Америанский писатель Генри Дэвид Торо, раздосадованный и недовольный болезненными переменами, вызванными в стране прогрессом середины XIX века, выстроил себе хижину в лесу и удалился от мира. Таким образом он пытался реализовать собственную стратегию противостояния этому самому прогрессу, в котором писатель уже тогда видел серьезную опасность и который с тех пор так и идет вперед, сметая все на своем пути. Во времена Торо на смену лошади, до этого самого быстрого средства передвижения, пришел паровоз, машина, приводимая в движение мотором, а не животными, то есть без участия природы. Именно поэтому Торо видел в паровозе нечто враждебное и чуждое своему жизненному проекту.
«Люди превратились в инструменты своих инструментов», говорил он, имея в виду топор, лопату и молоток — на тот момент необходимые инструменты, без которых немыслимо было построить дом или разбить сад. Писатель и вообразить себе не мог уровень зависимости от компьютера людей, которые будут жить спустя всего полвека. И эта зависимость заставляет поставить вопрос ребром: где здесь инструмент, и кому он служит — компьютер человеку или человек компьютеру?
Хотя Торо и был одиноким упрямцем, он всегда ставил у входа в хижину стул, чтобы проходящий мимо путник мог сесть и побеседовать с ним. Однажды некий молодой человек попросил у него стакан воды. Писатель вынес ему половник, указал изумленному прохожему на озеро и сказал, что тот может выпить озерной воды, сколько хочет.
Будучи одним из столпов американской литературы, Торо одновременно был философом, землемером, натуралистом, школьным учителем и, в конечном итоге, первым экологом. Я принялся перечитывать его главную книгу, «Уолден», после того, как мне на глаза попались два исследования, опубликованные в Англии и США, в которых Европа предстает несчастным и пессимистически взирающим на будущее континентом. Это мрачное отношение европейцев к жизни заставляет авторов задуматься о том, какое влияние на жизнь частного человека оказывает прогресс. И именно об этом размышляет Торо в этом своем странном и великом романе 1854 года.
Будущее особенно неприветливо выглядит из Испании: такой вывод делают эксперты британского агентства Ipsos-MORI на основании результатов опроса, проведенного в 20 странах, о восприятии будущего молодежью и людьми среднего возраста. Согласно этому исследованию, в Европе это восприятие наиболее пессимистично: во Франции только 7% опрошенных считают, что их дети будут жить в лучшем мире, чем они, в Бельгии — 13%, а в Испании — 16%. Между тем, в странах БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) люди верят в светлое будущее: например, 81% китайцев уверены, что потом будет лучше, чем сейчас.
Эти данные вполне согласуются в результатами другого недавнего исследования, проведенного агентством Pew Research Center и посвященного тому, насколько счастливыми себя чувствуют граждане в разных странах мира. Выяснилось, что самые счастливые люди, которые довольны жизнью, живут в Латинской Америки и в странах БРИК, то есть в развивающихся странах. А самые несчастные люди, неудовлетворенные своей жизнью, проживают в развитых странах, в основном в Европе. Аналитики из Pew Center отмечают, что жители США чувствуют себя менее счастливыми, чем мексиканцы, хотя в Америке доход на душу населения почти в четыре раза выше.
Пессимизм по отношению к будущему и уровень неудовлетворенностью жизнью в европейских странах, особенно если прибавить к этому экономический коллапс и недоверие к политикам и власти, указывает, что мы идем неверным путем. Общество, которое плодит несчастных людей, должно пересмотреть не только свои институты, но и свой дискурс, то, что оно сообщает гражданам, и что заставляет европейцев взирать на будущее без особой надежды.
Как это возможно, чтобы человек, родившийся в Сальвадоре, в условиях такой нужды, которую европейцу сложно даже представить, был бы счастливее француза, бельгийца или испанца? Ключ к пониманию этого кроется как раз в этой нужде: кто мало имеет, может надеяться получить большее. У кого все есть, тот боится потерять. В этом элементарном законе, в котором очень верно разобрался Торо, вся суть.
Писатель, который относился к прогрессу с большой долей скепсиса, выстроил себе хижину в лесу из природных материалов. Прежде чем обшивать стены, он разложил доски на траве, чтобы солнце придало им нужный оттенок: он хотел, чтобы его жилище буквально сливалось с лесом, было частью окружающего пейзажа. Торо утверждал, что дом нужен человеку только зимой и в дождь, а все остальное время он только мешает. Его возмущало, что каменный дом стоит столько, сколько целая индейская деревня, каких много было вокруг озера Уолден, неподалеку от его хижины. «Потому что стоимость вещи я измеряю количеством жизненных сил, которые надо отдать за нее», — написал он. А позже добавил: «Блеск одного класса обеспечивается нищетой другого». Сам Торо всегда ходил в грязных сапогах и простой полотняной одежде с большими карманами, в которые помещался его излюбленный багаж: тетрадь и подзорная труба.
Хотя он был известным писателем, сам он относился к своей профессии с иронией. Неудачи, которые отравили бы жизнь любому коллеге по перу, его лишь забавляли. В своих «Дневниках» он рассказывает о громком провале одной из его книг и о том, что издатель, не сумев продать тираж, отослал все непроданные экземпляры Торо, который замечает по этому поводу: «Теперь в моей библиотеке 900 томов, из которых более 700 написал я сам».
Его недоверие к идее истеблишмента и политкорректности, которые мало отличалась от современных нам, выразилось в одной фразе: «Не могу чувствовать ничего, кроме сожаления, когда слушаю, как ухоженный, хорошо одетый, уверенный в себе и с виду свободный человек рассуждает о том, следует ли страховать мебель». Радикальный эколог Торо предлагал альтернативу — вести простую жизнь, вернуться в те времена, когда человек был частью природы, а не «инструментом своих инструментов». И если 150 лет назад человечество далеко ушло от этой модели, то сегодня нас разделяют, вероятно, сотни световых лет.
Торо думал, что простая жизнь, какую он сам вел на берегах озера Уолден, жизнь, в которой все владели одним и тем же и не желали большего, была единственным противоядием против воровства и насилия, которое уже тогда цвело пышным цветом в городах, что она была прекрасным средством от тоски и от этого «тихого отчаяния», наблюдаемого им в его современниках, слишком занятых вопросами развития и прогресса. Возможно, Европа слишком далеко ушла от Уолдена, мы превратились в инструменты огромного количества инструментов и забыли, что счастье растет в тени простой жизни.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Америанский писатель Генри Дэвид Торо, раздосадованный болезненными переменами, вызванными в стране прогрессом середины XIX века, выстроил себе хижину в лесу и удалился от мира. Таким образом он пытался реализовать собственную стратегию противостояния этому самому прогрессу, в котором писатель уже тогда видел серьезную опасность и который с тех пор так и идет вперед, сметая все на своем пути.
