Atlantico: Национальный фронт одержал безоговорочную победу на воскресных европейских выборах с общим результатом более чем в 25 % голосов. По всей Европе националистические партии тоже показали хорошие результаты. Так, например, в Англии Партии независимости Соединенного Королевства удалось обойти консерваторов Кэмерона. Что сегодня отстаивают эти партии? Каковы их ценности?
Венсан Турнье: Никакого общеевропейского ультраправого движения не существует. По крайней мере, сегодня. А все разговоры об ультраправых в Европе — всего-навсего упрощение. Наиболее проевропейски настроенные партии обычно играют ведущие роли в правительстве. А «ультраправого интернационала» нет, потому что все эти движения существенно отличаются друг от друга. Они не обладают общими чертами ни в организационном, ни в идеологическом плане.
Понятие «ультраправые» охватывает широкий спектр организаций от самых что ни на есть радикальных объединений вроде венгерского «Йоббика» или Словацкой национальной партии до сепаратистских движений, таких как итальянская Лига севера и «Фламандский интерес» в Бельгии.
В целом беспокойство по поводу подъема ультраправых в Европе можно рассматривать как искусственное чувство. Над этим вопросом, кстати, стоило бы хорошо поразмыслить: зачем нужно говорить о фашистской угрозе для западных демократий? Аргумент фашистской (популистской) угрозы очень удобен: он позволяет без особых затрат подорвать легитимность критики в адрес Европы. Тем не менее, все эти преждевременные тревожные крики могут оказать обратное воздействие на избирателей, которым иногда сложно понять реакцию некоторых людей. Так, например, предложение об отказе от евро долгое время считалось показателем экстремизма, что на самом деле совершенно бессмысленно. Вы, разумеется, можете быть против такой инициативы, но евро все равно представляет собой лишь относительно недавнее явление в европейской истории, а национальная валюта никогда не была препятствием для демократии.
Некоторые экстремистские движения, бесспорно, представляют реальную опасность, как это доказали убийства Андерса Брейвика в Норвегии и кровавые вылазки немецкой неонацистской парочки с 2000 по 2006 год (сейчас как раз идет процесс по этому делу). Но нельзя мешать все в одну кучу. Когда совершается теракт во имя ислама, у нас сразу же напоминают, что ислам не равнозначен исламизму. Точно также коммунистические и троцкистские партии не привлекли к ответственности за теракты «Прямого действия» и Фракции Красной армии. Настоящую опасность представляют те движения, которые выступают за конкретные действия и агитацию, испытывают восхищение перед насилием. Среди европейских ультраправых под такое определение подпадает разве что ничтожная часть.
— У таких движений как Партия независимости Соединенного Королевства и Национал-демократическая партия Германии действительно весьма мало общего. В чем заключается суть их расхождений?
— У английских ультраправых, и правда, очень мало общего с немецкими. Их разногласия уходят корнями в историю стран. Можно сказать, что господствующая в Англии гражданская традиция отразилась и на облике ее ультраправых сил. В итоге получается, что Национал-демократическая партия Германии представляет собой действительно радикальное движение, тогда как Партию независимости Соединенного Королевства скорее можно назвать правым движением с национально-патриотическим уклоном. Эта партия придерживается либеральных экономических взглядов, выступает за суверенитет национального парламента и децентрализацию.
Она находится в одной парламентской группе с «Движением за Францию» Филиппа де Вилье (Philippe de Villiers), но при этом не желает иметь ничего общего с Национальным фронтом.
Сложность в том, что когда речь заходит об экстремизме, мы охватываем серьезно отличающиеся друг от друга реалии. В националистическом самосознании действительно существует некое идеологическое ядро, к которому приплюсовывается враждебное отношение к иммиграции и иностранцам. Но опять-таки здесь нужно подчеркнуть, что все может быть очень сложным. Во-первых, национализм сам по себе не является признаком экстремизма. Национализм бывает разным. Историк Мишель Винок (Michel Winock) говорил о существовании закрытого и открытого национализма. Но мы можем добавить сюда и степени закрытости или открытости. Некоторые предложения по защите населения страны и национальной экономики вполне можно считать оправданными. Поэтому отметать в сторону национализм под тем предлогом, что от его имени велись войны, было бы не менее абсурдно, чем отрицать сам принцип европейской интеграции: ни нация, ни Европа не могут быть хорошими или плохими принципами сами по себе. Все зависит от того, каким смыслом их наделяют.
Кроме того, ультраправые партии отличаются тем, что за пределами общего ядра национализма находятся серьезно отличающиеся друг от друга сценарии в завсимости от страны. Так, некоторые партии включают сюда открытый антисемитизм (это относится, например, к движению Алена Сораля и Дьедонне во Франции), тогда как другие категорически не согласны с такой перспективой. Это относится к нидерландской Партии свободы Герта Вилдерса (Geert Wilders), которой также свойственно благосклонное отношение к борьбе за права женщин и гомосексуалистов, хотя два этих направления определенно не имеют никакой связи с историческим фашизмом.
— В какой степени эти разногласия могут стать препятствием для формирования антиевропейского альянса в Европарламенте? По силам ли националистическим движениям объединиться?
— До настоящего момента радикальным правым движениям никогда не удавалось договориться и сформировать общую силу. Он так и не смогли создать свою парламентскую группу в Старасбурге. И даже сегодня они серьезно разобщены. Так, например, стоит отметить, что они не представили общего кандидата на пост председателя Европейской комиссии, хотя все остальные политические течения сделали это.
В Европарламенте старого созыва радикальные правые входят в группу «Европа, свобода, демократия» или же относятся к числу неопределившихся (так обстоят дела с депутатами Национального фронта).
Но может ли это измениться сейчас? Сформируют ли ультрапрвые собственную группу? Такой вариант вполне возможен, потому что для этого есть очень серьезные стимулы: группа дает доступ к различным льготам и финансированию, позволяет более полно участвовать в законодательной работе и привлечь к себе большее внимание СМИ.
Национальный фронт может получить около 20 мандатов. Но для формирования парламентской группы нужны депутаты из нескольких стран, что вынуждает его договариваться об альянсах. Прошедшие изменения в Национальном фронте сделали возможеным альянс с Партией свободы Герта Вилдерса. Кроме того, эти перемены, как мне кажется, являются частью очень значимой тенденции, которая в перспективе способна преобразить политический пейзаж на ультраправом фланге: речь идет о появлении своеобразной анархистской ксенофобии. Этим я хочу сказать, что до настоящего момента ксенофобия была уделом преимущественно консервативно настроенных людей, которые придавали большое значение традиционным ценностям порядка и авторитета. Сегодня ситуация складывается во многом иначе. Враждебное отношение к иностранцам (или их ценностям, в первую очередь религиозным) утверждается во имя сохранения определенного стиля жизни: я имею в виду неприятие иностранцев, потому что они воспринимаются как угроза для свободы нравов и больших либеральных достижений в том, что касается развода, гомосексуализма, абортов и т.д. Партия Вилдерса первой пошла в этом направлении, но Национальный фронт сейчас следует ее примеру: он ставит на первое место светское государство и республику, что было бы просто немыслимым для традиционных ультраправых. Вполне возможно, что другие партии тоже встанут на этот путь.
— Как именно может отразиться на Европе такой подъем национализма? Стоит ли опасаться раскола европейского ядра?
— Ультраправые заметно улучшили результаты в ряде государств, и такой итог является одновременно важным и вторичным. Важным, потому что он отражает недоверие к правительственным партиям. Вторичным, потому что успехи еврофобски настроенных правых некоторым образом представляют собой продолжение логики европейских выборов. По мнению многих избирателей, это голосование совершенно бессмысленно, что в целом вполне можно понять. Поэтому они либо вообще не идут на выборы, либо голосуют за внесистемные партии. Это всегда было залогом успеха ультраправых на европейских выборах. Как вы помните, первые весомые результаты Национальному фронту удалось показать как раз-таки на европейских выборах 1984 года.
В любом случае эти успехи не будут иметь большого значения. И никак не отразятся на управлении Европой. Более того, у правящих партий появится дополнительный стимул для сближения и совместного руководства европейскими делами. Такая ситуация весьма удобна и для самих ультраправых партий: они могут заявить о победе, но в то же время держаться подальше от реальной власти в нынешний кризисный период. Во Франции Национальный фронт также находится в очень выгодном положении для подготовки к президентским выборам 2017 года.
Венсан Турнье, преподаватель политологии из Института политических исследований (Гренобль).
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В целом беспокойство по поводу подъема ультраправых в Европе можно рассматривать как искусственное чувство. Над этим вопросом, кстати, стоило бы хорошо поразмыслить: зачем нужно говорить о фашистской угрозе для западных демократий? Аргумент фашистской (популистской) угрозы очень удобен: он позволяет без особых затрат подорвать легитимность критики в адрес Европы.
