Когда закончилась холодная война, Венгрия занимала особое место в истории революций 1989 года. Она была первой страной советской орбиты, отказавшейся от коммунизма и сделавшей выбор в пользу либеральной демократии. Сегодня она вновь является законодателем моды и становится первой европейской страной, осудившей либеральную демократию и отказавшейся от нее. Она принимает новую систему и набор ценностей, олицетворением которых является Россия Владимира Путина, и которые находят своих сторонников в других странах.
В своей важной речи на прошлой неделе премьер-министр Венгрии Виктор Орбан (Viktor Orban) заявил, что его страна намерена создать новую политическую модель — нелиберальную демократию (illiberal democracy). Я обратил на это внимание, поскольку в 1997 году написал статью для журнала Foreign Affairs, в которой использовал именно эту фразу для описания опасной тенденции. Демократические правительства, часто обладавшие популярностью, использовали свои мандаты для разрушения системы, основанной на уважении прав личности, разделении властей и верховенстве закона. Но даже я не мог себе представить, что появится национальный лидер — тем более в Европе, — который будет использовать этот термин в качества почетного знака.
«Наиболее популярной темой для размышлений сегодня является попытка понять, каким образом системы, которые являются не западными, не либеральными, не либеральными демократиями и, возможно, вообще не демократиями, могут, тем не менее, делать свои нации успешными», — отметил Орбан. С его точки зрения, мир фундаментальным образом изменился в 2008 году, после того, что он называет «великим западным финансовым коллапсом». С того времени, по его словам, влияние Америки уменьшается, а либеральные ценности сегодня представляют собой «коррупцию, секс и насилие». Западная Европа стала страной «нахлебников, расположившихся на спинах государственных систем всеобщего благосостояния». Нелиберальные модели для будущего, по его мнению, демонстрируют Россия, Турция, Китай, Сингапур и Индия.
Действия Орбана за последние пять лет — оставим без внимания его странный список (Индия?) — показывают, что его собственной предпочтительной ролевой моделью является Россия при Путине. Орбан разработал и осуществил в Венгрии версию того, что лучше всего можно назвать «путинизмом». Чтобы понять, о чем идет речь, нам нужно обратиться к его основателю.
Получив впервые в свои руки бразды правления в 2000 году, Путин казался жестким, умным, компетентным менеджером, человеком, решительно настроенным на то, чтобы добиться стабильности в России, страдавшей от последствий внутреннего хаоса, экономической стагнации и дефолта 1998 года. Он пытался интегрировать Россию в мировую систему и хотел установить хорошие отношения с Западом. Он обратился с просьбой к Вашингтону о поддержке вступления России во Всемирную торговую организацию и даже в НАТО. В его администрацию входили технократы, которые по своим убеждениям были либералами западного толка, хорошо разбиравшимися в свободных рынках и открытой торговле.
Со временем Путин установил порядок в стране, тогда как российская экономика в годы его правления бурно развивалась, а цены на нефть под его присмотром повысились в четыре раза. Он начал создавать репрессивную систему политического, экономического и социального контроля для поддержания своей власти. Столкнувшись с оппозицией, особенно в ходе парламентских выборов 2011 года, Путин осознал, что ему нужна не только грубая сила для того, чтобы побеждать своих оппонентов. Ему нужна была также идеология власти, и он начал формулировать ее в речах, в принимаемых законах, а также использовал свою власть для распространения приверженности по отношению к определенному набору ценностей.
Важнейшим элементами путинизма являются национализм, религия, социальный консерватизм, государственный капитализм и господство правительства в средствах массовой информации. Все они в той или иной мере либо отличаются от современных западных ценностей, основанных на правах личности, терпимости, космополитизме и интернационализме, либо враждебны по отношению к ним. Было бы ошибкой считать, что путинская идеология способствовала росту его популярности — он и до этого был популярен, — однако она придает устойчивость его популярности.
Орбан идет по пути Путина, он ослабляет судебную независимость, ограничивает права личности, использует националистические термины, говоря об этнических венграх, и зажимает рот прессе. Применяемые методы контроля часто оказываются еще более изощренными, чем традиционная цензура. В Венгрии недавно было объявлено о введении 40-процентного налога на доходы от рекламы, и создается впечатление, что эти действия направлены в первую очередь против единственной крупной независимой телевизионной сети страны и могут вызвать ее банкротство.
Если посмотреть по сторонам, то можно увидеть и других политиков, взявших на вооружение основные элементы путинизма. Премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган (Recep Tayyip Erdogan) отошел от своей реформистской повестки дня и заменил ее на другую, более консервативную в социальном плане, исламистскую и в высокой степени националистическую программу. Он также использует умные трюки для того, чтобы держать в подчинении средства массовой информации. Многие европейские крайне правые лидеры — Марин Ле Пен (Marin Le Pen) во Франции, Геерт Вилдерс (Geert Wilders) в Голландии и даже Найджел Фараж (Nigel Farage) в Британии — открыто восхищаются Путиным и той политикой, символом которой он является.
Успех путинизма будет зависеть во многом от успеха Путина и России под его руководством. Если он одержит верх на Украине и превратит ее в немощную страну, выпрашивающую помощь у Москвы, то он будет выглядеть победителем. Но если Украина добьется успеха за пределами российской орбиты, а экономика России будет продолжать слабеть, то Путин, возможно, окажется во главе глобально изолированного сибирского государства, существующего за счет продажи нефти.
