Льоса: Гаман, предшественник романтизма

Исайя Берлин был демократом и либералом, представитель редкого типа терпимых интеллектуалов, способных признать, что их убеждения могут быть ошибочны, а убеждения их идеологических противников – справедливы. Лучшим доказательством этой открытости, заставляющей постоянно сверять идеи с жизнью, было его упорное изучение даже не философов и мыслителей, культивировавших свободу, а, напротив, самых ожесточенных ее врагов вроде Карла Маркса или Жозефа де Местра, которым он посвятил замечательные своей глубиной и объективностью эссе.

Берлин горел страстным желанием знать, и прежде чем отринуть идеи тех, кто проповедовал авторитаризм, расизм, догматизм и насилие, он стремился понять их, понять, как пришли они к тому, чтобы защищать доктрины, умножающие несправедливость, невежество и человеческие страдания.

Прекрасным примером в этом смысле может послужить его книга «Северный маг. Гаман и истоки современного иррационализма» (The Magus of the North. J.G. Hamann and the Origins of Modern Irrationalism (1993), сборник заметок и набросков, из которых Берлин так и не успел сделать задуманную книгу и которые собрал и прокомментировал его ученик Генри Харди. Спасибо ему за титанический труд по сбору и изданию неизвестных публике работ этого великого либерального мыслителя. Я был уверен, что читал все, но работу о Гамане я пропустил, и только сейчас закончил читать, с сожалением о том, что закончил, как и всегда книги Берлина.

Самое потрясающее заключается в том, что в этих заметках, статьях и эссе, которые Берлин посвятил немецкому теологу и философу Иоганну Георгу Гаману (1730-1788), смертельному врагу Просвещения и страстному защитнику иррационализма, эта мрачная фигура предстает человеком вполне симпатичным и даже в известном смысле современным. Его мысли о том, что все «неразумное» – страсть, инстинкт, секс, «черные дыры» личности – является неотъемлемой частью человека, или что любая только рационалистическая и абстрактная философия искажает реальность – абсолютно верны, а его смелые теории, например, о сексе и лингвистике, предвосхищают самые радикальные декларации анархистов вроде Мишеля Фуко. Точно так же оказываются пророческими его размышление о том, что если философия будет и дальше идти избранным ей однажды путем, то в будущем она потерпит крах, превратившись в далекий от рядового читателя и темный обскурантизм, маску, скрывающую за собой пустоту и отсутствие содержания.

Отмеченные совпадения исчезают с появлением бога, которому у Гамана подчинено все и вся и который, по мысли немецкого мистика, есть оправдание и единственное и последнее объяснение истории общества и индивидуальной судьбы. Отрицание обобщений и абстракции в пользу всего конкретного и частного сделали его знаменосцем индивидуализма и смертельным врагом всего коллективного как социальной категории и признака идентичности. В этом смысле Гаман, по словам Берлина, с одной стороны, был предшественником романтизма и того, что двумя веками позже назовут экзистенциализмом (особенно в католической версии Габриэля Марселя), а с другой – одним из отцов национализма и даже, как Жозеф де Местр, фашизма.

Гаман родился в Кенинсберге в семье цирюльника, лютеранина-пьетиста, и его детство протекало среди набожных и аскетичных людей, предки которых не доверяли книге и интеллектуальной жизни. Он же, напротив, был страстным книгочеем и умудрился поступить в университет, где получил разностороннее и несколько экстравагантное образование, изучая историю, географию, математику, иврит, теологию, плюс сам еще занимался французским и писал стихи. Поначалу Иоганн Георг зарабатывал на жизнь частными уроками для детей местной буржуазии и, казалось, увлекался идеями великих французов – Вольтера и Монтескье. Но спустя некоторое время после поездки в Лондон, где его пребывание совпало с таинственным политическим заговором, после месяцев разочарований и излишеств, которые ввергли его в нищету, Гаман пережил кризис, изменивший его жизнь.

Это случилось в 1757 году. В уединении и безденежье молодой человек принялся за изучение Библии, будучи, подобно Лютеру, уверенным, как он сам позже напишет, что святая книга христианства есть «аллегория секретной истории души каждого человека». Из этого опыта он вышел законченным консерватором и склочным реакционером, который в язвительных памфлетах, сочиняемых один за другим, яростно критиковал все новое и прогрессивное в любой области, будь то наука, обычаи, политика, философия или, в особенности, религия. Гаман обратился к ревностному протестантизму своих предков. Из-за своего несговорчивого нрава он приобрел огромное количество противников и врагов. Даже с теми, кто уважал его и хотел помочь, он ссорился, как это произошло с Кантом, пытавшимся выхлопотать ему место в университете. Гаман отзывался о Канте как о «маленьком человечишке, с которым приятно посплетничать, но который абсолютно слеп в отношении истины». Гердера, который был его почитателем и считал себя его учеником, он не признавал за умного человека. Не удивительно, что при жизни о нем мало кто знал, за исключением горстки читателей, и что жил он очень скудно в силу неопределенности своих занятий.

После своей смерти Северный маг, как Гаман сам любил себя называть, был вскоре забыт даже теми, кто читал его при жизни. Исайя Берлин задается вопросом: «Что же есть в нем, что заслуживает памяти в наши дни?» Ответом на него становится лучшая глава книги «Центральное ядро», в которой автор объясняет: самая по настоящему оригинальная идея Гамана – это его понимание человеческое природы, лишенное того оптимизма и рациональности, которое вкладывали в нее энциклопедисты и французские философы Просвещения. Человеческое существо суть создание божье, и поэтому оно суверенно и единично, и не может раствориться в коллективе, как воображают себе авторы теорий о том, что прогресс и наука покончат с невежеством и несправедливостью. Каждый человек и его судьба – уникальны, и источник его мудрости не в науке и не в разуме, а в опыте, в сумме пережитого на протяжении всей жизни. В этом смысле мыслители XVIII века представлялись Гаману настоящими «язычниками», более далекими от бога, чем «воры, попрошайки, преступники и бродяги», которые в ходе своей неспокойной и неустроенной жизни все же имеют шанс приблизиться к идее бога.

Иоганн Георг был пуританином, но в то же время проповедовал такие идеи в области отношений между полами, которые заставляли краснеть современников. «Почему наши славные органы деторождения окружены постыдным чувством?» – вопрошал Гаман. По его мнению, усмирение сексуальной страсти уничтожает непосредственность и талант, а потому тот, кто хочет познать себя, должен испробовать все, в том числе «погрузиться в бездны оргий Вакха и Цереры». Одновременно философ утверждал, что единственный способ поддерживать порядок – это абсолютная власть, которая защищает индивида, семью и религию, как священные и неприкосновенные институты общества.

Хотя книга Исайи Берлина – это сборник разрозненных текстов, не законченных и изобилующих повторами, читается она с тем же интересом, какой вызывают все его работы, представляющие собой, вне зависимости от объекта исследования, настоящий праздник идей.