Кровать, на которой полулежит куртизанка Мане, – великолепный ряд сложных изгибов серо-белого льна. Мане пишет свою Олимпию резко и реалистично, высмеивая традиционное представление об обнаженной натуре, а кровать на картине – пародия на шикарные постели, на которых изображали своих красавиц Тициан и Веласкес.
Кровать, на которой полулежит куртизанка Мане, – великолепный ряд сложных изгибов серо-белого льна. Мане пишет свою Олимпию резко и реалистично, высмеивая традиционное представление об обнаженной натуре, а кровать на картине – пародия на шикарные постели, на которых изображали своих красавиц Тициан и Веласкес.
Кровать – эмоциональный центр насыщенных красок и вихревых очертаний спальни Ван Гога, комнаты в желтом доме в Арле, где он мечтал основать сообщество художников. Это кровать аскета, одинокого человека, мечтателя, очарованного образом идеала. В этой пустой кровати – беспокойная душа Ван Гога.
Кровать – эмоциональный центр насыщенных красок и вихревых очертаний спальни Ван Гога, комнаты в желтом доме в Арле, где он мечтал основать сообщество художников. Это кровать аскета, одинокого человека, мечтателя, очарованного образом идеала. В этой пустой кровати – беспокойная душа Ван Гога.
Согласно истории, первым художником, выставившим свою кровать в качестве произведения искусства, был Роберт Раушенберг. «Кровать» 1955 года – очень личная работа, реликвия его сексуальных отношений с Саем Твомбли (расписавшимся на подушке) и Джаспером Джонсом. Это и картина в привычном смысле. Повешенная вертикально, она становится эквивалентом холста – кроватью абстрактного экспрессионизма.
Согласно истории, первым художником, выставившим свою кровать в качестве произведения искусства, был Роберт Раушенберг. «Кровать» 1955 года – очень личная работа, реликвия его сексуальных отношений с Саем Твомбли (расписавшимся на подушке) и Джаспером Джонсом. Это и картина в привычном смысле. Повешенная вертикально, она становится эквивалентом холста – кроватью абстрактного экспрессионизма.
Работа Эмин, только что проданная за 2,5 миллиона фунтов, поэтична и наводит на размышления. Что может быть более личным, чем пространство постели? Эмин превращает свою кровать в искусство, не раскрашивая ее и придавая ей вертикального положения, как делал Раушенберг. Таким образом она создает реди-мейд столь же язвительный, как писсуар Дюшана. Работа, говорящая о любви, сексе, снах и смерти, отсылает и к кроватям Ван Гога и Обри Бердслея. Это глубоко человеческое произведение искусства.
Работа Эмин, только что проданная за 2,5 миллиона фунтов, поэтична и наводит на размышления. Что может быть более личным, чем пространство постели? Эмин превращает свою кровать в искусство, не раскрашивая ее и придавая ей вертикального положения, как делал Раушенберг. Таким образом она создает реди-мейд столь же язвительный, как писсуар Дюшана. Работа, говорящая о любви, сексе, снах и смерти, отсылает и к кроватям Ван Гога и Обри Бердслея. Это глубоко человеческое произведение искусства.
Возможно, это скорее диван, чем кровать, однако ни на одном другом произведении искусства нельзя увидеть такого огромного напоминающего кровать предмета мебели, как этот гигантский красный матрас, лежащий на золотых слонах. Он заполняет почти все пространство роскошного шедевра Делакруа. Это огромное полотно ссылается на картину «Плот "Медузы"», в которой Жерико изобразил группу спасшихся в кораблекрушении. Делакруа превращает плот в кровать, а сцену страха – в сцену крайнего отчаяния.
Возможно, это скорее диван, чем кровать, однако ни на одном другом произведении искусства нельзя увидеть такого огромного напоминающего кровать предмета мебели, как этот гигантский красный матрас, лежащий на золотых слонах. Он заполняет почти все пространство роскошного шедевра Делакруа. Это огромное полотно ссылается на картину «Плот "Медузы"», в которой Жерико изобразил группу спасшихся в кораблекрушении. Делакруа превращает плот в кровать, а сцену страха – в сцену крайнего отчаяния.
В этом удивительно незатейливом произведении эротического искусства Рембрандт изображает не нимф и сатиров, но настоящую голландскую пару – возможно себя и свою любовницу Хендрикье Стоффелс – занимающихся любовью в уютной кровати. Ощущается холодок в комнате, и тепло, с которым любовники обнимают друг друга.
В этом удивительно незатейливом произведении эротического искусства Рембрандт изображает не нимф и сатиров, но настоящую голландскую пару – возможно себя и свою любовницу Хендрикье Стоффелс – занимающихся любовью в уютной кровати. Ощущается холодок в комнате, и тепло, с которым любовники обнимают друг друга.
Задолго до того, как Трейси Эмин создала свой памятник vie boheme, Бердслей погружался в декадентские сны в своем автопортрете, где он изобразил себя почти исчезающим в изысканной кровати. «Клянусь богами, – гласит надпись на французском, - не все монстры живут в Африке!» Бердслей отождествляет искусство с чувственностью, сексуальностью и бессознательным – другими словами, с пребыванием в постели.
Задолго до того, как Трейси Эмин создала свой памятник vie boheme, Бердслей погружался в декадентские сны в своем автопортрете, где он изобразил себя почти исчезающим в изысканной кровати. «Клянусь богами, – гласит надпись на французском, - не все монстры живут в Африке!» Бердслей отождествляет искусство с чувственностью, сексуальностью и бессознательным – другими словами, с пребыванием в постели.
В этой пугающей и душераздирающей работе Мунк изображает ребенка при смерти. Истощенную и слабую, девочку поддерживают в постели. Эта картина напоминает о том, что кровать – это и место, где находят вечный покой.
Это замечательное изображение спальни эпохи Возрождения. В комнате Урсулы есть цветы, часослов для чтения и пышная красная кровать. Здесь ей снится не любовь, но Бог. Во сне к ней приходит видение, которое приведет ее к становлению мученицей. Кровати могут быть опасными местами.
Это замечательное изображение спальни эпохи Возрождения. В комнате Урсулы есть цветы, часослов для чтения и пышная красная кровать. Здесь ей снится не любовь, но Бог. Во сне к ней приходит видение, которое приведет ее к становлению мученицей. Кровати могут быть опасными местами.
Перед решающей битвой христианский император Константин видит пророческий сон. Его походная кровать выглядит комфортной и изящной. Купол палатки напоминает невидимый мир снов, парящих над императором, спящим на своем ложе.
Перед решающей битвой христианский император Константин видит пророческий сон. Его походная кровать выглядит комфортной и изящной. Купол палатки напоминает невидимый мир снов, парящих над императором, спящим на своем ложе.