Зимой 2012 года с Путиным произошло нечто удивительное. Путин обнаружил, как он писал в одной государственной газете, что Россия — это не какая-то там обычная страна, а уникальная «государственная цивилизация», связываемая воедино русским народом, формирующим ее «культурное ядро». Это что-то новое. За свои предыдущие 12 лет пребывания у власти, сначала в качестве президента, а затем на посту премьер-министра, Путин старался не делать таких величественных заявлений о культуре и идеологии.
И он этим не ограничился. Избранный в марте 2012 года на третий президентский срок — на фоне массовых протестов против режима, в ходе которых было множество плакатов и транспарантов с презрительными отзывами о нем лично — Путин заявил на следующий год российскому Федеральному Собранию, что для такого народа, как русский, с его «великой историей и культурой», утверждение собственной самостоятельности и самобытности «абсолютно объективно и объяснимо».
В чем же заключается эта самобытность? Видимо, Путину легче объяснить то, в чем она не заключается. В ней нет, заявил он, «толерантности, бесполой и бесплодной», где «стираются национальные традиции и различия», и где «обязательным является признание равноценности добра и зла».
Короче говоря, Россия, по мнению Путина, исключительна, потому что она - совсем не такая, как современный Запад, и уж в любом случае, она не похожа на его карикатурное изображение безнравственной и морально невежественной Европы и США. То было дурное предзнаменование, предвещавшее внешнеполитические гамбиты против Украины, которые заставили весь мир строить догадки по поводу намерений Путина.
Прецедентов таких разглагольствований о российской исключительности - множество, и они с 2012 года являются главным элементом кремлевской пропаганды. В истории России заявления о культурной уникальности и цивилизационной миссии часто служили интересам политической, культурной и общественной реакции, которые включали войну и имперскую экспансию, служащие методом отвлечения внимания от экономических трудностей и прикрытием продажности и некомпетентности чиновников. Как писал великий русский сатирик 19-го века Михаил Салтыков-Щедрин, «когда начинают часто говорить о патриотизме, значит — опять что-то украли».
История российской исключительности берет свое начало в 16-м веке, когда эту идею выдвинул старец Филофей из Пскова, находящегося в 600 километрах к северо-западу от Москвы. Столетием ранее под натиском турков пал Константинополь, а Римом овладела «ересь» католицизма. Поэтому, утверждал Филофей, на долю Великого княжества Московского выпало укреплять и расширять единственно верное и чистое христианство: русскую православную веру.
Московия — это не просто растущее княжество, а как писал Филофей, «третий Рим», которому Бог завещал священную миссию по искуплению грехов человеческих. Такие идеи были готовым средством для осуществления стремления к централизации, которое было у основателей современного российского государства Василия III и его сына Ивана IV, известного как Грозный. Именно так Иван стал царем — первым коронованным российским сувереном. Это слово произошло от латинского "кесарь", а согласно новой государственной мифологии - от наименования правителя, чья власть берет свое начало в эпоху самого Августа.
«Два Рима пали. Третий стоит, а четвертому не быть», — витиевато объявил Филофей. И эти его слова с тех самых пор вдохновляют российское мессианство. Иван Грозный, со своей стороны, во время царствования (1547-1584 годы) вел нескончаемые войны на западе и на востоке, расширяя свою империю и проводя садистские чистки.
Такова подоплека нового путинского мировоззрения. Но сами русские часто отвергают это представление о своей национальной уникальности. Так, целый ряд российских руководителей неоднократно пытался привести свою страну на орбиту «цивилизованного мира».
В начале 18-го века жестокий модернизатор Петр I заставил свою знать сбрить бороды, поменять византийские одеяния на чулки, бриджи и парики, и отправил своих сыновей в Европу учиться навигации, инженерному делу и современным наукам. Попытки Екатерины европеизировать Россию во время своего царствования (1762-1796 гг.) были несравнимо мягче, но она точно так же была преисполнена решимости. Никаких речей о «третьем Риме» не вели и другие величайшие российские либералы-освободители: царь Александр II, давший в 1861 году волю крепостным крестьянам, а также Михаил Горбачев и Борис Ельцин, которые покончили с Советским Союзом и открыто стремились выстроить «дорогу к европейскому дому».
В отличие от них, последние заявления Путина делают его похожим на двух самых реакционных российских правителей: царей 19-го века Николая I и его внука Александра III. Эти властители сделали тайную политическую полицию ключевым государственным институтом российского государства, а Александр предоставил ей буквально неограниченные полномочия, введя, по сути дела, постоянное чрезвычайное положение. В то же самое время, якобы особая самобытность России была превращена в официальную государственную идеологию «православия, самодержавия и народности». Похоже, что лозунг Николая и Александра с незначительными лингвистическими поправками принял сегодня Путин.
Один из самых тревожных аспектов такой концепции российской уникальности состоит в том, что она преподносится в основном в противопоставлении якобы враждебному и алчному Западу. По словам любимого философа Путина эмигранта Ивана Ильина (1883-1954 гг.), «западные нации не понимают и не принимают российскую идентичность... Они собираются разделить единую российскую „метлу“ на ветки, чтобы потом разломать эти ветки одну за другой, и сжечь их затухающим огнем собственной цивилизации». Путин часто цитирует Ильина, а недавно поручил прочесть его работы региональным губернаторам. Эхо мировоззрения Ильина четко можно услышать в пламенной речи Путина, с которой он выступил в марте после присоединения Россией Крыма. Запад, сказал Путин, «предпочитает в своей практической политике руководствоваться не международным правом, а правом сильного», и «постоянно пытается загнать Россию в угол». Он отметил, что такая враждебность отмечалась еще в 18-м веке, и заявил, что в постсоветскую эпоху Россию «раз за разом обманывали, принимали решения за нашей спиной».
По мнению Путина, Запад намерен помешать России нести свою историческую миссию и воспрепятствовать правомерной «интеграции на евразийском пространстве». А что до украинцев, противостоящих этим усилиям, то Путин назвал их «боевиками». Так до сих пор называли только мусульманских радикалов, воюющих на российском Северном Кавказе. У Путина появилось и еще одно новшество. На критиков своего режима он наклеил ярлык «пятой колонны», а также «национал-предателей». Так Гитлер в своей Mein Kampf называл немецких руководителей, которые после разгрома Германии в Первой мировой войне подписали Версальский договор.
Рейтинг популярности Путина, который в конце 2013 года опустился до самой низкой отметки за всю его карьеру, сегодня достиг заоблачных высот. А как иначе? Российской государственной пропаганде по вопросу украинского кризиса никто из государственных и контролируемых государством средств массовой информации не может бросить вызов, а именно по ним 94 процента россиян следят за новостями. В этих новостях Путина представляют защитником родины и русских собратьев на Украине, которые, согласно заявлениям СМИ, страдают от нападений, пыток и кровавых расправ, чинимым «фашистской киевской хунтой». Слово «фашист» неизменно вызывает у россиян воспоминания о нацистских захватчиках времен Второй мировой войны.
Русские — это вряд ли единственный народ в современной истории, отравленный идеологическим коктейлем национальной жертвенности и триумфаторства, идеями героической мессианской нации, которую постоянно бранят и бесчестят иностранцы, но которая в конечном итоге всегда побеждает. В прошлом веке такие идеи использовали немцы, итальянцы, японцы, а позднее сербы. Их режимы затыкали рты критикам методами цензуры, запугиваний, насильственной высылки, тюремных заключений и убийств. Эти и прочие истории государственных кампаний пропаганды национальной «уникальности» говорят о том, что режимы и лидеры, которые беззастенчиво льстят своим народам, в итоге с полным безразличием и в огромных количествах ведут их на бойню, будь то война, голод, концлагеря или расстрельные команды.
Поэтому большую тревогу вызвало внезапное заявление Путина, сделанное им в прошлом месяце в конце четырехчасовой «прямой линии», когда он начал говорить о «щедрой русской душе», о «героизме и самопожертвовании», которые якобы отличают русских от других народов. Последний раз русских превозносил таким образом Сталин в своем знаменитом тосте 24 мая 1945 года на кремлевском приеме для командиров Красной Армии в честь победы. Диктатор нахваливал русских, называя их «ведущим народом», обладающим «непреклонным характером» и «терпением», но прежде всего, нерушимой «верой в государство».
В тот самый момент, когда Сталин произносил свою речь, сотни тысяч этих самых русских проходили через ад «фильтрационных лагерей»; их везли в товарных вагонах для скота к еще большим страданиям в лагеря ГУЛАГа, где многие из них встретили смерть. Этот тост также стал предзнаменованием окончания военного сотрудничества с Западом, усиления репрессий в стране и кампании агрессивного патриотизма, включающей охоту за «не имеющими корней космополитами» и «сионистами», находящимися в услужении американского империализма.
Но сегодняшняя Россия — это уже не прежняя страна. Период несовершенной, но вполне реальной демократизации при Горбачеве и Ельцине, а также протесты и открытые дискуссии последних лет показали, что утверждения Путина о российской исключительности явно являются своекорыстными. Один из самых влиятельных российских блогеров Леонид Каганов недавно разместил в сети «Десять заповедей новой российской государственности». Начинается она с пародии на последние пропагандистские заявления правящего режима: «Россия самая большая по размеру, населению, развитости, культуре, уму, скромности, честности и справедливости». Далее звучит жалоба на то, что «нас со всех сторон окружила Гейропа и остальные страны, их подстилки», которые «лживо и двулично поклоняются чуждой нам духовной ценности — свободе».
А может, и не такой чуждой.
Когда россиянам в ходе опроса в 2012 году задали вопрос о том, нужна ли их стране политическая оппозиция, о ее необходимости заявило больше респондентов, нежели о ее ненужности. В ходе опросов последнего полугодия большинство поддерживает и мысль о том, что государство должно находиться под контролем общества, и что власть следует распределить между различными политическими институтами, не концентрируя ее в одних руках.
У россиян также есть серьезные сомнения по поводу Путина. В 2013 году заслуживающая наибольшего доверия в России социологическая организация «Левада-Центр» провела опрос, в результате которого выяснилось, что «восхищаются» Путиным 2 процента россиян; «нравится» он 18 процентам (в 2008 году эти цифры составляли 9 и 40 процентов, соответственно). А вот 23 процента относятся к нему «настороженно», не могут сказать о нем «ничего хорошего» или недолюбливают его. Еще 22 процента настроены нейтрально или «безразлично».
Отвечая на вопрос, считают ли они Путина виновным в злоупотреблении властью, 52 процента сказали «несомненно» или «возможно» (13 процентов были уверены, что это не так, а 18 процентов заявили, что даже если это так, то это не имеет значения). Пожалуй, самым тревожным звонком для Путина стало то, что более 50 процентов россиян в ходе другого опроса «Левада-Центра» в апреле 2013 года отметили, что не желают видеть его на посту президента после 2018 года. По словам директора центра Леонида Гудкова, к январю 2014 года Путин уже не был «тефлоновым» президентом.
В сегодняшней России эти настроения потоплены в волне патриотической эйфории и антизападной паранойи. Но скоро Путин может столкнуться с тем, что эффект от столь мощных и быстродействующих стимуляторов носит только временный характер, после чего наступает тяжкое похмелье. В ближайшее время он еще сможет порождать враждебность к внешнему миру и «спасать» русских на Украине (а возможно, и в других регионах). В неизбежных экономических трудностях Путин будет винить запад с его махинациями и санкциями, заявляя, что патриотический долг русских — стойко переносить эти лишения.
Но патриотический экстаз со временем пройдет, когда начнется более резкий спад в экономике. Ведь сам Путин жаловался несколько лет назад, что почти половина российского продовольствия импортируется (в крупных городах импорт составляет до 85 процентов), и в основном поставки осуществляются из стран Евросоюза. А в этом году рубль совершил рекордное падение по отношению к евро.
Террор, цензура и индоктринация издавна помогали диктаторам сохранять свою власть даже в условиях лишений. Взгляните на Кубу и Зимбабве, не говоря уже о Северной Корее и сталинском Советском Союзе.
Заявлений Путина об уникальности России и российской цивилизации может оказаться недостаточно для того, чтобы страна вернулась обратно к диктатуре, особенно после блестящей эпохи гласности и 15 лет свободы. Судьба России будет определяться тем, с каким размахом власть готова задействовать репрессии, а также пожеланиями российского народа, который сегодня встал перед выбором между жизнью в нормальной стране и стране агрессивной и исключительной из-за своего шовинизма.
Леон Арон — научный сотрудник и директор российских исследований из Института американского предпринимательства (American Enterprise Institute). Его последняя книга называется «Дороги к храму. Правда, память, идеи и идеалы в процессе русской революции 1987-1991 годов» (Roads to the Temple: Truth, Memory, Ideas and Ideals in the Making of the Russian Revolution, 1987-1991).
