После падения малазийского самолета на подконтрольной украинским сепаратистам территории российская пресса выпустила в печать самые разные, граничащие с фантастикой сведения (единственное условие — они не должны играть против Москвы). Однако в этом конфликте, где каждый так или иначе вынужден выбирать свой лагерь, французским СМИ, как и всем остальным, остро не хватает рассудительности и здравого смысла.
В феврале 2010 года Виктор Янукович вырвал у Юлии Тимошенко победу во втором туре президентских выборов на Украине. По словам Жоао Соареша (João Soares), в тот момент занимавшего пост председателя Парламентской ассамблеи Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе, эти безупречные выборы стали «впечатляющей демонстрацией демократии». Результаты голосования условно поделили Украину на две части: Янукович стал триумфатором на востоке и юге страны, а Тимошенко пользовалась наибольшей поддержкой на западе, в центре и Киеве.
Французская пресса не уделила этим выборам большого внимания, как не интересовалась она и жизнью страны после крушения надежд, связанных с «оранжевой революцией» 2004 года. Но затем она прямо прикипела взглядом к площади Независимости (Майдану), которая с ноября 2013 года стала эпицентром антиправительственного народного движения.
На первых порах большинство журналистов и экспертов сделали из событий однозначный и однобокий вывод: раз украинцы выражают привязанность к Европейскому Союзу, то все они автоматически превращаются в сторонников Европы. Раз украинцы выступают против коррумпированной власти с жестокими полицейскими замашками, то все они хотят ухода избранного четырьмя годами ранее президента, чья партия в 2012 году одержала победу на парламентских выборах. Только после возникших в Крыму планов по организации референдума для присоединения к России СМИ начали понимать, что на Украине все не так просто, и появились голоса, выбивавшиеся из общего хора.
Наскоро намалеванная картина противостояния «хороших» сторонников Европы и поддержавших Россию «плохишей» быстро начала превращаться в фарс. «На памяти европейцев мы еще не видели такого проявления любви к Европе с..., да видели ли мы его вообще?» — восхищался Le Monde (25 ноября 2013 года) в твердом намерении поддержать украинское движение потоком блаженных проевропейских статей от любимой редакции. «Для народов без правового государства Европа символизирует надежду на свободу, демократию и современность. (...) Демонстранты 2013 года хотят реформ, честного и демократического государства. Европейского государства», — продолжал он 2 декабря. Ему вторил целый хор исполненных энтузиазма голосов. «Есть страны, в которых целый народ поднимается, чтобы присоединиться к Европе», — писал 2 декабря в Libération Франсуа Сержан (François Sergent). На канале Arte в программе «28 минут» выступили гости, которых буквально зачаровали протесты на Майдане.
Два месяца спустя Жак Жюйяр (Jacques Julliard) разразился такой проповедью в Marianne: «Сейчас, когда европейские народы, эти избалованные дети современной истории, презрительно кривят губы, глядя на их общий дом, Европу, во имя этой самой Европы и под европейским флагом в Киеве гибнут борцы за свободу» (31 января 2014 года). Как и во время конфликта в Косове в 1999 году, эта достойная времен холодной войны риторика так и не смогла полностью прикрыть идеологический раскол французской прессы. Так, левая L’Humanité и правые Le Figaro и Valeurs actuelles отказались танцевать этот танец, воображаемые фигуры которого обозначил Бернар-Антри Леви (Bernard-Henri Lévy). «Настоящие европейцы собрались тут, на Майдане!» — вопил он на трибуне в Киеве 9 февраля. Его пылкие крики немедленно отразились на французском эфире и прессе. Андре Глюксманн (André Glucksmann) изобразил нечто подобное в статье, которую зачитали перед киевскими демонстрантами и опубликовали в Huffington Post 5 марта: «Мы объединились против пережитков красного и черного тоталитаризма. Держитесь, потому что от вас зависит судьба Украины, Европы и истины. Весь мир затаил дыхание при виде вашей отваги. Сыны и дочери Майдана, вы — звезды европейского флага». Как и многие западные журналисты, Глюксманн сделал вид, что не заметил красно-черного флага, которым размахивали на Майдане активисты бывшей Украинской повстанческой армии.
При этом обозреватели и журналисты не слишком заинтересовались испанскими демонстрациями 22 марта 2014 года, когда на улицы Мадрида вышли несколько сот тысяч человек, чтобы выразить протест против навязанного Европейским Союзом режима жесткой экономии. Но эти людские толпы были, конечно же, не так интересны, раз их вели вперед «избалованные дети». Посвященные этому масштабному народному движению редкие статьи касались разве что разгула страстей во время демонстрации.
Тем не менее, свержение президента Януковича, новость о проведении референдума в Крыму и сепаратистские движения на востоке Украины создали с конца февраля особую ситуацию, которая для наблюдателя за журналистской практикой была равнозначна лабораторному опыту. Как и во время протестов на Майдане, толпы людей выражали недовольство властью (по их мнению, ее узурпировали), устраивали сидячие забастовки, бросали в отряды правоохранительных органов бутылки с зажигательной смесью и требовали свободы. Однако на этот раз столь нелюбимое правительство было выбрано европейцами, а людские массы прославляли Владимира Путина...
Одни и те же причины породили совершенно разные следствия. Народное движение на востоке подвергли настоящему информационному обстрелу, в том числе в Le Monde, где выходившие одна за одной статьи отражали враждебность к России, ее президенту и расколу Украины: «Россия против Майдана» (21 февраля), «Братская помощь — извечный предлог для вторжения России» (5 марта), «Российская угроза объединяет украинцев» (8 марта), «Крым: постыдный референдум» (14 марта), «Путин и слепые инстинкты» (14 марта) и т.д.
Появилось целое море петиций, а готовые подписать их люди окончательно сбились с толку. Libération увидела в крымском референдуме «военный и политический путч по заказу Москвы, которая тем самым создает опасный, невиданный со времен Второй мировой войны прецедент» (16 марта). Однако об аннексии Западной Сахары Марокко и Восточного Тимора Индонезией в 1975 году или о действиях Израиля (присоединение сирийских Голанских высот в 1981 году и фактическая аннексия значительной части палестинских территорий с 1948 года) читателю напоминать, понятное дело, не стоило.
Дело в том, что по мере усиления международного давления все, как один, комментаторы начали пользоваться следующей ссылкой: «В 1938 году Гитлер заявил, что Судеты говорят по-немецки, и воспользовался этим как предлогом для вторжения в Чехословакию... Ничего не напоминает?» — издевался Бернар-Анри Леви в Le Point (6 марта). Жюйяр же в тот же самый день отметился в Marianne таким образом: «Путинская Россия (...) в точности повторяет аргумент, которым воспользовался Гитлер в 1939 году (!) для вторжения в Чехословакию: он якобы решил защитить немецкоязычное население Судетов». «Эта аннексия напоминает аннексию Судетов Гитлером в 1938 году», — отметила 16 марта Ouest-France, где историю, видимо, знают все же чуть лучше, чем в Marianne.
Le Monde (положение обязывает) попытался провести другую параллель, на этот раз со «сценами гражданской войны на улицах Бухареста, которые ускорили свержение Николае Чаушеску» (25 февраля). Складывается такое ощущение, что в прессе любой конфликт такого размаха сводится к противостоянию некой наделенной всеми мыслимыми добродетелями сущности («Европа», «Америка») с персонализированным противником, которого стараются представить в своего рода «психиатрическом» ключе. После Саддама Хусейна, Муаммара Каддафи и Чаушеску настал черед и президента России. «Как далеко зайдет безумие Владимира Путина?» — задалась вопросом Télérama (19 марта). Сайт LeParisien.fr обратился к пользователям с таким вопросом: «Пугает ли вас Владимир Путин?» (2 марта). Слушатель France Culture вряд ли мог бы ответить «нет» после того, как журналистка Каролин Фурест (Caroline Fourest) рассказала (на основе известных только ей одной фактов), что «боевики сепаратистов вырезали ножом глаза» у трех украинских офицеров (6 мая 2014 года).
Это при том, что ситуация требовала скорее тщательных расследований, несколько примеров которых появилось в немецкой прессе. Что на самом деле произошло во время кровопролитных столкновений на Майдане 20 февраля, когда погибло несколько десятков человек, главным образом демонстранты? Следствие немецкого телеканала ARD подорвало существовавшую у многих уверенность, показав, что огонь могли вести и с занятых мятежниками зданий. Как всего за ночь был сорван договор, который подписали 21 февраля оппозиционеры и президент Янукович в присутствии представителей нескольких европейских стран? У нас много говорят о вмешательстве российской власти (пусть при этом и почти не приводят никаких доказательств), но какой была роль западных спецслужб? Как выяснили в немецкой газете Bild (4 мая), Киев заручился поддержкой наемников частной американской военной компании Academi (в прошлом она называлась Blackwater и широко прославилась своими бесчинствами в Ираке), а затем и агентов Центрального разведывательного управления в борьбе с сепаратистскими движениями в Донецкой области. Как и 15 лет назад сепаратисты из Армии освобождения Косова, «хорошие» украинцы, наверное, не слишком подходят под нарисованный для них прекрасный образ...
Традиционная для французских СМИ линия раздела (она проходит между сторонниками и противниками «атлантизма») оказалась в результате украинского кризиса смазанной. Le Monde, Libération и France Inter ожидаемо обвинили во всех бедах Россию, на что отреагировали не только традиционные критики американского империализма вроде L’Humanité, но и даже правые комментаторы, по мнению которых современная Россия представляет собой не продолжение Советского Союза, а лабораторию неоконсерватизма. Полемист Эрик Земмур (Eric Zemmour) со страстью доказывал: «Путинская Россия стала чем-то вроде „анти-Франции“ Олланда. Она враждебно настроена к мультикультурализму, не желает ни в чем уступать гей-лобби, борется с исламизмом и укрепляет связи с православием в тот самый момент, когда Франция и Европа отрицают свои христианские корни. Ей даже хватает смелости осуждать Ленина (коммунистический революционер) и реабилитировать Сталина (порядок и величие нации), тогда как наша столичная интеллигенция десятилетиями поступает с точностью до наоборот». Поэтому для «последних голлистов и сторонников французского суверенитета Путин — тот, кто защищает свою страну от миазмов западного упадничества».
Агрессивное поведение вступивших в союз с новой властью ультраправых движений, проведение референдума в Крыму, начало гражданской войны на востоке страны — все это заметно осложнило следование однобокому курсу в редакционной политике. Как и во время любого конфликта, пропаганда бушует с обеих сторон. Люди быстро поняли это, и риторика борьбы Добра со Злом стремительно стала терять коммерческую привлекательность.
Сейчас раздаются голоса с призывом прекратить «бичевание русских». В частности это относится к директору L’Express Кристофу Барбье (Christophe Barbier): «Если Крым решит стать российским, это нормально» (France Inter, 22 марта). С такой позицией полностью согласны публицист Жак Аттали (Jacques Attali, L’Express, 26 марта) и философ Люк Ферри (Luc Ferry, Le Figaro, 20 марта). Телеканал TF1 в свою очередь выделил Владимиру Путину большое эфирное время в ходе вечернего выпуска новостей 4 июня.
Выходящие в свет фотографии и видео больше не всегда играют на руку Киеву. Так, в выпусках новостей на каналах France 2 и iTélé 16 апреля видно, как безоружные жители Донецка выходят навстречу танкам. 2 мая пожар в одесском Доме профсоюзов, причиной которого стали брошенные сторонниками власти и активистами «Правого сектора» бутылки с зажигательной смесью, унес жизни более 30 не согласных с Майданом украинцев. Хотя агентство AFP, цитируя официального представителя киевских властей, сразу же назвало произошедшее «провокацией российских спецслужб», сам факт трагедии и ее причины скрыть не удалось, причем не в последнюю очередь благодаря видео, записанному на мобильные телефоны. Как бы то ни было, драма не вызывала всеобщего возмущения, которое определенно не заставило бы себя ждать, если бы жертвы не протестовали против новых украинских властей, а размахивали бы европейским флагом.
