Кембридж — В прошлом месяце в своем обращении к выпускникам Вест-Пойнтской военной академии США президент США Барак Обама сказал, что некоторые из самых дорогостоящих ошибок Америки после Второй мировой войны были результатом не сдержанности, а того, что они были склонны «ввязываться в военные авантюры, не думая о последствиях». Возможно Обама и прав, но его речь не помогла успокоить критиков, которые обвиняют его в пассивности и слабости, особенно в отношении к ситуациям в Сирии и Украине.
В этом разочаровании можно частично обвинить невероятно высокие ожидания, которые Обама установил в своих ранних выступлениях, где он вдохновлял избирателей обещаниями системной трансформации. В отличие от большинства кандидатов, Обама придерживался к этой трансформационной риторики даже после того, как она обеспечила ему победу в кампании 2008 года. Действительно, ряд его выступлений в первом году президентства повысили ожидания еще выше путем установления цели создания мира, свободного от ядерного оружия, обещая обновить подход Америки к Ближнему Востокому, и взяв на себя обязательство «изменить историю в направлении справедливости».
Часто говорят, что демократы проводят поэтические кампании, а затем управляют в прозе. Но нет никаких оснований полагать, что Обама лукавил о своих целях. Его видение просто не могло выдержать непокорный и трудный мир, стоящий перед ним, так что ему пришлось откорректировать свои намерения. Спустя всего один год на посту президента, человек, который обещал трансформационное лидерство, стал «транзакционным» лидером — уж слишком прагматичным. И несмотря на то, что говорят его критики, это было положительным поворотом событий.
Хотя Обама и пообещал применять силу тогда, когда жизненно важные интересы Америки могут быть подвергнуты опасности и отверг пессимистические прогнозы национального упадка, Обама — в отличие от своего предшественника, Джорджа Буша — в большей степени опирался на дипломатию, нежели на силу. За это критики обвинили его в неспособности продвижения американских ценностей и изоляционизме.
Но сдержанность — это не изоляционизм. Никто не обвинял президента Дуайта Эйзенхауэра в изоляционизме, когда он согласился с тупиком в Корейской войне, отказался вмешиваться в Дьен-Бьен-Фу, сопротивлялся рекомендациям старших офицеров в отношении островов вблизи Тайваня, наблюдал вторжение Красной Армии в Венгрию или отказался поддержать союзников в кризисе Суэцкого канала. А те, кто сейчас наблюдают умеренный ответ Обамы на недавнюю аннексию территории Украины президентом России, также не называют Буша изоляционистом за его слабый ответ на вторжение Путина в Грузию в 2008 году.
На самом деле, ответ Обамы на российскую агрессию в Украине отражает его долгосрочную цель. Хотя Путин и аннексировал Крым, он также потерял доступ к некоторым из тех ресурсов, которые ему нужны для достижения своей цели восстановления былой славы России как великой державы — и при этом активировал НАТО.
Эффективная внешнеполитическая деятельность требует понимания не только международных и транснациональных систем, но и тонкостей внутренней политики в разных странах. Она также требует признания того, как мало известно о «пробуждающихся народах», в частности после революций — процесса, который стоит рассматривать с точки зрения десятилетий, а не лет. В 1789 году только несколько наблюдателей в Париже могли бы предсказать, что корсиканец поведет французские войска к берегам Нила в течение 10 лет. А иностранная интервенция во Французской революции только зажгла националистическое пламя.
В таком сложном и неопределенном контексте благоразумие имеет решающее значение и смелые действия, основанные на грандиозном видении могут быть чрезвычайно опасными. Это то, что часто забывают сторонники более агрессивного подхода к сегодняшним революциям на Ближнем Востоке.
Конечно, для лидеров США есть смысл подтолкнуть события во всех направлениях с целью продвижения демократических ценностей в долгосрочной перспективе. Но попытка управлять революциями, которые они не полностью понимают, было бы ошибкой с потенциально серьезными негативными последствиями для всех участвующих сторон.
В самом деле, в ХХ веке президенты США, которые гонялись за трансформационной внешней политикой, не были ни более эффективными и ни более этичными. Решение Вудро Вильсона по Версальскому договору 1919 года способствовало катастрофическому изоляционизму 1930-х годов. И решения принятые Джоном Ф. Кеннеди и Линдоном Джонсоном во Вьетнаме имели разрушительные последствия, которые ощущаются до сих пор.
Совсем недавно Джордж Буш, который, как известно, заявил, что он не играет в «маленькие игры», попытался трансформировать Ближний Восток с его «делом свободы».
Более 10 лет спустя, США все еще борется, чтобы выйти из конфликтов, которые он начал.
Однако внешнеполитические ошибки Обамы имели лишь скромные последствия. Если использовать собственную бейсбольную метафору Обамы, то стремиться к достижимым одиночным и парным ударам часто является более эффективной стратегией, чем дико размахивать в попытке хоум-рана, а затем проиграть. Конечно, получившийся хоум-ран — это захватывающее событие. Но внешнеполитическая «победа» не совсем так проста и ставки намного выше.
Президент Джордж Х.У. Буш понимал это. Он был транзакционным лидером, который лихо заявил, что он не занимается «проблемами видения». Но, как и Эйзенхауэр, он руководил США во время многочисленных кризисов, наблюдая за одним из наиболее успешных периодов внешней политики США за последние полвека.
Конечно, некоторая критика речи Обамы была рассудительной. Но большая часть была лишь партизанской политикой. Для конструктивности, дебаты о внешней политике Обамы должны учитывать 20 век истории США.
Во внешней политике, как и в медицине, лидеры должны «изначально не навредить». Обама это понимает. Хочется надеяться, что неустанная неосведомленная критика, вызванная его прагматической политикой не заставит его преемника вернуться к рискованному трансформационному подходу.
