Они правят от имени народа, но при необходимости стреляют в народ. Это непростое решение для режимов, которые опираются на миф о народе, ставшем полным хозяином своей судьбы. Солдаты из народа получают приказ стрелять в рабочих, студентов или в других солдат, тоже вышедших из народа, которому приписывают некую особую историческую миссию. Но приказ отдают харизматичные вожди, пользующиеся народной любовью.
Такое часто происходило в XX веке. Первый случай произошел в Кронштадте, когда было жестоко подавлено восстание моряков. Это произошло в 1921, когда Троцкий руководил Красной армией, а Ленин возглавлял Советское правительство. Для основателя Советского государства те события, «подобно молнии, пролили яркий свет на действительность». После жестокого подавления восстания началась новая экономическая политика, разрешившая частное предпринимательство после периода военного коммунизма.
А последний расстрел состоялся 25 лет тому назад на площади Тяньаньмэнь, рядом с мавзолеем Мао Цзэдуна, когда социалистический лагерь доживал свои последние дни. Через несколько месяцев после того побоища коммунистические режимы в Европе стали бескровно разваливаться один за другим, в том числе потому, что никто не захотел или не смог отдать приказ стрелять в народ, как это сделали китайские руководители незадолго до того, или советские во многих других случаях.
Все режимы, выступающие от имени народа и при этом попирающие его волю, рано или поздно сталкиваются с этим кровавым парадоксом. Кто не способен стрелять в свой народ, тот не годится для решения этой задачи. Даже для диктаторов это трагедия, но не потому, что солдаты из народа стреляют в народ, а в силу рокового характера таких событий. А в условиях отсутствия демократии и правового государства это ведет к репрессиям и государственным преступлениям при возникновении народных волнений и внутренних конфликтов.
После событий на Тяньаньмэнь режим освободился от мягких и сомневающихся руководителей и решил продолжать развитие по капиталистическому пути, исходя из принципа: никаких гражданских свобод и максимум свободы для тех, кто хочет преуспеть в условиях рыночной экономики. Несмотря на некоторое первоначальное неудобство и протесты Запада, весь мир достаточно скоро про все забыл. События на Тяньаньмэнь стали табу в самом Китае. Те же, кто поддерживает тесные отношения с Пекином, предпочитают о них не упоминать. Мы поменяли свободу китайцев на благоденствие всех тех, кто пользуется глобальной экономикой. Это и есть Тяньаньмэнь.
Решение подобного масштаба и драматизма носит основополагающий характер и потому постоянно напоминает о себе. Нужно опустить над ним плотную завесу молчания, как это делали китайские руководители в течение последних 25 лет. Но все ведь знают, что трагедия произошла, она до сих ощущается на пустой площади, куда полиция не допускает людей. Прошлое не должно дать случиться подобному в будущем.