Российская аннексия Крыма сосредоточила внимание всего мира на имперских амбициях властной команды в Москве. Но уже гораздо раньше президент Владимир Путин совершил ряд действий, которые привели к отчетливому идеологическому повороту в консервативном направлении, который широко обсуждался и был благосклонно воспринят европейским, в том числе польским, правым крылом общественности. В России была запрещена пропаганда гомосексуализма и усыновление детей однополыми парами, демонстрировался своеобразный брак «трона» и алтаря, а Путин начал прямо ссылаться на «традиционные ценности».
Был ли это, однако, знак искреннего возвращения властной элиты, которая на 100% происходит из прежних коммунистических спецслужб, к христианству? Не начала ли она провозглашать лозунги, отражающие мировоззрение и убеждения всего российского общества из чистого прагматизма? Возможно, мы имеем дело с игрой, рассчитанной на достижение какой-то отдаленной политической цели, которая пока скрыта от наших глаз? Ответы на эти вопросы старались дать участники круглого стола под коварным названием «Спасет ли Россия западную цивилизацию?», который был организован Институтом им. Петра Скарги (Piotr Skarga) и редакцией журнала Polonia Christiana 27-28 марта в неоготическом дворце Венжиков в селе Пачкувка.
В январском номере Polonia Christiana перед наивным энтузиазмом в отношении нового облика правящих Россией выходцев из КГБ предостерегал католические и консервативные круги Петр Дерре (Piotr Doerre). «Перед лицом депопуляции Сибири и китайской колонизации этого региона вполне реальной стала угроза его утраты. Россия не способна остановить этот процесс, поэтому ей приходится с удвоенной силой поворачиваться к Западу и искать там свое политическое "lebensraum". Таким образом, пришла очередь Украины, восточная (впрочем, в основном русскоязычная) часть которой не видит повода для завязывания более тесных отношений с соседней державой-побратимом. Но Запад Украины не станет легким орешком, и это Кремль прекрасно понимает. Предвидя осложнения, он заранее пытается найти в Европе и в мире союзников своей политики. Возможно, именно так следует воспринимать путинский "консервативный поворот"», — писал заместитель главного редактора журнала.
Консерваторы всех стран — объединяйтесь. В Кремле
Такая интерпретация событий перекликается с высказыванием Анджея Новака (Andrzej Nowak) из Ягеллонского университета. «Для неоимперской концепции Владимира Путина есть два определяющих момента. Вспомните, например, как придя к власти в июне 2000 года, Путин отчитался перед бывшими товарищами по КГБ о том, что миссия выполнена. Многие восприняли это как шутку, но по действиям главы российского государства все чаще видно, что это было серьезно.
Второй момент, указывающий на то, что в Москве зарождается неоимпериализм, — это все более явственное акцентирование отсылок к христианству и консерватизму. Это не что иное, как попытка получить дополнительный рычаг влияния на международную общественность, — отметил историк. — Мы не должны забывать, что империализму всегда были и будут нужны универсальные идеи, выходящие за рамки одного народа. И если идея о великой России может быть привлекательна для россиян, то для строительства империи нужна более широкая концепция, нечто, что можно предложить жителям других государств. Сегодня это уже никак не может быть коммунизм, поэтому Кремль старается сделать такой объединяющей вокруг Москвы идеей консерватизм», — объяснял Анджей Новак.
Чилиец Антонио Урета (Antonio Ureta), представитель французского общества Защиты традиций, семьи и собственности, напомнил мысль Плинио Корреа де Оливейры (Plinio Corrêa de Oliveira), согласно которой, важное воздействие на международные отношения, имеют не только интересы отдельных стран, групп и граждан, но также идеи и доктрины.
«Желая понять новую политику Путина, следует вспомнить о действиях Наполеона Бонапарта. Напомню, что французский император затормозил развитие революции во Франции, чтобы экспортировать ее идеи за границы своей страны. Сейчас подобную стратегию избрал Путин. Прекращение развития революции в России могло быть нужно для того, чтобы распространить ее советско-российскую версию на весь мир. Реставрация консерватизма в путинском издании напоминает стабилизацию Наполеона, возродившего некоторые элементы "ancien régime" только для того, чтобы провести революцию в других аспектах», — отметил Урета.
«Но плохо ли это? — задалась вопросом Анна Разьны (Anna Raźny), культуролог из Ягеллонского университета. — В то время как Западная Европа или шире — вся та часть света, которую мы называем Западом — отчетливо отворачивается от христианства и всех консервативных ценностей, не должны ли мы взирать на сильную страну, которая возвращается к этим ценностям, с некоторой надеждой? Я хочу напомнить, что когда в Сирии шло уничтожение христиан, именно россияне встали на первую линию дипломатического фронта и защиту последователей Иисуса! Запад же смиренно молчал. Как относиться к вещам, которые мы не можем и не хотим спускать с рук политикам Запада или католической Польши? Сопротивление Москвы против глобализма, понимаемого как идеология испорченного Запада, стало в последнее 10-летие более чем заметным. Как не поддерживать его, оставаясь консерватором? — вопрошала культуролог. — Отвлечемся от чисто геополитической плоскости. Попробуем увидеть аксиологический аспект. Российский министр иностранных дел Сергей Лавров заявил недавно на саммите ООН, что его страна никогда не согласится считать права сексуальных меньшинств частью сферы прав человека. Он назвал нарастающую на Западе, а также во многих местах Азии и Африки, христианофобию в 100 раз более важной проблемой, чем права сексуальных меньшинств! Как же не поддерживать такого рода действия?!» — размышляла Анна Разьны.
Фальшивый консерватизм
«Мнимый поворот Путина к консерватизму и восхищение этим поворотом во многих правых кругах на Западе в чем-то напоминают восхищение Гитлером и Муссолини в 30-е годы. Многие консерваторы сегодня таким же образом, возможно, исходя из добрых побуждений, позволяют превратить себя в инструмент империалиста, провозглашающего красивые лозунги, за которыми не стоит уверенности в необходимости их воплощения в жизнь», — парировал Антонио Урета.
«Я полагаю, что люди, представляющие ту же позицию, что профессор Разьны, забывают, кем является человек, который возглавляет якобы новую Россию — Владимир Путин. Я считаю, что никакого "возвращения в лоно консерватизма" у этого господина не произошло, — убеждал Анджей Новак. — В сегодняшней России на пьедестал, как верх патриотизма, возносится работа спецслужб. Ее воспевают в тысячах книг, сотнях фильмов и десятках научных работ. Я лишь напомню, что эта работа нередко заключалась в лучшем случае в обмане людей, а в худшем — в их убийстве. Что общего это имеет с христианством и консерватизмом?», — задавался риторическим вопросом многолетний главный редактор краковского журнала Arcany.
Два языка и два обличья
Можно ли обобщить и логически объяснить столкновение между посткоммунизмом и консервативным нарративом в России? «Феликс Конечный (Feliks Koneczny) создал понятие цивилизационного порочного круга. В нем оказалась современная Россия, вбитая как клин между туранской и еврейской цивилизацией. Поэтому совершенно правомерно видеть в России два взаимоисключающих (по западным представлениям) нарратива: коммунистический и православный. Символами этого "раскола" остаются два монументальных "идеологических центра" — храм Христа Спасителя и мавзолей Ленина, — говорил профессор Гжегож Кухарчик (Grzegorz Kucharczyk) из Польской Академии наук. — Эти два языка, религиозный и посткоммунистический, в выступлениях представителей российской политической элиты часто переплетаются между собой. А Церковь не имеет ничего против, даже наоборот, ведь предыдущий Патриарх Алексий II 30 лет сам состоял на службе у тех же секретных служб, что и Владимир Путин. Нынешний Патриарх Кирилл также не высказывает возражений против, например, приравнивания президентом мавзолея к мощам православных святых. Напомню, что недавно Церковь выступила против переноса тела Ленина в менее торжественное место, хотя он утопил этот институт в крови», — рассказывал познаньский историк.
«В этом месте следует напомнить о чрезвычайно важной для российской власти фигуре — Александре Панарине, — заметил Анджей Новак. — Этот уже 10 лет как покойный, но все еще ценимый в Кремле политолог, изображая перспективы российской политики, часто апеллирует к христианству и к необходимости защиты Россией притесняемых последователей Иисуса. В России, защищающей угнетенных, нет ничего нового: один раз — это жители Третьего мира, в другой — угнетенная под немецким ярмом Восточная Европа, в другой момент — евреи. Панарин писал, что России следует пользоваться двумя языками: языком традиционных ценностей там, где Кремль хочет сохранить сферу прежнего доминирования (например, во всей Центральной и Восточной Европе); а либеральным, современным, подчеркивающим сущность свободы от фашизма, — там, где есть международное согласие на российскую оккупацию, то есть, например, в Азии.
Кажется, что путинское окружение тщательно изучает тезисы Панарина. Российский президент в речи про Крым использовал язык традиционных ценностей и упоминал крещение святого Владимира, а одновременно обращал внимание на проблему защиты Украины и Европы от бандеровского фашизма», — добавил ученый.
Гжегож Кухарчик поясняет, что Глеб Павловский, который много лет был ведущим российским политологом, всегда говорил о необходимости обращать внимание на то, что многие жители России привыкли к негативной оценке СССР (так в тексте, - прим. перев.). «Для многих россиян советское — это одновременно и российское, по крайней мере, важная его часть. По мысли Павловского, "советскость" — это вовсе не коммунистическая идеология, а часть традиции и наследия современного россиянина. Хотя дороги Павловского и Путина несколько лет назад разошлись, президент перенял ход мыслей политолога. Сегодня он подчеркивает, что СССР — это не только лагеря, но еще Дунаевский, Шостакович, Гагарин. Владимир Путин, — говорил профессор Кухарчик, — стал способным учеником этой школы мышления. Он уже не раз релятивизировал российскую историю, признавая, что прошлое его страны нельзя назвать кристально чистым, но отмечая, что у других стран тоже есть сложные страницы истории. Эти слова отзываются в сердцах россиян. Дошло до такой ситуации, что на территории Российской Федерации уже запрещено ставить под сомнение якобы освободительную роль Красной Армии во Второй мировой войне, так как это грозит тюрьмой. В государственной доктрине попытка уменьшить роль России в истории считается угрозой национальной безопасности», — заключил профессор.
Отделить Киев от Азии
«Хотя между католицизмом и православием есть (в отличие от типичного для многих стран Запада протестантизма) доктринальная близость, поляков и россиян разделяет огромная цивилизационная пропасть. Церковь в России — это что-то вроде одной из обителей религии, которой на самом деле является государство, — говорит профессор Мечислав Рыба (Mieczysław Ryba) из Католического университета города Люблин. — Нельзя забывать, что когда Польша простиралась гораздо дальше на восток, чем сейчас, "польское" непременно ассоциировалось с католицизмом. Когда русских и представителей других народов обращали в католичество, они в каком-то роде автоматически становились поляками. Сейчас, к сожалению, такой силы притяжения уже нет. Это проистекает, конечно, из кризиса западной цивилизации, кризиса европейских ценностей. Ведь именно они привлекали представителей других цивилизаций в Европу, а русских, что естественно, в Польшу, — рассказывал профессор Рыба. — Сейчас все наши усилия в сложной российско-украинской ситуации следует направить не столько на то, чтобы в политическом плане отобрать Украину у России. Польша должна бороться за отделение Киева от Азии в цивилизационном смысле. Но это требует серьезных размышлений и тяжелого труда», — обращает внимание историк.
«Цивилизационной миссией Польши практически со времен Казимира Великого было распространение христианства на востоке. Когда это делалось, Польша, разумеется, умножала свою силу, когда от этой практики отказались, она быстро стала добычей для завоевателей, — говорит Александр Стрельцов-Карвацкий — глава Фонда наследия Великого княжества Литовского. — В современной польской политике есть большое противоречие. Говорят, что много веков подряд поляки несли туда свет просвещения, культуру, цивилизационные завоевания, однако забывают о последствиях. Если польско-литовская шляхта экспортировала цивилизацию на Восток, не ответственна ли она за нынешнее положение народов, один из которых совершил, например, бандеровские преступления? Не попадаем ли мы в тупик, исключая Волынскую резню из более широкого контекста? Боль от этих событий не позволяет нам пока что рассматривать их в более обширном историческом контексте, однако, если Польша хочет вернуться к цивилизационной миссии, такой взгляд необходим. Сейчас самым выгодным шагом было бы возвращение к Ягеллонской концепции», — отметил Стрельцов-Карвацкий.
«В апостольских посланиях нет призыва к обдумыванию расклада ролей в римском политбюро. Нет указания "следует сделать ставку на этого центуриона, он вполне ничего, не людоед" или "можно поставить на Пилата, он изменился, так что начните с ним диалог". Об этом речи не идет. В посланиях говорится о том, какими нам быть, и что из этого следует. Так что вопрос о нашем отношении к России и Путину, а также о народах, которые находятся между поляками и русскими, будет лишен смысла, если мы не взглянем на него с католической перспективы. Эту мозаику невозможно сложить в демократической, республиканской или националистической парадигме, как это сейчас модно называется у правых. Следует вернуться к идее монархии и молиться за короля и разум для поляков. Только монархическая идея способна убрать водоразделы между отдельными народами», — убежден режиссер Гжегож Браун (Grzegorz Braun), снявший, в частности фильм «Трансформация. От Ленина до Путина».
Россия и Польша завтра. В блеске Фатимы?
«Сегодняшняя геополитическая ситуация в Европе напоминает столкновение двух тектонических плит. Одна из них — это евроатлантический союз, простирающийся от Ванкувера до Риги. На нее находит вторая, занимающая территорию от Владивостока до Лиссабона. Такой масштаба российскую плиту обрисовал Владимир Путин, — говорил профессор Тадеуш Марчак (Tadeusz Marczak) из Вроцлавского университета. — В отношениях между поляками и русскими огромной проблемой остается язык, которым пользуются эти народы. Речь не о сложностях перевода, а о диаметрально противоположном восприятии понятий. В обоих языках есть много похожих слов, которые означают совершенно разные вещи, например уния. Когда-то давно существовал политический проект превращения Речи Посполитой двух народов в унию с Русским царством. Но поляки и русские по-разному понимали слово "уния". Различия существуют до сих пор, и это создает огромные проблемы в отношениях Москвы и Варшавы. Напомню, как американская разведка недавно выставила себя на посмешище: спустя несколько дней после аннексии Крыма, появилось заявление, что американские аналитики не предвидели действий России в этой части света. Это поразительно, потому что в российской прессе и интернете еще в 2008 году был опубликован текст под названием "Заводной апельсин". В нем шаг за шагом описывалось, как должно выглядеть нападение на Украину, начинающееся как раз захватом Крыма. Более того, этот сценарий также предполагал нападение на Польшу!» — добавил аналитик.
«В данном контексте стоит вспомнить Фатимские явления. Ведь помимо Португалии (страны, в которой Богоматерь явилась пастушкам) единственной упомянутой по своему названию страной была Россия. Богоматерь просила, чтобы Папа Римский вместе со всеми епископами мира посвятил эту страну ее Непорочному сердцу. К сожалению, многое указывает на то, что просьба Девы Марии не исполнена по сей день. Через три года будет сотая годовщина Фатимских явлений, посмотрим, что приготовило для нас Провидение», — подытожил Славомир Олейничак (Sławomir Olejniczak) — руководитель Института общественного и религиозного образования имени Петра Скарги.
