Упоминания о греческом движении «Хриси Авги» в последнее время регулярно всплывают в колонках новостей. Как бы то ни было, многие люди, по всей видимости, до сих пор не могут понять один важный момент: как вообще грек может быть неонацистом? Прочно засевший в умах стереотип о голубоглазом блондине никак не вяжется с этой реалией.
На самом деле неонацизм — это со многих точек зрения «еретическое» течение по отношению к заветам Адольфа Гитлера. Он относится к политической традиции, которую британский историк Роджер Гриффин (Roger Griffin) окрестил «универсальным нацизмом». И отсылает нас к запутанной истории понятий арийской и европейской крови. Иначе говоря, нацизм для всех — это возможно.
Спарта: северяне и правые
Как считают в «Хриси Авги», это не Греция пошла по стопам нацизма, а нацизм скопировал Грецию. В партии утверждают, что ее символика не имеет ничего общего со свастикой, а воспроизводит древнегреческий меандр. Ее сторонники уверены, что немецкие национал-социалисты попросту скопировали древних греков, и в первую очередь - Спарту. Подобное утверждение нельзя назвать совсем уж безосновательным, однако в действительности все намного сложнее.
Дело в том, что вопрос арийской догмы поднял проблему еще у самых истоков нацизма: как следует рассматривать греко-латинские цивилизации? Если «чистая раса» пришла с севера и сохранилась в лице немецкого народа, можно ли считать отсталыми древние, средиземноморские цивилизации?
Споры не ограничивались одним лишь Римом и Афинами, так как Спарта занимала видное место в политической мысли еще с XVI века и активно использовалась во времена Великой французской революции. Тем не менее, после краха Робеспьера республиканцы отказались от Спарты (по их мнению, она задавила свободу авторитаризмом) в пользу Афин.
Как отмечает Максим Россо (Maxime Rosso) в работе об использовании Спарты якобинцами, мы приходим к таким строчкам Виктора Гюго: «Веку было два года. Рим сменял уже Спарту. И шагал Наполеон вослед Бонапарту».
В результате контрреволюционный теоретик Жозеф де Местр (Joseph de Maistre) и националист Морис Баррес (Maurice Barrès) вновь пытались взять за основу Спарту. Раз Афины были важнейшим символом для республиканцев и в свое время сами рассматривали Спарту как антагонистическую модель, то Спарта должна стать образцом для противников республиканцев.
В 1928 году сам Адольф Гитлер описывал Спарту как образец для будущего Третьего Рейха. Спарта, «первое расистское государство» в истории, стало архетипом арийского государства.
Этот древнегреческий полис на самом деле представлял собой евгеническое и милитаризованное общество, которое можно считать прототипом любого фашизма. У нацистских расологов не было и тени сомнения в том, что средиземноморский гений представляет собой доказательство северного гения. Арийцы пришли с севера к mare nostrum, цивилизовав жившие там народы.
Это положило начало зарождению великих цивилизаций. А их исчезновение объяснялось слишком сильным смешением арийцев с коренным населением. Отсюда выносится вывод о том, что древние средиземноморские цивилизации, от египетских пирамид до афинского Пантеона, служат доказательством превосходства северной расы и необходимости сохранить ее чистоту.
В интереснейшей книге «Нацизм и древность» (Le nazisme et l'antiquité) Жоанн Шапуто (Johann Chapoutot) подробно рассматривает вопрос «нацификации» греко-римской культуры. В частности, он рассказывает о нацистских мыслителях, которые собирали статистику по морфологии греческих героев, чтобы «доказать» их арийское происхождение.
Такой вывод представляется весьма натянутым, однако сам по себе метод встречается довольно часто. Игра фашистов в заимствования нередко влекла за собой подобные национально-этнические присвоения. Решившие взять на вооружение нацистское приветствие французы и испанцы, таким образом, могли заявить, что ни в коем случае не подражают Италии, а восстанавливают традиции галльского или иберийского приветствия, которое популяризировали в римскую эпоху…
1945 год и Спарта
Когда конец Второй мировой войны смел фашистские режимы, а обнаружение концлагерей нанесло по ним тяжелейший удар в нравственном плане, Спарте все же удалось спасти фашизм.
Одним из главных теоретиков ультраправых в послевоенную эпоху был Морис Бардеш (Maurice Bardèche), который открыто называл себя «фашистским писателем». Он воспользовался отсылкой к Спарте, чтобы показать, что ультраправое движение не сводится лишь к рухнувшим после войны государствам. Он сделал из Спарты своего рода вечный идеал, призванный наилучшим образом воплотить в себе и представить фашизм, чего уже не могли сделать фашистская Италия и Третий Рейх.
Как бы то ни было, любовь нацистов к Спарте стала причиной того, что полис надолго оказался в чистилище. Вплоть до 1980-х годов историки не решались писать о Спарте из страха быть обвиненными в нацизме… Получается, что столько веков спустя после расцвета Спарта превратилась в запретную тему.
Спарта вновь вошла в моду благодаря западничеству и поп-культуре. В 2006 году на экраны вышел фильм «300 спартанцев», которому удалось вдохнуть новую жизнь в древнюю легенду в рамках «столкновения цивилизаций» Востока и Запада (нужно отметить, что создатель легшего в основу картины комикса Френк Миллер открыто поддерживал американских неоконсерваторов). С тех пор многие националистические движения активно пользуются спартанской тематикой в своей иконографии: многим их молодым активистам стриминг куда ближе книг Бардеша.
Если эстетика развлекательной культуры накладывается на старые идеологические основы, это означает, что общество становится восприимчивым к разговорам о возможной «спартанской» организации.
Что интересно, националист Филипп Вардон (Philippe Vardon) проводит параллель между «300 спартанцами» и высказыванием Ницше о памяти: «Аристократия — отвага — солидарность — борьба. Мы, молодые активисты, стремимся воплотить в себе эти ценности. В конце концов, разве нас намного больше 300 спартанцев царя Леонида? История нашей цивилизации, наша самая долгая память, говорит нам, что горстке смелых и решительных бойцов по силам изменить ход событий».
Кроме того, отсылка к популярному среди целевой аудитории явлению поп-культуры создает условия для гибридизации даже, казалось бы, самых устойчивых представлений о радикальной группе как о меньшинстве, которое склонно вставать поперек естественного хода истории.
От нацизма до утверждения превосходства белой расы
Главный момент в обновлении нацизма — это отказ от разделения на расы между белыми.
Восточный фронт заставил немцев изменить пропаганду германской оси на пропаганду защиты строительства Европы. Ряд коллаборационистов тогда убедили себя, что победа Третьего Рейха приведет к формированию единой Европы. Англичане и американцы с одной стороны, Советский Союз с другой — так выглядели челюсти направленного на разрушение Европы еврейского заговора.
После войны такая концепция сохранилась у многих правых радикалов, которые всего лишь добавили в схему Израиль (основан в 1948 году) как координатора. Так, по утверждению «Хриси Авги», коммунизм и капитализм представляют собой лишь две стороны одной медали сионистского заговора.
Европейские добровольцы в рядах СС твердили о восстановлении величия Европы. Мы уже говорили о французах в СС и их вкладе в формирование нацистской доктрины: в газете 1944 года встречается прославление «северного человека», отсылка к викингам, отрицание христианства и утверждение веры в Одина (современная реконструкция северной религии).
Таким образом, неоязычество и рассуждения о мире белых появились задолго до движения «Новые правые». Отказ от жесткого подхода к внутренней иерархии белой расы представляет собой не просто замену биологического расизма культурным (у нас нередко можно услышать подобные поспешные выводы), а сублимацию расового европеизма. Нордицизм становится важной составляющей культуры ультраправых и, в частности, опирается на идеи нацистского расолога Гюнтера.
Хорошим примером для демонстрации этого процесса могут послужить две международные организации.
Первую создали бывший член СС француз Рене Бине (René Binet) и швейцарец Гастон-Арман Амодрюз (Gaston-Armand Amaudruz), первый мыслитель негационистского толка. Их «Новый европейский порядок» отстаивал единство белого европейского пространства, в рамках которого дегерманизация нацизма идет рука об руку с включением славян в так называемую высшую расу с 1951 года.
НЕП придерживался идей антиколониализма, который способствует формированию препятствующих смешению крови расовых объединений. В движении называли такой подход «неорасизмом». Это апология пространственного распределения рас с опорой на «этнический дифференциализм».
НЕП обратился ко всем националистам Европы с призывом отказаться от любых междоусобных споров, как в прошлом действовали отряды СС. Неоязычество тоже набирало обороты в самых разных формах: в 1957 году тесно связанная с НЕП «Французская фаланга» провела праздник зимнего солнцестояния в присутствии делегата от «Викинг-Югенд».
Вторая типичная организация — это основанный в 1962 году Всемирный союз национал-социалистов.
Он определенно стал эволюцией нацизма, который, кстати говоря, в нем здорово перепутан с одинизмом, что опять-таки отразилось в праздновании зимнего солнцестояния. Эта организация мечтала о создании мирового союза белой расы в результате процесса перехода от европейских этнических регионов к мировому арийскому государству.
Французское отделение возглавлял бывший боец СС Ив Жанн (Yves Jeanne), который присягнул на верность «заместителю командующего» по Европе британцу Колину Джордану (Colin Jordan). Несмотря на известность, которую принесла ему женитьба Колина Джордана на Франсуазе Диор (племянница Кристиана Диора), к моменту роспуска этой группы в 1964 году в ней насчитывалось всего около полусотни человек. Кроме того, европейско-американский неонацистский альянс так и не смог оправиться после убийства в 1967 году лидера ВСНС Линкольна Рокуэлла (Lincoln Rockwell, он также возглавлял Американскую нацистскую партию).
Спартанское самосознание
Тем не менее, начавшееся после 1962 года идеологическое переосмысление основ ультраправого движения, в которое во Франции внес ощутимый вклад Доминик Веннер (Dominique Venner), вновь придало сил идее европейского культурно-этнического самосознания, которое опирается на собственные языческие корни и должно защитить биологические и культурные отличия.
Тон заявлений был нацелен либо на переформулировку, либо на провокацию.
В первом случае Веннер решил сменить в своих публикациях кельтский крест на шлем греческого гоплита. Во втором он подчеркивал значимость символики рун, потому что те якобы закрепляли связь между европейской несредиземноморской античностью и европейцами СС. Кроме того, националист революционного толка Кристиан Буше (Christian Bouchet), который также был доктором этнологии и специалистом по эзотерике, писал в одной из книг, что начиная с 1980 года, «правое неоязычество стало важной составляющей субкультуры французских ультраправых сил».
То же самое просматривается и в «Хриси Авги». До перехода на более выгодное с политической точки зрения православное самосознание, движение активно ссылалось на язычество, причем не только греческого, но и скандинавского региона. Кроме того, на недавно появившихся снимках неонацистского фольклора неоднократно присутствовал нацистский флаг, на котором свастику заменила «руна волка»: этот символ в прошлом использовали в «европейском» СС (несколько измененный вариант можно увидеть и у украинских ультранационалистов).
Таким образом, главные неонацистские ориентиры можно отнести скорее к сфере субкультуры, чем к мировоззрению, так или иначе близкому к гитлеризму.
Далеко не факт, что все члены ультраправых радикальных групп прилежно следуют всем заветам нацизма: неонацист - прежде всего «нео», и только потом «нацист».
У правых радикалов нет иных возможностей добраться до власти, помимо крушения государственного строя, что, кстати говоря, может произойти при некоторых обстоятельствах. Но они в любом случае представляют собой идеологическую точку кипения, фабрику тем и идей, которые вполне могут получить распространение, если им удастся избавиться от отягощающего исторического груза.
Причем, здесь вовсе нет никаких противоречий: готов поспорить, что даже в рядах «Хриси Авги» найдутся те, кто не считают себя сторонниками «гитлеризма». Как бы то ни было, все те идеологические маркеры, которые они создают и распространяют, связаны с особой историей.
