Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Военный репортер: смерть всегда рядом

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Когда мы пытались ответить на обстрел, пуля на излете нежно ткнулась мне прямо напротив сердца. Удар был мягким, как от хлебного шарика. Я поднял ее и понял, что несущее смерть может нести и ласку. Причиной всему расстояние. И счастливая звезда. Увидев, как я убираю пулю в карман, афганцы прозвали меня «счастливчик». С тех пор я беру ее с собой в поездки как талисман.

Ирак, Иран, Вьетнам, Камбоджа, Гватемала, Турция, Афганистан… Паскаль Манукян рассказывал с места событий о конфликтах, которые будоражат нашу планету с 1970-х годов. Отрывок из книги «Дьявол на ладони» (Le Diable au creux de la main).

 

Мне страшно.

Страшно умереть прямо здесь, на улице, меж двух загаженных домов. Хочется, чтобы прекратили кричать, прекратили стрелять. 

Мне хочется вернуться назад, в Париж, куда угодно, только бы в мой мир. Я жадно хватаю ртом воздух. И крепче сжимаю камеру. Она меня успокаивает. 

Машина стоит рядом, всего в трех шагах. Там дожидается меня Сеад. Сейчас он лежит на заднем сиденье. Мне нужно забраться внутрь, остаться с ним. Только поэтому я здесь.

Я все никак не могу решиться, складывается впечатление, что я упустил шанс. Пуля пробивает переднее крыло. Я как подкошенный бросаюсь на землю. 

Мне вспоминается первая перестрелка в горах Кунара на севере Афганистана. 

Мы заняли высоту над блокпостом советской армии. Обе стороны открыли огонь. Тогда я впервые почувствовал запах и звук боя. Минометные снаряды крошили камни на тысячи кусков. Я тогда думал, кто сильнее боится, русские или мы? Может, они тоже молились?

Когда мы пытались ответить на обстрел, пуля на излете нежно ткнулась мне прямо напротив сердца. Удар был мягким, как от хлебного шарика. Я поднял ее и понял, что несущее смерть может нести и ласку. Причиной всему расстояние. И счастливая звезда. 

После этой истории у меня появилось прозвище. Увидев, как я убираю пулю в карман, афганцы прозвали меня «бариолай», то есть «счастливчик». 

С тех пор я беру ее с собой в поездки как талисман.   

Так, какого же черта, спрашивается, я на этот раз оставил ее дома? 

Я поднимаю голову. Свистящие вокруг пули вовсе не похожи на порхающих бабочек. 

Снайпер до сих пор на позиции. 

Быть может, их даже два. Я мысленно кляну их на чем свет стоит, чтобы придать себе смелости. Очередная пуля вгрызается в бетон прямо напротив меня. Мне что-то кричат. Я ничего не понимаю. И только крепче вжимаюсь в землю. Она теплая. Хочется лежать и не двигаться. Чтобы все остановилось. Я жалею, что сел на этот самолет, что вообще решил куда-то поехать. 

Но тут раздается еще один сухой шлепок, и я вскакиваю с места. Я обхожу машину сзади. Лежащий на земле человек, которого Сеад решил спасти в приступе безумия, на самом деле уже умер. Солнце светит ему прямо в лицо. Ему попали в горло. Оно еще издает легкий свист проколотой шины, как у велосипеда, который я как-то еще мальчишкой чинил на обочине. 

На ране вдуваются пузырьки. Они напоминают мне лимонад, который я раньше пил по четвергам. Но хватит уже копаться в прошлом. В настоящем я по уши в дерьме, торчу в самом центре Сараево с шансами 2 к 1 лишиться тут руки или ноги. И это, если мне еще повезет. 

Дверца машины открыта. Чтобы добраться до нее, мне придется перескочить через покойника. Я пригибаюсь как можно ниже, чтобы в меня было труднее попасть. Я вплотную прижимаюсь к нему. И чувствую по слабым движениям, что он все еще дышит. 

Я боюсь задушить его. Снизу из водительской двери машины высовывается рука. Она подает мне сигнал забраться внутрь. Кому она принадлежит, я не вижу. 

Тут выстрел задевает и меня, и покойника. Пуля едва касается моего бедра и попадает ему прямо в живот. Пахнет жженым. Меня слегка тошнит, и вылетевшая изо рта желчь смешивается с кровью на джинсах. 

Какой-то человек в красной рубашке пытается добраться до меня. Его голову разрывает на части. Я мочусь прямо в штаны. 

Мне как-то удается доползти до двери. Рука уверенно тащит меня внутрь. Мои кости цепляются за днище. Мне плохо. Рука намертво ухватилась за куртку. Швы трещат. Я молюсь, чтобы они выдержали. Рука запихивает меня внутрь. В тот же самый момент стекло разлетается вдребезги. Водитель жмет на газ. Машина срывается с места, перескакивает через тротуары. Сначала я ударяюсь головой в крышу, а потом на что-то падаю. Это Сеад. Я обрушиваюсь на него всем весом. Я зову его. Хочу, чтобы он ответил. Пуля рикошетит от зеркала заднего вида. Машина набирает скорость. Сеад по-прежнему молчит. Я поднимаю руку. Она вся в крови. У Сеада дыра в голове. Я сижу на покойнике. Покойнике, которому всего 16 лет. Я уже вижу глаза его матери. Я плачу, не верю в случившееся. Мне ведь еще придется ей обо всем рассказать.     

Накануне Ирена смотрела только на меня. На ее лице явственно проступали чувства, которые испытывают все матери на любых войнах: тревога и усталость. 

Сеад еще спал в соседней комнате. Она говорила тихим голосом: «Здесь жизнь больше ничего не стоит… Люди гибнут в очереди за хлебом… просто так. Каждый раз, когда мой Сеад выходит из дома, я думаю, вернется ли он». 

Дверь комнаты была открыта. 

Синяя форма в цветах его бригады, фуражка на голове, пистолет за поясом… Сеад походил на настоящего солдата. Его 16 лет выдавали разве что розовые щеки. Ирена просто поедала их глазами, разрываясь между страхом и гордостью. Сеад был связным в боснийской армии. Последние три месяца он приносил хорошие и плохие новости бойцам на фронте. Он пошел служить добровольцем. Ради Сеада я и приехал в Сараево. Чтобы рассказать об обычном дне мальчика-солдата в осажденном уже девять месяцев городе. Аппетит Сеада был под стать его возрасту. Он уплетал черствый хлеб как деликатес. Небольшая двухкомнатная квартира, где нашла прибежище его семья, стала настоящим музеем войны: заклеенные скотчем разбитые стекла, дядя в форме боснийской армии, приклеившаяся к матери маленькая Кристина в красном платке, которая была бы готова вернуться обратно в утробу, чтобы только не видеть открытую на странице с именами погибших газету. Я выехал только накануне. С этим всегда так. Ты срочно вылетаешь из Парижа с некой идеей в голове, и после многих часов мучений стучишься в какую-то дверь. И тут у идеи появляется лицо, район, семья, история, которую нужно как можно точнее рассказать, раскрыть глаза на истинное положение дел тем, кто никогда сюда не приедет. В этом и заключается чудо профессии. Потому мы этим и занимаемся. Не ради адреналина, денег или славы. Просто чтобы рассказывать. В этом главная причина. Главная причина продолжать.  

 

Паскаль Манукян — военный репортер, освещавший крупнейшие конфликты в течение 25 лет, генеральный директор информационного агентства САРА.