Отчего же финка любит так саама с искоркой в глазах?

Река Тено невероятно широка, ее поверхность вздымается силой течения.

Хенна Луккари была в ужасе: «Как в этих водах вообще можно ловить рыбу?»

Был июль месяц 2005 года. Вечер был нежен и тих, не слышно было и комариного писка. Листья на ветвях березок по берегам реки налились сочной зеленью.

В тот день Хенна была на своем первом свидании с Нильсом Эриком Луккари в самом северном уголке Финляндии — в коммуне Утсйоки.

Родившись в тысяче километров отсюда в районе Иматра 34 года назад, она привыкла ловить леща из озера Иммоланярви и закидывать спиннинг с берега. Правда, к тому моменту она уже давненько жила в финской части Лапландии, но, что касается ловли «дорожкой», в этом деле Хенна мало чего смыслила.

«Это ничего», — сказал Нильс Эрик ободряюще, протянул спасжилет и скомандовал — в лодку! Затем столкнул пятиметровую ладью, на каких традиционно ходят за лососем, и уселся на весла. Затем он начал грести и одновременно спокойным голосом раздавать указания, как правильно опускать в воду приманку.

Хенна успокоилась, поняв, что этот мужчина знает о реке все. Он будто у себя дома, собственно, так оно и было, ведь Нильс Эрик происходил из старинного рыбацкого рода саамов с реки Утсйоки.

Потом Хенна уже даже и не помнила, попалась ли ей рыба.

Ей запомнился лишь он.

А на следующий год пастор освятил их брак, и Хенна Луккари стала, так называемой «риукуваймо».

Первая часть слова «риукуваймо» — «риуку» — происходит от саамского «ривгу», означающее жену несаамского происхождения. Сама Хенна Луккари не считает это слово уничижительным, но поскольку многие воспринимают его таковым, то было бы лучше говорить о финской жене саама.

Так же считает лиценциат философии Оути Корпиляхде, занимающаяся исследованием финских жен региона Юля-Лаппи. Ее докторская диссертация будет представлена на рассмотрение ученого совета педагогического факультета Университета Лапландии в конце осени текущего года.

Исследование является первым в своем роде, хотя традиция «риукуваймо» носит давний характер: саамы и финны заключали между собой браки еще в XVIII веке.

Как отмечает Корпиляхде, сегодня в Юля-Лаппи проживает в саамских семьях несколько сотен жен финского происхождения. Вообще, надо отметить, что тема довольно-таки щекотливая, ибо ареал саамов — это собственный мир, куда человеку извне попасть затруднительно.

Уже даже в географическом смысле. Регион проживания саамов — Инари, Утсйоки, Энонтекиё и северная часть коммуны Соданкюля — в представлении людей из южной части Финляндии воспринимаются как бесконечная тундра с разбросанными то здесь, то там несколькими деревушками. Да и оленей, кажется, можно встретить чаще, чем людей. К сожалению, количество населения Юля-Лаппи идет на убыль уже в течение последних 25 лет.

Тем не менее в Юля-Лаппи очень часто можно встретить женщину, перебравшуюся с юга Финляндии в местную глухомань и вышедшую замуж за саама. И многие из них имеют высшее образование: учителя, госслужащие или ученые.

Их что-то завораживает в этих северных мужиках.

Оути Корпиляхде считает, что финки считают саамов «другими».

«Они естественны, они не зажаты. Они умеют ходить по лесу, умеют ловить рыбу. У финок оленевод или рыбак отождествляются со свободой от графиков, ограничений и прочей суеты финнов с юга страны», — говорит Корпиляхде.

Треть женщин, принявших участие в опросе, находятся в браке с оленеводами, которых меньшинство среди всей популяции финляндских саамов. Около 60% всех саамов проживают вне региона их рождения.

Корпиляхде рассказывает, что вне зависимости от приобретенной профессии, все представители коренного населения тесно связаны с природой. Даже госслужащий саамского происхождения без особых проблем умеет ходить по лесу.

Исследование показывает, что мужчины-саамы проявляют открытость, они приятны в общении, социальны и заботливы. К примеру, в лютый мороз один саам интересовался у своей спутницы, не замерзли ли у нее пальчики на ногах.

«И еще эта искорка в их глазах!» — говорит Корпиляхде.

Рийкка, имя которой в исследовании изменено, дает следующую характеристику мужчине-сааму: " Он [саам] смотрит иначе. Как? Ну, из ряда того, на что сразу обращаешь внимание, не могу сказать точно, но другой такой взгляд — с искоркой«.

Создается впечатление, что влияние «искорки в глазах» имеет тотальное значение. Респондентка Терхи говорит: «... вроде как очень к себе располагающий, пугающе пьянящий взгляд. Теряешь голову, и ноги слабеют. Есть у саамов такая черта».

А вот на Тару повлиял более всего цвет волос и пылающая натура: «... я всегда хотела чернявенького. И мой сразу был такой темпераментный, не в пример обычным финнам. Уже сразу сделал все, как надо, как все эти иностранцы, он подошел ко мне как-то иначе, с таким огоньком в глазах...».

Наша героиня Хенна Луккари переехала в Юля-Лаппи сразу же после окончания общеобразовательной школы.

В 1988 году, когда ей было 17, она поступила на художника-дизайнера в кампус Саамского учебного центра в городе Инари. Ее интересовало прикладное искусство, потому что дома в Иматра она занималась им постоянно. Родители Луккари были «эвакко», то есть эвакуированными с отчужденной CCCР части территории Карелии. В детстве она танцевала в коллективах народного танца. Свой национальный карельский костюм она по-прежнему надевает на праздники.

На лекциях она познакомилась с 18-летним парнем — назовем его Эско — и прожила с ним без малого 13 лет, из которых семь лет в законном браке. Эско из Утсйоки был выходцем из норвежских саамов, сам ходил за оленями и уже был оператором тяжелой техники.

Эско привел молодую жену в свой дом в отдаленной деревушке под названием Куолна, что на берегу озера Инари. Там Хенна Луккари увидела свою свекровь, разговаривавшую только по-норвежски и по-саамски.

Пришлось той потихоньку осваивать финский, а невестке — саамский. Исследовательница Оути Коприляхде говорит, что в девяти случаях из десяти финским молодухам приходится учить саамский язык.

У свекрови в доме Хенна и Эско жили в дальней комнате. Скоро она заметила, что в роду Эско есть одна совершенно чуждая карелам склонность.

Саамы, мягко выражаясь, поспешали медленно. В мире мужчины-саама все происходило тогда, когда оно происходило. И если она пыталась подгонять своего Эско, то все замедлялось еще пуще прежнего. И это жутко озадачивало Хенну.

И она не была единственной такой. Неоднозначное отношение саамов ко времени удивляет многих финских жен.

Мужей сложно заставить ответить на вопрос: когда же, наконец?

Одна из респондентов рассказывает о том, что научилась получать некоторое представление о времени, прислушавшись к интонации, с которой отвечал ее муж. А что до конкретных минут или часов, то этого вообще не дождаться от него было. Старая пословица говорит, что в Лапландии достаточно таких часов, что показывают год.

В 1997 году у Хенны и Эско родился мальчик, через три года она принесла мужу дочь.

Это было началом трагедии.

Девочка была больной, ее пришлось водить по врачам вплоть до самого Оулу.

Из деревушки Куолна туда был день пути, поэтому Хенна частенько летала в Оулу на самолете из Ивало через Хельсинки.

Ей редко приходилось видеть мужа, а когда дочке приближался годик, Эско сказал Хенне, что ему все надоело.

Одним февральским воскресным утром Эско взобрался на свои мотосани и нажал на газ. После него на снегу остался только след, да и тот вскоре расстаял.

Четырехлетний сынишка предположил, что папа еще вернется, ведь он оставил так много вещей, но Хенна сказала, что папа больше не вернется. К тому моменту Эско уже успел сообщить, что оставляет ей все свои вещи.

Дорога оканчивается табличкой, сообщающей, что дальше дороги нет. Мы приехали в деревню Лисма. Стоит теплый, ясный летний вечер, комары пока не беспокоят. Стадо оленей кормится прошлогодним сеном.

Деревушка Лисма расположена в ста километрах от муниципалитета Инари. Последние 20 километров мы едем до места назначения, расположенного в глухомани национального парка Лемменйоки.

Деревня была основана в 1940-х годах, когда оленеводы создали участки на старых зимних пастбищах. В деревне сейчас семь домов, как здесь говорят «дымов».

В одноэтажном доме, выстроенном в сухом сосняке, живет Рийтта Няккяляъярви, она приглашает журналиста и фотографа пройти внутрь и ставит на кухонный стол плошку со свежей нарезкой из оленины.

Рийтта (63) родом из города Рийхимяки, по образованию — магистр философии, обучалась по специальности «Общее литературоведение» в Университете Хельсинки.

На тот момент, когда она впервые приехала в Лисму в 1979 году, ведущая в тупик дорога была выстроена еще недавней постройки, а на углу каждого дома стучал генератор, потому что электричество провели сюда только в 1988 году.

Няккяляъярви переехала в Лисму в ноябре 1980 года, выйдя замуж за оленевода.

За год до этого она встретилась с Паулусом в баре нынешней гостиницы «Култахови».

«Там он и сидел за столом, хлеща брусничную водку, — говорит Няккяляъярви. — Как сейчас помню, что на нем были надеты коричневые вельветовые брюки и фланелевая рубаха темно-красного цвета. У него были темные глаза и русые волосы.

Тогда Рийтте было 28 лет, она работала в гостевом доме официанткой в ресторане. Как и многие другие финки, она приехала в Лапландию на заработки и из интереса к северу. Финок, работающих на подобных должностях, саамские мужчины называли меж собой «виркариуку» («хорошей палкой зарплату нанизывать»).

Что же так восхитило в Паулусе?

«Так он же был симпатичным, общительным и имел хорошие манеры».

Если Паулус оказывался в компании, он не ковырял смущенно ботинком землю, чем выгодно отличался от финнов.

Правда, такая непосредственность порой смущала Рийтту Няккяляъярви. Как-то раз супруги гостили в Хельсинки у сестры Рийтты, там Паулус привлек всеобщее внимание своей традиционной синего цвета одеждой «гакти». Еще в аэропорту он тянул руку всякому встречному и поперечному, представляясь по имени и фамилии, как и полагается у саамов.

В финской части Лапландии Паулус был звездой местной величины. В 1970-х он участвовал в соревнованиях на мотосанях и добился такого небывалого успеха, что машиностроительная компания «Бомбардье» пригласила его в Канаду водителем-испытателем. Паулус отказался, потому что плохо говорил по-английски.

В 1980-х в семействе родилось пятеро. Они жили за счет продажи оленины и государственные субсидии на воспитание детей.

Денег уходило немного, и незапланированные покупки были большой редкостью, ведь ближайший магазин находился более чем в ста километрах.

В Финляндии не много найдется настолько отдаленных деревень, как Лисма, но Рийтта Няккяляъярви не скучала. Даже в годы учебы она с большим удовольствием предавалась валянию на диване, нежели походам с друзьями по хельсинкским злачным местам.

Правда, поначалу умение невестки свыкнуться с новой жизнью озадачивало всех. Однажды свекр даже буркнул, мол, и как ты, молодушка, приживешься-то здесь, ведь мы едим тут так много мяса!

Домашняя колбаса из оленины, кровяные котлеты «кумпус», суп из костного мозга, язык, вареные щучьи головы и рыбьи глаза — все это придется есть любому, кто вошел в семью саама, хочешь того или нет.

Саамы считают делом чести, что мясо и рыба приготовлены из своего сырья. Мясо оленей, пасущихся в тундре, чистое и обходится владельцу дешево. Фабричный бройлер вызывает всеобщее отвращение, а всякий дар природы обгладывается до последней косточки, как и в былые времена.

В диссертации Оути Корпиляхде респоднент под вымышленным именем Терхи так рассказывает о своем первом ощущении от супа из копыт оленя: «Свекровь позвала кушать, сказала, что наварила супу из копытец. А меня так и перекосило! Свекровь, поди, назвала меня совсем никудышной молодухой».

Всякий мужчина-саами сумеет приготовить жаркое из оленины или сварить суп, но, в действительности, от их жен требуется умение кошеварить.

Приготовление пищи из оленины мало известно приезжим с юга Финляндии, но, к счастью, остальные члены семейства всегда подскажут, если возникнут затруднения.

О грибных рецептах стоит даже не упоминать. Для саамов грибы — это еда для оленей. Однажды, рассказывает Корпиляхде, один свекр буркнул своей снохе, мол, в могилу ты нас всех загонишь. Это был такой местный юмор, с трудом понимаемый финнами, ведь по-саамски слово «гриб» звучит почти, как «могила» по-фински.

Некоторые кулинарные пристрастия в Юля-Лаппи вызывают у финок шок, например, если в мясной суп положить перловку. Одна из респонденток, Мимми, ответила так: «По-моему, так если кашу и мясо смешивать, то уффф!... меня так и выворачивает... этого не может быть!»

Рийтта Няккяляъярви справилась с саамской кухней. Она не вегетарианка, то есть «сено не клюет», и, как она утверждает, еду нужно готовить из того, что под рукой. Так что семейство кормилось практически экологически чистыми продуктами. Сегодня она с улыбкой вспоминает, как Паулус стрелял щук на реке Лисмайоки из карабина.

Когда ты хозяйничаешь по дому, есть время учиться. Однажды Няккяляъярви испекла пирог из оленьих мозгов по рецепту сестры свекрови. Она скормила пирог своим детям, и уже когда тот был съеден, рассказала, что было в пироге. Старший сын, учившийся в лицее, воскликнул: «Съел ли я ту часть, которой олень видит, или ту, которой он слышит!»

Сегодня Рийтта Няккяляъерви живет в желтом домике одна. Из окошка ее кухни виднеются тонкие сосны. Гостиная обставлена просто, часть дома ремонтируется. Дети уехали в гости в Инари, заодно прикупить то, что нужно по ремонту. Они уже взрослые и, кроме одного, переехали на юг страны. Одна из дочерей специалист по IT, другая — трудится капитаном. Из сыновей один работает в полиции города Ивало, двое других занимают руководящие посты в упаковочной компании.

Паулус любил «это дело», любил даже слишком. А винцо, как правило, приводило к ссорам. Он ухаживал за оленями, но попивал.

Летом 1993 года Рийтта Няккяляъярви как раз убиралась с детьми по дому, когда в дверь постучал пастор. Паулус разбился на машине неподалеку от местечка Киттиля. Пристегиваться он не любил.

Рийтта вдовствует уже более 20 лет, и у нее хватает забот. Она участвует в разделении оленей и заседает в муниципальном правлении. И вот уже десятый год она трудится в собственном кафе в Инари.

Как жилось замужем?

«Случались дни, о которых лучше не вспоминать. Я была не самой сносной женой. Иногда думала, что кому-то из нас надо уйти, но я довольна детьми. Все же в браке было больше плюсов, чем минусов».

Хенна Луккари наливает мне стакан фруктового сока. Глаза прямо-таки слепит от солнца, что в это время года светит круглые сутки.

Мы сидим с ней на крыльце крохотного домика в центре коммуны Утсйоки. В этих краях дворы далеки от роскоши садов южной Финляндии, в них растет то, что подобает местным суровым условиям, и валяются разбросанные игрушки, рыболовные снасти, старые автомобили и мотосани.

Хенна Луккари переехала из Куолна поближе к центру после ухода Эско. Это позволило ее дочери проходить курс реабилитации, да и сама она смогла найти работу медсестры в центре здоровья Утсйоки. Сейчас ей 43 и живет она в стране саами уже целых 27 лет.

Ее путь на север не обошелся без трудностей, но Луккари свыклась с чужой культурой. В конце концов, саамская и карельская культура, как она считает, имеет много общего. Например, мощная традиция национальной кухни и любовь к ремесленному и прикладному искусству. Кстати, в военные годы саамам также пришлось не сладко, когда они покидали родные места.

Хенна Луккари не из последних. «Для меня своя культура важней всего. Я никем другим не стану. Таковы мы — карелы».

Во двор въезжает джип, из которого выходит Нильс Эрик Луккари. Он работает почтальоном и одновременно имеет свою маленькую турфирму. Ему 43 года, он не производит впечатление лентяя. Времени на часах уже довольно много, а лапландское лето коротко.

Хенна Луккари прям-таки восхитилась, когда живший по соседству «Эки», как она ласково называет Нильса Эрика, девять лет назад пригласил ее на свидание.

«Ведь это так здорово, когда у тебя спрашивают, не желаешь ли пойти на рыбалку», — говорит Хенна.

Нильс Эрик присаживается к столу. Что же восхитило его в Хенне?

«Она умеет радоваться жизни и совсем не зануда. Я ведь и сам такой же точно. Считаю, что если сегодня не удалось навести порядки, то это можно сделать завтра», — отвечает он.

Природа их объединяет

«Я всегда говорю Эки, что, ради Бога, только не тащи меня на двадцатичетырехчасовой круиз на пароме "Викинг Лайн"», — говорит Хенна.

Она рассказывает, из чего состоит их двадцатичетырехчасовой круиз: «Сначала упаковываем в квадроцикл сети, еду и спальники, выезжаем в тундру и забрасываем сети. Проводим ночь в землянке, варим кофе на костре. Вытаскиваем сети и распутываем рыбу. На обратной дороге останавливаемся у родителей Эки в Ветсикко, там свекры помогают вычистить добычу».

Сейчас у них двое общих детей. В повторном браке у обоих семеро детей, потому что собака Эки тоже входит в их число. Дети говорят, что в них течет саамская и карельская кровь. Вскоре становится ясно, куда спешит Нильс Эрик — ловить рыбу. В начале лета супруги любят закинуть «дорожку». Лодку сталкивают на воду в том самом месте, где у них было первое свидание.

Негоже гостям задерживать хозяев.

Когда Хенна и Нильс Эрик уходят, вскрывается одна проблема, собственно, как оно было и в самом начале их отношений.

Хенна все еще любит забросить спиннинг с берега, но на реке Устйоки рыбалка строго регламентирована. Лучшие рыбные места оказываются в собственности местных родов, и рыбачить со спиннингом там могут только члены семей.

Нильс Эрик придумал решение. «Я тогда сказал, мол, нет проблем, давай поженимся. Заодно решим вопрос с лицензией».