма не «легла» на анестезию в виде алкоголя или наркотиков. Тогда даже собственные увечья не вызывают поначалу у них испуга. И только когда наступает отрезвляющий эффект боли или потери сознания, они выходят из эйфорического транса и начинают с ужасом осознавать, что наделали беды. После чего включается механизм самозащиты и оправдания. Начинаются слезы, симуляция раскаяния и обещания «больше не делать» плохого», – завершает свой рассказ социо-психолог.
Как и многие другие специалисты, она уверена, что массовая гибель людей с начала этого года кардинально переформатировала психологию украинцев. Снято табу на смерть, страдания, применение оружия. В моду вошли камуфляж, насилие, ритуальные действа, связанные с войной. И это, увы, надолго. Пройдет не меньше двух лет спокойной жизни, прежде чем эпидемия воинственности пойдет на спад.
Условия для этого нужны такие же, как на Балканах после окончания войны: переключить внимание на бизнес, на собственные достижения, на общечеловеческие, а не идеологические ценности. Опять же рост благосостояния. Чего нам ожидать точно не приходится. Поэтому на Украине всегда будет достаточно скучающих разочарованных мужчин всех возрастов, которые то ли от беспросветности жизни, то ли под влиянием компьютерных игр продолжат искать себе приключения с оружием в руках. «А власть, создавая всякого рода карательные отряды «Шторм», «Днепр», Нацгвардию и прочее, только поощряет подобные инстинкты», – уверена психолог.
Бедные наши деды-прадеды, которые четыре года голодали, холодали в окопах, попадали в ад плена, вырывались из него, шли на смерть и умирали с верой, что их дети заживут лучше, теперь в братских могилах, наверное, переворачиваются. От того кошмара, к которому мы столь стремительно пришли
Подтверждение ее слов я обнаружила прямо у себя во дворе. На заборе, где обычно расклеивают объявления о супервыгодной продаже очередной партии конфиската, висел небольшой, но яркий плакат: «Запись на тренировки и семинары «Психологии уличной драки». Гарантируем наработку технических, психологических и тактических приемов, применимых в условиях уличного конфликта. Практические занятия проводятся в фитнес-клубе таком-то (и название клуба с адресом). Стоимость 100 грн./тренировка».
Ну, что тут скажешь – тренд сезона. Фитнес-драки! Представляю даже диалог: «Ты куда ходишь?» – «Я в школу танцев на пилоне («палка» для стриптиза, кто не в курсе, – автор). А ты?» – «Я – в бассейн. А вы, ребята?» – «А мы ходим на уличные драки, чтобы после занятий мутузить вражеских ультрас, колорадов, путлеров, нациков, бандер или кто под руку попадется».
Бедные наши деды-прадеды, которые четыре года голодали, холодали в окопах, попадали в ад плена, вырывались из него, шли на смерть и умирали с верой, что их дети заживут лучше, теперь в братских могилах, наверное, переворачиваются. От того кошмара, к которому мы столь стремительно пришли. Они-то верили, что защищают нас, своих не родившихся еще потомков. И платят своими жизнями за то, чтобы мы, пришедшие после них, избавились от того, что пришлось пережить им.
Нынешнее 9 мая – самый уязвимый День Победы на моей памяти. За годы, минувшие после распада СССР, он сильно нивелировался в сознании людей. Еще в конце перестройки, когда началась дискуссия о войне и увидели свет книги г-на Суворова, на аллеях славы появились пьяные подростки с бутылками пива, которые затаптывали ветеранов. Потом начались альтернативные марши УПА. Стычки между стариками с взаимными оскорблениями и «поединками» на костылях. Затем власть попыталась выправить ситуацию и в подражание России «замутила» военные парады и театрализованные шоу с типа солдатской кашей.
Наконец, сейчас мы пришли к той точке, когда праздника у нас больше нет. Есть смутное ощущение тревоги. И (не у всех, а у некоторых) явные признаки угрызения совести. Хочется как-то выразить благодарность старикам, которых остались считанные единицы. Но страшно идти к Вечному огню, особенно с ребенком: вдруг выскочит толпа молодчиков, побьет. С другой стороны, попробуй что-то критическое скажи в адрес людей с иконами, подпевающих балладам Жанны Бичевской: заклюют, заплюют, сукой обзовут. Терпимость? Какая, на фиг, терпимость!
В условиях всеобщего психоза очень трудно сохранять невозмутимость духа. Постоянно возникает замкнутый круг: от безысходности – агрессия, она порождает ответную агрессию, ситуация обостряется, и наступает новый виток безысходности. И так – по спирали. Как утверждает гештальтпсихология, возникает «синдром неоконченного действия», и пока ты его не окончишь, не добьешь своего врага палкой на асфальте, не будет тебе покоя и морального удовлетворения. Чтобы наступил мир, нужно закончить войну. Но как?..
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Еще несколько месяцев назад трудно было представить, что на нашем хуторе под названием Украина, в городах, больших и маленьких, будут стоять баррикады, по улицам ездить танки, стрелять минометы и взрываться «коктейли Молотова». Уж кто-кто, а украинцы меньше всего походили на балканских братьев, с энтузиазмом взявшихся за оружие во время национальной междоусобицы 90-х годов.
