Новые записи журнала Wprost

Следуя публичному призыву премьер-министра, Wprost публикует расшифровку всех находящихся в его распоряжении записей. Мы хотим пресечь этим обвинения в том, что мы дозируем информацию и манипулируем ей, участвуя тем самым в политической акции. Между тем вразрез призывам премьера мы не публикуем материалов полностью, а опускаем личные и несущественные для общественности фрагменты. Полную запись разговоров мы решили передать прокуратуре. Сохраняя стопроцентную анонимность нашего источника, мы описываем обстоятельства, в которых получили пленки. Наше стремление — убедить общественность, что во всем этом деле Wprost придерживается журналистских стандартов и стремится сохранить полную прозрачность.

Разговор Радослава Сикорского (Radosław Sikorski) с Яцеком Ростовским (Jacek Rostowski)

Ресторан Sowa & Przyjaciele, весна 2014 года. Радослав Сикорский ждет Яцека Ростовского и пьет шампанское. Бывший вице-премьер приходит с опозданием. Вначале он тоже заказывает шампанское. Он в хорошем настроении, говорит, что чувствует «разрядку». «Настоящее удовольствие. За шесть лет я был в этом здании [ресторане Sowa] четыре раза, а теперь — третий раз за два дня», — сообщает он, смеясь. Сикорский просматривает винную карту. Ростовский спрашивает об особых предложениях. Заказ блюд и их обсуждение продолжаются довольно долго. Собеседники не могут решить, что лучше заказать: вареники с фаршем из крольчатины, глазированную рульку, вареники с телятиной, фуа-гра или тартар из тунца. В итоге министр иностранных дел заказывает тыквенный суп и говяжью отбивную с кровью. «Ах, гульну», — довольно произносит он. Бывший вице-премьер решает взять фуа-гра, красное вино и каре кролика. «Я лет десять не ел крольчатины», — радуется Ростовский. К трапезе Сикорский предлагает очень дороге вино Pomerol 2008, как он говорит, кризисного года. Разговор переходит на международные темы. Политики обсуждают неоднозначную иммиграционную политику британского правительства премьера Дэвида Камерона.

Стратегия объедков

Ростовский: Он думает, что пойдет, договорится и вернется, ни одно польское правительство на это не согласится. Только взамен за золотые горы.

Сикорский: Это или очень плохо продуманный ход, или такая, уже не в первый раз, его некомпетентность в европейских вопросах. Помнишь? Он п*** бюджетный факт. Просто п***. Потому что он этим не интересуется, не разбирается, потому что он верит во всю эту глупую пропаганду и пытается глупо манипулировать системой.

— У него такая проблема, что его это не волнует. Его интересует только краткосрочный пропагандистский эффект.

— Знаешь, вся его стратегия с тем, чтобы давать им объедки, пытаясь успокоить, как я и предвидел, де-факто обернулась против него. Нужно было сказать: идите ***, убедить людей, а тех изолировать. А он дал им поле, на котором они могут его унижать.

— Чтобы польское правительство согласилось, кто-то должен был бы предложить нам золотые горы. Британцы их нам не предложат, а немцы, чтобы придержать британцев, тоже, скорее всего, нет. Так будет просто — идите ***.

— Раз нет, то нет. [...]

— Я думаю, что парадоксальным образом... Знаешь, какой парадоксальный эффект всего этого будет для нас?

— Ну?

— Не особенно для нас хороший, [...] в целом для нас неблагоприятный, потому что мы хотим, чтобы Великобритания осталась. Я думаю, будет так, что он проиграет эти выборы. Великобритания выйдет. А как выйдет, оставит открытыми границы. Не для нищих, открытыми в смысле...

— Как Норвегия.

— Да, в таком смысле, что не будут впускать нищих цыган. [звучит громкая музыка]

— Прекратите это! Точно так же, как они п*** Восточную Европу и пару других вещей. [пародирует британца] Если Европа не проведет реформ, она плохо кончит! Пусть они беспокоятся о своей экономике. Если они не устроят реорганизации, то получат такую плохую экономику, как в Германии. Это что? Что это за чудовище?

Звучит ответ на вопрос о лежащем на тарелке чудовище: официант принес осьминога маринованного в оливковом масле с розмарином. Ростовский возвращается к разговору, его беспокоит Европа, ставшая слабой. Сикорский прерывает тему и переходит к конкретике, то есть к будущему Ростовского.

Составление списков

Сикорский: Я понимаю, что место посла в Париже тебя не интересует.

Ростовский: Нет, на этом этапе нет.

— Потому что президент сообщил мне о своей идее, и если я на нее не соглашусь, пути назад уже не будет.

— Возможно, меня бы заинтересовало, если я не буду [неразборчиво]. А когда ты должен, ты же мне год назад говорил, что должен принять такое решение?

— Сейчас.

— Ты тогда говорил, что сейчас.

— Я продлил срок Орловскому (Tomasz Orłowski), но я не могу этого делать бесконечно.

— А можно подождать до составления избирательных списков?

— Ну, столько я дать могу.

— В худшем случае — месяц.

— Столько, да.

— Ок.

— Не ну, а точно. Ну на эти списки. [...] Я даже слышал, что тебя рассматривают в мой избирательный округ. [...] Тут мне будет, что сказать, не знаю, хотим ли мы в нашем...

— Нет-нет, я слышал, что если ты хочешь [...] иметь меня в качестве конкурента, лучше всего, чтобы у меня были стопроцентные гарантии в парламенте.

— Ты можешь попасть в парламент и продолжать быть кандидатом.

— Могу, но если бы ты мне помог, я был бы готов, я тоже выполняю свои обещания.

— Не могу в это поверить. [смеется] Я тебе говорю, ты ничего не теряешь.

Разговор переходит на обсуждение кандидатуры Дануты Хюбнер (Danuty Hübner).

«Идея со старой коммунисткой была абсолютно скандальная», — начинает Ростовский. «Несимпатичная», — поддакивает ему Сикорский. Собеседники жалуются на свою коллегу. То, что ей дали первое место в избирательном списке в Варшаве, Ростовский называет скандалом. Польский язык начинает перемешиваться с английским.

Deal

Сикорский: Я хочу правильно понять: ты предлагаешь такой deal, что если я помогу тебе получить первое место в списке где-нибудь...

Ростовский: В Варшаве.

— В Варшаве.

— Где-нибудь у меня и так будет.

— В Варшаве я тебе гарантировать не могу.

— Не обещаешь мне это устроить?

— Но я могу обещать, что тебя поддержку. Ты не будешь мне тогда мешать в комиссии? [долгая пауза] Deal?

— Deal.

— Хорошо, тогда договорились.

— Извини?

— Договорились.

— Нет, я хочу конкретнее, чтобы, ну, ты знаешь... [...] Я могу тебе гарантировать, но дай мне еще один день подумать, понимаешь, это серьезные вещи. Когда что-то на себя берешь, это ведь... Скажу так: если это будет этот энергетический портфель.

— Для Польши это было бы хорошо.

— Это другое дело, но если бы было так, дай мне пару дней, я подумаю, чтобы тебе это пообещать. Если бы это был тот портфель, тут я бы не стал тебе возражать, даже наоборот, потому что я к тебе хорошо отношусь, а вот против Левандовского (Janusz Lewandowski), который, ты знаешь... Ок.

— По-английски.

— Именно так. Но дай мне эти пару дней. До выходных, после выходных. Дай мне обдумать. [...] Дай мне поразмыслить, но если я обещаю, то, разумеется, железно...

— А я, разумеется, в свою очередь не претендую на каких-нибудь там финансовых или экономических. Но Ян Кшиштоф (Jan Krzysztof Bielecki) уже ждет не дождется.

— Нет.

— Нет? Ты уверен?

— Он может, но, скорее, нет. Я его спрашивал и сказал, но это между нами. Нет. [...] Он понимает, что конкурентов много...

Ростовский поднимает тост: «За нас, за нашего любимого...» Сикорский с воодушевлением заканчивает фразу: «...верховного лидера! Пусть живет вечно!» Пожелания завершаются громким смехом. Собеседники со знанием дела начинают обсуждать вино. Они довольны своим выбором. Ведь, как они говорят, Pomerol — это одно из самых дорогих вин, дороже только Petrus. Сикорский жалел, что Ростовский не пришел в Президентский дворец на вручение «дипломатической сабли» — награды, вручаемой министром иностранных дел. Ростовский ответил, что не знал, что это такая честь. «Я в этом не разбираюсь, не разбирался. Могу только извиниться», — оправдывался бывший вице-премьер. Разговор снова свернул на тему Дануты Хюбнер. «Она нам вообще нужна?» — задавался вопросом глава МИД. «Абсолютно нет», — отвечал Ростовский. «Кичливая баба», — прекратил разговор Сикорский и вернулся к разговору о будущем — своем и Ростовского.

Польза от проветривания

Сикорский: Продолжать с комиссаром — это так неэстетично.

— Ростовский: нужно проветрить.

— Проветрить евродепутатов?

— Всех.

— Всех нужно проветривать.

— Конечно, конечно. Если я бы стал поддерживать кого-нибудь на пост комиссара по энергетике, то я лично заинтересован, чтобы это был ты.

— А в моих интересах, чтобы после меня пришел кто-то здравый, чтобы он не р*** этого всего.

— Разумеется. Немного меньше шампанского, немного больше просекко, но общий принцип тот же. По-семейному, спокойно. [смеется] [...]

— Залевский (Paweł Zalewski) был бы ок, но он тоже пошел на дно. А ты бы наводил ужас [смеется]. [...] Ты был бы, как я, но еще больше... Я сделал однажды тебе комплемент, не знаю, помнишь ли ты, это был самый большой комплимент из моих уст, что ты так хорош, что мог бы быть дипломатом, даже министром иностранных дел.

Довольные политики, обменявшись комплиментами, начали обсуждать Говина (Jarosław Gowin). Зазвучали нецензурные выражения. Вскоре атмосфера стала более серьезной, вернулась тема Европы. И роли Польши в Европе. Собеседники согласились друг с другом, что Польша является лидером региона. Беседу прервало появление официанта. Сикорский выразил огорчение тем, в предложении ресторана отсутствует портвейн. Официант заверил, что португальское вино есть. Министр огорчился по поводу его слишком высокой цены, но после недолгих раздумий, собеседники все же заказали по рюмке. Постепенно в разговоре появилась тема оппозиции.

Операция ZEN

Сикорский: Слушай, я думаю, можно з*** «Право и Справедливость» (PiS) специальной комиссией по поводу Мацеревича (Antoni Macierewicz).

Ростовский: Ну, а что еще на сегодня есть?

— Ну, да... Качиньский (Jarosław Kaczyński) прикипел к Мацеревичу, так что сейчас нужно при помощи Мацеревича потянуть их обоих на дно. Прокурорские материалы совершенно сокрушительны. Можно устроить цирк на два года. И пусть они оправдываются. Там есть страшные вещи. Я знаю, я при этом присутствовал.

— Хорошо, но нужно уговорить. Тебе придется уговорить Дональда (Donald Tusk).

— Я это делаю, делаю.

— Ты должен, ну... [неразборчиво]

— Уже охвачены Паликот (Janusz Palikot), SLD («Союз демократических левых сил») и PSL (Польская крестьянская партия).

— Остался Дональд.

— Дональд колеблется, но он скорее «за». Он сказал: «не исключено». Пусть они, сначала будет жалоба в суд на прокуратуру. [...] Ну да, это, ***, скандал. Скандал.

— В таком случае он должен сесть за это в тюрьму.

— Он и так мог выпускать совершенно секретные документы.

— Тогда он должен пойти в тюрьму за то, что обнародовал документы.

— Ага, агентуру.

— Тогда за это. Если он был частным лицом.

— Это очевидный deal Серемета (Andrzej Seremet) и Туска: то, что они делают. [...] Знаешь, в чем заключалась операция ZEN, о которой рассказал Мацеревич? Это была операция, я лично ее контролировал, по локализации аз-Завахири. Старый комуняка, конечно.

— Конечно, этот, Малиновский.

— Нет, не Малиновский, но в этом роде [...], тот, который вкладывал там для талибов валюту, какие-то изумруды и что-то такое, и ему уже надоело. Эта операция была отличной в том плане, что работала на самопроверке. Мы только дали денег на мелкие расходы: 20 000 долларов. А афганцы хотели от нас, чтобы мы присмотрели, засвидетельствовали, и чтобы когда они выдадут аз-Завахири, американцы им точно выплатили награду. Все работало на самопроверке. Нужно было только сообщить координаты, а потом американцы е***, и потом: или есть ZEN, или нет. И одна попытка не вышла, вторая не вышла, должна была быть третья, и если бы и она провалилась, то ок, заканчиваем операцию. И этот с*** обнародовал информацию об операции.

Афганская тема постепенно перетекает в описание польско-американских отношений. Министр иностранных дел не сомневается, что политика, которую ведут премьер и министр обороны ошибочна. «Знаешь, польско-американский союз ничего не стоит. Он даже вреден, потому что создает у Польши ложное чувство безопасности», — заявил Сикорский. Его собеседник спросил, почему. «Абсолютный bullshit. Мы рассоримся с Германией, с Россией и будем думать, что все супер, потому что мы ублажаем американцев. Лохи. Полные лохи», — объяснил глава МИД.

В теме польско-американских отношений все становится ясно, так что разговор переходит на тему менталитета поляков.

Наше негритянство

Сикорский: Польская проблема в том, что у нас мало гордости и низкая самооценка.

Ростовский: Такая сентиментальность.

— Такое негритянство.

— Как-как?

— Негритянство.

После этого диалога в разговоре происходит поворот. Сикорский и Ростовский начинают обсуждать европейское будущее премьера Дональда Туска. Они с пылом рассуждают о преимуществах и недостатках главы правительства и единодушно признают, что премьер подходит на роль преемника Ван Ромпея (Herman Van Rompuy) больше, чем Баррозу (José Manuel Barroso).

Двое наших в Европе

Ростовский: Это не в наших реальных интересах. [смеется]

Сикорский: нет, это может быть в наших интересах. С одним очевидным и верным для Дональда изменением: не на главу Комиссии, на *** ему это.

— Ну, хорошо, на главу Совета.

— На главу Совета. И тогда у нас будет двое [два поста в Европе], а не один. Потому что глава Совета — это не комиссар.

— А, в этом смысле, широком.

— И будет двое.

— Впрочем, он считает, что у него больше шансов стать главой Совета. Не обязательно хорошо говорить по-английски.

— Ну да. Чистая политика — это его стихия, а там — управление, знаешь, всякой х***.

— Комиссия — это настоящая власть.

— Это правда, но это еще настоящая административная работа. [...] А это не самая сильная сторона Дональда. Он — не гений управления. Знаешь, он дал нам много свободы...

— И отлично, супер.

— А я своим министрам столько свободы бы не давал [смеется]

— Я даю людям много свободы, но знаешь что?

— А я постоянно слежу, что они делают. [Перешептывание о проблемах в правительстве]

— Выгребная яма, там выгребная яма.

— Да, но потому, что комитет не функционирует.

Последняя фраза касается Постоянного комитета Совета министров, главой которого является один из ближайших соратников премьера Яцек Цихоцкий (Jacek Cichocki). Голоса становятся все более неразборчивыми. Ростовский говорит очень тихо, все больше шепчет до этого шумный Сикорский. Ростовский рассказывает, как при перестановках в правительстве он подошел к Эве (Эва Копач (Ewa Kopacz)), и сказал: «Один огромный плюс отставки, что мне не придется слушать этого козла, а ты этого сказать не можешь». О ком идет речь? Этот фрагмент записан нечетко, можно только догадываться. Среди шепота можно различить высказывание Сикорского о том, что Ростовский был бы хорошим руководителем клуба «Гражданской платформы» (PO) в Сейме, а Павел Грась (Paweł Graś) — прекрасный генеральный секретарь партии. В беседу вкрадывается обеспокоенность: «Я боюсь, что Гресь отпадет». Гресь — Гжегож Схетина (Grzegorz Schetyna).

Будущее экс-спикера Сейма

Ростовский: Он может сидеть тихо. Но на что он потенциально способен?

Сикорский: Знаешь, я говорил об этом с Дональдом. Сейчас он может сидеть тихо, выжидать, пока Дональд не споткнется, то есть заниматься тем, что он мог делать уже давно, но на более низком уровне.

— Именно.

— Это глупо.

— Очень.

— В индийской политике есть такая пословица: если ты не можешь быть львом, это не значит, что ты должен быть комаром.

— Какое красивое замечание! Как красиво, как красиво.

— [смеется] Глупое решение о том, чтобы не выставлять свою кандидатуру. Если бы он это сделал, то получил бы 40% и был хотя бы кем-то.

Собеседники сходятся во мнении, что Схетина мог бы стать «кем-то», если бы принял участие во внутрипартийных выборах против Туска. Они также соглашаются друг с другом, что бывший спикер сейма не обладает лидерским складом. «Он происходит из львовского быдла», — подытоживает Сикорский. Вывод один: Схетина — ограниченный человек, а потолок его политических возможностей — это руководство Министерством внутренних дел и администрации.

Атмосфера становится все более веселой, а разговор — громким. Собеседники начинают рассказывать друг другу анекдоты.

Бордельный юмор

Сикорский: Знаешь такой: приходит господин Яцек в бордель...

Ростовский: Яцек?

— Да.

— А, может, господин Радек? [смеется] Продолжай.

— А начальница борделя говорит: «Господин Яцек, вы уже третий раз за день».

— [смеется]

— ***, из-за этого склероза я з*** на смерть!

— Отлично. [смеется]

— Я сегодня слышал анекдот. Публичный дом, специальное предложение в прейскуранте. Директор рассказывает: «Господа, blow job — 25 злотых, anal job — 35 злотых. Очень доступно».

— Это очень доступно.

— Клиент спрашивает, а классическая ***? А директор борделя отвечает: «Классической в предложении пока нет, я пока работаю тут один».

— [смеется] А я расскажу такой. Приходит мужик в бордель и просит дать ему самую худую девушку. Самую худую и высокую... Когда она появляется, клиент говорит: «Наденьте на нее ошейник».

— Ошейник?

— Ошейник. Рекс! (Он подзывает собаку) Девушка волнуется, начальница борделя тоже. Рекс, видишь? Если ты будешь плохо есть, ты тоже будешь так выглядеть.

Собеседники еще какое-то время рассказывают друг другу стильные анекдоты и громко смеются. Потом разговор переходит на неразборчивый шепот. Спустя два часа после своего начала встреча подходит к концу. «Знаешь, у нас общая проблема. Люди не понимают, что можно быть и серьезным, и остроумным. Если ты остроумный, значит, ты не серьезный. И это проблема. А я в некоторых вопросах бываю смертельно серьезным, а в других у меня есть чувство юмора», — подводит итог вечера глава МИД. «После этого портвейна жизнь стала еще лучше», — отвечает Ростовский.