Почему Путин без колебаний занял Крым, ведет агрессивную политику в отношении Украины и смеется над западными санкциями? Потому что он чувствует себя уверенно, ведь Россия кажется сегодня на самом деле сильной и в политическом, и в экономическом плане.
Когда в 1999 году Путин пришел к власти, страна находилась на дне. До этого она пережила болезненную трансформацию, в результате которой ВВП рухнул на 40%. Финансы были в плачевном состоянии. Валюта слабела на глазах, а в 1998 году страна оказалась банкротом и была вынуждена обратиться за иностранной помощью.
15 лет доминирования Путина в российской политике все изменили. Российская Федерация стала сейчас страной с шестой экономикой мира. Она разрабатывает гигантские богатства: самые большие месторождения газа (25% мировых запасов) и находящиеся на восьмом месте по объему в мире месторождения нефти. Чрезвычайно выросла и экономическая сила России: страна, которая 16 лет назад была банкротом, располагает сейчас шестыми в мире золотовалютными резервами, объем которых составляет около полутриллиона долларов. Средний доход жителя России в долларовом исчислении вырос за 15 лет практически в 11 раз (реально — вдвое, остальной рост связан с повышением курса рубля по отношению к доллару). Руководство страны вернуло себе контроль над самыми доходными отраслями экономики, создав систему государственного капитализма, то есть сотрудничества Кремля с олигархами, вынужденными отдавать гигантскую часть своих доходов.
Придя к власти, Владимир Путин дал обещание восстановить страну и, по мнению большинства россиян, выполнил это обещание. Однако если взглянуть на фундамент экономического успеха внимательнее, он окажется гораздо более слабым, чем кажется на первый взгляд. Его источником послужил в первую очередь рост цен экспортируемого Россией сырья. Произошедший в путинскую эпоху 12-кратный рост цены на нефть и газ превратил слабый ручеек доходов от экспорта в полноводную реку долларов, а это отразилось на покупательной способности и ускорении экономического развития.
При этом в российской экономике происходили одновременно негативные явления. В первую очередь не было предпринято реформ, нацеленных на создание современной рыночной экономики, опирающейся на рост среднего класса, распространение собственности и развитие предпринимательства. Вместо этого сохранилась извращенная система контроля олигархов над самыми доходными отраслями экономики. Во-вторых, поскольку богатым людям было позволено массово выводить средства из России, создался дефицит частного капитала, необходимого для финансирования инвестиций и развития. Эту дыру на первый взгляд заполнил приток иностранных инвестиций. Огромная сумма в 5,5 триллионов инвестированных в России долларов блекнет, когда оказывается, что деньги приходили с Кипра, Британских Виргинских островов, Бермуд и Багам.
В целом 70% всех «иностранных инвестиций» поступает из оффшоров, которыми пользуются богатые россияне для вывода денег за границу. Конечно, не так плохо, что российские деньги после «отмывания» возвращаются таким образом в страну, хуже, что вернулось 4 триллиона, а в 1999-2013 ушло из России около 8 триллионов долларов!
Голландская болезнь в России
Большие доходы от экспорта энергоресурсов при одновременном отсутствии серьезных экономических реформ вызвали эффект, известный под названием «голландской болезни». Это выражение придумал The Economist, описывая результаты обнаружения в Голландии в 60-х годах газовых месторождений. Дополнительные экспортные поступления, конечно, отразились на росте доходов, а в итоге на росте потребительских расходов. Одновременно произошло заметное укрепление валюты, что снизило конкурентоспособность голландской промышленности. Оказалось, что хотя Голландия пережила короткий потребительский бум, в дальнейшей перспективе ее рост затормозился. Голландская болезнь в российской версии гораздо более масштабна. Значительное укрепление рубля по отношению к другим валютам в сочетании с коррупцией, отсутствием защиты инвесторов и повсеместными протекционистскими практиками упрочили низкую конкурентоспособность и технологическую отсталость несырьевых секторов экономики. Гигантские доходы от экспорта не были направлены на модернизацию страны, а пошли на финансирование имперской политики и частично утекли за границу.
От голландской болезни есть лекарство, которое применяет, в частности, Норвегия. Принцип заключается в том, чтобы не направлять заработанные на экспорте сырья доходы на рост потребления, а откладывать их в форме заграничных активов на черный день, когда этот источник поступлений иссякнет. Россия попыталась в первые годы правления Путина вести такую политику, но позже от нее отказалась. В итоге российская экономика оказалась сейчас в полной зависимости от экспорта энергоресурсов (экспорт нефти и газа приносит 94% всех экспортных доходов). Это существенный пункт экономической слабости, создающий серьезные угрозы для развития. Пока цены на сырье остаются высокими, все счастливы, но достаточно проблем с экспортом или изменений на рынке, которые приведут к снижению цен, и богач вновь может превратиться в нищего.
Благодаря нефтегазовым доходам Владимир Путин, несомненно, держит в руках инструменты, которые позволяют ему вести активную имперскую политику. С одной стороны, в государственной казне есть огромные деньги, позволяющие финансировать и Олимпиаду в Сочи, и дорогостоящую аннексию Крыма. С другой, сам по себе экспорт нефти и газа, в особенности государственным Газпромом, служит инструментом жесткого давления: по крайней мере, до тех пор, пока покупатели обречены на поставки по газопроводам, которые контролирует Россия. Но то, что выглядит сегодня главным преимуществом России — экономическая сила, проистекающая из ее сырьевой мощи, может в итоге стать ее главной слабостью.
Путин, как Петр
Эта ситуация для России вовсе не нова. Именно такую модель создания великодержавной позиции избрал 300 лет назад кумир Путина — царь Петр Великий. Имперская политика и насаждение в Петербурге западных нравов не сопровождались глубинными общественно-экономическими реформами, которые бы изменили основы функционирования экономики. Сохранявшаяся два века политическая мощь опиралась на растущую отсталость страны царей, впадавшей во все большую зависимость от экспорта зерна и сырья. Эта система рухнула 100 лет назад в результате экономической блокады, введенной в Первую мировую войну, военного поражения России и революционного хаоса. К аналогичной политико-экономической катастрофе привела эра сверхдержавной политики СССР, которую в последние 10-летия его существования также пытались финансировать при помощи экспорта ресурсов, тогда как технологическое отставание экономики лишь росло. Знают ли кремлевские руководители об этих исторических угрозах? Судя по всему, да. Но в последние несколько лет они, кажется, забыли о них, отбросив экономическую осторожность и поставив все на одну карту дальнейшего роста доходов от продажи сырья. Публичные финансы, которые раньше удерживались в рамках, трещат по швам под давлением имперских расходов: если шесть лет назад МВФ оценивал, что бюджет РФ можно сбалансировать при цене нефти около 40 долларов за баррель, то сегодняшние подсчеты говорят о цене, превышающей 100 долларов. При более низких ставках Россия может стать банкротом.
Угрозой дальнейшему развитию могут стать не только более жесткие западные санкции (впрочем, их введение маловероятно), которые бы напугали инвесторов и сделали невозможным развитие экспорта энергоресурсов. Больший риск скрывается в другом: в технологических переменах на нефтегазовом рынке. Разворачивающаяся с США сланцевая революция ведет к тому, что через несколько лет эта страна сможет стать экспортером энергии. Развитие транспорта сжиженного газа (СПГ) освободит покупателей от дорогостоящих трубопроводов. Мир меняется настолько быстро, что если бы американский президент на самом деле захотел нанести России большой ущерб, было бы достаточно выбросить на рынок американские запасы нефти, резко сбив тем самым цену. Или в более долгосрочной перспективе — открыть для Европы американский рынок сланцевых нефти и газа.
Президент России может угрожать, что вместо Европы начнет продавать газ в Китай. Однако очевидно, что это самая рискованная игра, какую может затеять Россия. Ведь в таком случае не получатель газа будет зависеть от поставщика, а (рано или поздно) российский поставщик столкнется с экономическим или даже политическим шантажом со стороны усиливающегося китайского дракона. Предвестием этому служит изменение условия поставок, на которое пришлось пойти россиянам, отчаянно стремящимся заключить газовый договор с Пекином.
Будут ли встающие перед Россией экономические угрозы гарантией ее возвращения к умеренности во внешней политике? Вовсе не обязательно. В «длинной телеграмме», тайном документе, отправленном 60 лет назад из посольства в Москве, американский дипломат Джордж Кеннан (George Kennan) указал, что в результате многовековых традиций единовластия Россия становится наиболее агрессивна во внешней политике, когда ослабевает позиция власти внутри страны (неважно, правит ли царь, генсек или президент). А, несмотря на отличные рейтинги у своих соотечественников, Владимиру Путину придется считаться с нарастанием проблем. Это эффект фундаментальной слабости. Россия сейчас — это гигант, стоящий на сырьевых ногах, который будет силен лишь до тех пор, пока технологические изменения и рыночная ситуация не приведут к новому падению цен на энергоносители. Скоро ли это произойдет? Неизвестно. Но вне зависимости от развития ситуации, Россия может еще много лет оставаться фактором беспокойства в мировой политике. Тем более сильного, чем большие проблемы возникнут у Путина с удержанием своей популярности внутри страны.
