День памяти погибших в войнах, вероятнее всего, обернется огромным количеством алармистских заголовков в элитных информационных источниках о популистской лихорадке, бушующей в Европе, и отразится на результатах выборов в Европейский парламент. «Национальный фронт» Марин Ле Пен (Marine Le Pen) вполне может одержать победу во Франции, а «Партия независимости Соединенного Королевства» Найджела Фараджа (Nigel Farage) — в Британии. Что же происходит в Европе?
В своей неизданной книге «Левиафан и его враги» (Leviathan and Its Enemies) мой покойный друг Сэм Фрэнсис (Sam Francis) писал о надвигающемся кризисе «мягкого менеджерского государства», самым наглядным примером которого является Европейский союз. Как писал Фрэнсис, Освальд Шпенглер (Oswald Spengler) использовал термин «цивилизация», чтобы обозначить «конечную фазу культурного организма». В 1941 году Питирим Сорокин описал характеристики «цивилизации» Шпенглера:
«Космополитизм и мегаполис против «дома», «расы», «группы крови» и «отечества»; научный атеизм и абстрактная мертвая метафизика вместо религии сердца; «холодная прозаичность» против благоговейного отношения, традиций и уважения к возрасту; деньги и абстрактные ценности вместо земли и настоящих живых ценностей; «массы» вместо «народа»; секс вместо материнства… и так далее».
Между современным менеджерским государством и цивилизацией и культурой, которые ему предшествовали, существуют огромные различия. Тем не менее, они отражают столкновения современной эпохи, пока Европейский союз образца Жана Моне (Jean Monnet) и Роберта Шумана (Robert Schuman) демонстрирует однозначные симптомы дезинтеграции и распада. В каком-то смысле это довольно примечательно. Несомненно, подъем Евросоюза совпал с беспрецедентным ростом уровня жизни сотен миллионов людей от Атлантического океана до Балтийского моря, от Северного моря от Средиземного. Тем не менее, хотя в «Парламенте народа» и «Федерации мира» Альфред Теннисон (Alfred Tennyson) передал образ мыслей сторонников единого для нескольких стран правительства, живших в 19 и 20 веках, эта мечта оказалась неспособной завладеть сердцами европейских народов. Кто же захочет умирать за брюссельскую бюрократию?
Каковы отличительные черты тех популистских партий, которые появились практически во всех европейских странах? Во-первых, это отрицание идей универсализма и транснационализма, возвращение к патриотизму и его песням, символам, праздникам, истории, мифам и легендам. Для этих народов идея сохранения уникальной этнической и культурной идентичности нации вытесняет все основополагающие нормы супранациональных организаций, таких как Евросоюз и ООН. Эти настроения находят свое отражение не только в упрямом противостоянии дальнейшей интеграции внутри Евросоюза, но и во внутреннем сопротивлении дальнейшей иммиграции из стран Третьего мира, исламского мира или Восточной Европы. Эти люди хотят остаться тем, кем они являются. Даже швейцарцы зимой прошлого года проголосовали за инициативу Народной партии, предусматривающей возвращение квот на иммигрантов из Евросоюза.
Вторым красноречивым свидетельством этого нового популизма является традиционализм и культурный консерватизм, благоговейное отношение к религиозной и культурной истории, наследию нации и ее коренным жителям. Победа Кончиты, бородатого трансвестита в платье, на недавно прошедшем музыкальном конкурсе «Евровидение», которую с радостью встретила европейская пресса, стала четким сигналом для миллионов традиционалистов о том, что их культура осталась в прошлом.
Еще одна характерная черта нового популистского правого крыла — это, как пишет New York Times, восхищение президентом России Владимиром Путиным. Почему? Путин не только публично отвергает нравственный релятивизм Запада. Под его руководством российское социальное законодательство последовательно приводится в соответствие с традиционными христианскими понятиями добра и зла. Путин — это анти-Обама, стремящийся заполнить тот культурно-нравственный вакуум, который оставляет после себя Америка. Пока мы выступаем за мультикультурализм, права ЛГБТ-сообщества, аборты по выбору, Путин сознательно отказывается от ценностей Голливуда. Пока западные политики и СМИ решительно критикуют аннексию Крыма Россией, называя ее нарушением норм американского Нового мирового порядка, Путин пользуется идеями патриотизма и национализма в качестве аргументов в свою защиту: Крым принадлежал нам в течение 200 лет. Большая часть его населения — русские. Они хотят вернуться в лоно России-матушки. Там находится наш тепловодный порт. Американцы не должны диктовать русским поведение в тех ситуациях, когда затрагиваются ключевые интересы России. Жители антиамериканских уголков Европы аплодируют ему.
Между тем, Европу преследует еще один призрак: сепаратизм. Шотландцы, каталонцы и венецианцы хотят провозгласить независимость и снова стать теми государствами, которыми они некогда были. Что касается эпитетов, к которым прибегают популисты, их можно смело назвать расистскими, антисемитскими, гомофобскими и фашистскими, но их частое использование привело к тому, что они утратили свою токсичность. Еврократы слишком часто кричали: «Волк!»
Насколько серьезными могут оказаться последствия этого популизма правого крыла? В лучшем случае — подобно тому, как движение Чаепития сдвинуло Республиканскую партию вправо — эти партии, вероятнее всего, подтолкнут центристские и правоцентристские партии по всей Европе в своем направлении. Тогда возникнет вполне реальная угроза не только распада Евросоюза, но и распада Соединенного Королевства, потери Шотландии спустя 300 лет, выхода Англии из Евросоюза и раскола партии тори на еврофилов и еврофобов — и все это при Дэвиде Кэмероне.
Подобно материализму, консьюмеризму и социализму, транснационализм страдает от точно такого же пагубного недостатка. Он питает тело и лишает пищи душу. И, в конце концов, скучающие люди начинают снова прислушиваться к старым призывам.
