Одновременно лучшие и худшие свои времена переживает сейчас Сингапур, единственный на планете мегаполис без естественного сельского пригорода. Тем не менее его экономическое процветание и надлежащее управление являются предметом зависти и примером для подражания для стран всего мира.
Однако в то время, как Сингапур в глазах других представляет собой эталон успешного государства, его жители мало-помалу начинают задаваться вопросом, как долго еще просуществует их приверженность элитарному управлению, меритократии, приоритету экономического роста и государственному патернализму. «Сингапурский консенсус» (перечень правил экономической политики), который был сформулирован и в течение последних 50 лет поддерживался правящей партией Народное Действие (ПНД), в настоящий момент трещит по швам, по большей части из-за того, что многие жители считают его уже изжившим себя.
Город-государство крайне уязвим: маленькая территория, нехватка природных ресурсов, этническая и религиозная разобщенность, не самое удачное географическое положение — именно с оглядкой на это и был принят «Сингапурский консенсус».
Суровая реальность существования положила начало эволюционной системе убеждений. Ее основные принципы включают в себя строгую, далекую от жизни меритократию, которая помогает выявлять таланты людей; элитарное управление государством, защищенное от нестабильности и недальновидности обычной демократии; приоритет роста экономики, который, в свою очередь, во многом зависит от иностранных труда и капитала; признание необходимости уравнять возможности, а не требования; и, наконец, безразличие к неравенству, выражающееся в отсутствии стремления государства добиться всеобщего благосостояния.
«Сингапурский консенсус» обеспечил стабильное и весьма впечатляющее социально-экономическое развитие в течение последних 50 лет — эпохи, во время которой демографические и экономические условия были гораздо более благоприятны. Тем не менее, многие жители Сингапура сегодня выступают против него. На первый взгляд, это может показаться странным: в стране доход на душу населения один из самых высоких в мире. Однако за этим экономическим успехом кроется неприятная правда о реальной жизни в городе-государстве.
Имущественное неравенство и неравенство доходов в Сингапуре — одни из самых высоких среди развитых стран, стоимость жизни за прошедшие несколько лет повысилась. Его впечатляющие экономические достижения никак не повлияли на уровень счастья или благосостояния населения. Согласно данным многочисленных опросов, жители города-государства работают намного больше жителей других развитых стран и не могут назвать себя счастливыми. Почти три четверти сингапурцев боятся заболеть из-за того, что медицина в стране очень дорогая, а более половины из них и вовсе были бы рады эмигрировать, если бы такая возможность была.
В декабре 2013 года в Сингапуре произошла первая за 50 лет забастовка из-за неспособности (и, возможно, нежелания) государства предоставить нормальные условия проживания более чем миллиону низкоквалифицированных иностранных рабочих. Тем не менее, экономическая стратегия государства до сих пор сильно зависит именно от них, и потому необходимость в них с каждым годом возрастает, тогда как сами сингапурцы продолжают обходить стороной и даже клеймить черную работу. Два года назад китайские водители автобусов, получавшие гроши и лишенные переговорной силы, устроили в Сингапуре первую рабочую забастовку за последние 26 лет. Экономическое давление, сопряженное со слабыми попытками создать благоприятные для социальной интеграции условия, в конечном счете, привело к распространению расистских настроений и ксенофобии, в результате чего Сингапур перестали воспринимать как открытую и толерантную страну. В стране, которой в течение длительного времени мировое бизнес-сообщество восхищалось за ее стабильность и открытость иммигрантам и иностранным идеям, теперь периодически происходят встряски.
В общем, получилось так, что Сингапур пал жертвой собственного успеха. В период с 70-х по 90-е годы из производственного и торгового центра он постепенно превращался в страну, в которой господствует экономика знаний, а более половины ВНП и занятости приходится на сферу услуг. В итоге Сингапур стал одной из самых динамичных экономик мира, его грамотному управлению могут позавидовать многие. Однако укоренившиеся в стране идеологии, политические курсы и социальные институты просто не поспевали за такой стремительной метаморфозой, управляемой и спроектированной самим государством.
В то же время в истории Сингапура начинают проявляться противоречия. Стремления сингапурского правительства создать благоприятную для предпринимательства и инновационно-ориентированную экономику, например, вынуждены сталкиваться с социальными институтами, политическими курсами и установленными порядками, которые не допускают никаких рисков или экспериментаторства, не поощряют сотрудничество и подавляют идеи равноправия, тогда как все эти элементы являются ключевыми для созидательной экономики.
Амбиции Сингапура как мегаполиса вступают в противоречие с зарождающейся национальной идентичностью. Идеология страны будто пребывает в некотором недоумении, так как уже даже сами сингапурцы сомневаются в том, что оторванная от практики меритократия и вера в необходимость элитарного управления лишь помогают укрепить свои позиции когда-то немногочисленному классу бюрократов и политиков, которые все больше и больше отстраняются от рядовых граждан. Это происходит в то время, как электорат, уставший от заискиваний контролируемых правительством национальных СМИ, хочет видеть более ответственный подход властей к собственным обязательствам, а также стремится к конструктивному диалогу о будущем Сингапура.
Будучи не в состоянии адаптироваться к этим новым социально-экономическим и политическим реалиям, Сингапур превратился в арену, на которой развернулась ожесточенная битва между конкурирующими социологическими и политическими концепциями. Главный вопрос заключается в том, как прийти к новому консенсусу — который затронет, помимо всего прочего, проблемы повышения уровня благосостояния населения и сокращения масштабов иммиграции — без больших отклонений и без подрыва самого принципа эффективности и открытости, благодаря которому Сингапур стал настолько успешным. С каждым днем все более неоднородная политическая сцена, скорее всего, предложит избирателям широкий выбор альтернатив существующему сейчас равновесию, которое они хотят побороть.
В Южной Корее и Тайване переход к полной демократии был, по крайней мере, первоначально, мучительным, порождающим социальные распри и политически нестабильным. Но обе страны сумели, в конечном итоге, двинуться в сторону стабильных, правовых и конкурентоспособных демократических систем. Это, в свою очередь, открыло путь к возникновению правильно организованных, коллективно финансируемых государств всеобщего благосостояния, что позволило обеим странам соблюсти баланс между экономическим ростом и социальным инвестированием в таких областях, как здравоохранение, социальная защита пенсионеров и борьба с безработицей.
Трансформация Сингапура, вероятно, будет гораздо менее болезненной и дестабилизирующей. Во-первых, правительство города-государства далеко не так склонно к репрессиям, как (военные) диктатуры в Южной Корее и на Тайване, которые находились у власти вплоть до 80-х. Не менее важным является тот факт, что подавляющее большинство сингапурцев — собственники жилья. Вряд ли домовладельческое общество станет разбивать хрупкую чашу стабильности и процветания.
По этим и другим причинам, мы оптимистично настроены в отношении перехода Сингапура к либеральной демократии. Наш оптимизм, однако, резко контрастирует с опасениями правительства о том, что в связи с возросшей ролью демократии управлять страной станет труднее, а также о том, что новый строй помешает принимать быстрые решения элитам, которые «знают лучше», и увеличит вероятность возникновения политических стратегий, созданных ради достижения «популистских» целей или просто недальновидных.
Мы считаем, что такие опасения по большей части неуместны. Полемика в Сингапуре в меньшей степени затрагивает проблему основных политических прав и свобод. Она также не связана с какими-то базовыми категориями. Скорее, дело касается постмодернистских споров о человеческой способности определять, что же представляют собой жизненный успех и благополучие. Несмотря на то, что нацеленность на рост ВВП и материальное благосостояние помогла поднять уровень жизни за короткий срок времени, для сингапурцев этого оказалось мало. Для предприятий, инвесторов и политиков в Сингапуре дни стабильности и легких политических консенсусов прошли. Пожертвовав целым поколением в надежде достичь процветания, сингапурцы теперь борются с тем, что ожидает их в будущем.