Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Гуцулы являются своеобразным прототипом украинцев — смелые, свободолюбивые, умеющие противостоять суровой природе. Их жизнь в Восточных Бескидах, на территориях, которые много лет переходили из рук в руки, чтобы в конечном итоге оказаться в Украинской ССР, и сегодня идет своим размеренным чередом. Они все помнят. «Здесь императора любили больше, чем в Вене», говорит один из них.

Жители Восточных Бескид (по-немецки этот район называется Лесистыми Карпатами (Waldkarpaten) — прим. пер.), расположенных на западе Украины, еще в советские времена считались людьми, которые себе на уме — и извлекали из этого выгоду в туристической области. А с тех пор, как на востоке страны разразилась война, люди ищут здесь совершенно новые перспективы.

Сегодня жарко, на голубом небе не видно ни облачка, и у Юрия Заполодного прекрасное настроение. 67-летний пенсионер, с которым мы сидим на крыльце его дома в Шешорах, вспоминает о жизни в тогдашней Украинской ССР — о жизни, о буднях, о водке... Его охватывает ностальгия — но не по родине и не по привилегиям, которые он имел, будучи офицером советской армии. Юрий вспоминает Прагу, где на протяжении 17 лет была дислоцирована его войсковая часть, и где жизнь, по его словам, была гораздо лучше и спокойнее и казалась, по сравнению с Украиной, почти свободной. Потом Советский Союз распался, Украина стала независимым государством, а Юрий Заполодный, офицер в отставке, переехал из Праги на гуцульщину —территорию в украинской части Восточных Бескид.

Он купил дом в местечке под названием Шешоры, залатал крышу и стал надеяться на то, что скоро настанут добрые времена. Но получилось наоборот: экономика страны рухнула, цены скакнули вверх. Однако в деревне проснулся предпринимательский дух. Юрий Заполодный установил на своем дворе деревянные скамейки, повесил умывальник, поставил туалет и семь палаток с надувными матрасами под развесистыми платанами. На воротах он приколотил табличку — и кемпинг был готов. Другие жители также отремонтировали собственные дома и превратили их в гостиницы. Сюда стали приезжать туристы — и из расположенной неподалеку Коломыи, и из относительно далекого Львова. Вскоре это местечко стало популярным и среди западных туристов, приезжавших из Германии и Чехии. Это оказалось в новинку для Шешор и одновременно «лучиком света» для местных жителей, сделавших ставку на туризм. Но с тех пор, как на востоке Украины идет война, сюда приезжают лишь отдельные туристы. Туристические бюро исключили этот регион из своих планов, жалуется Виталий Павлюк, владелец гостиницы в Коломые. При этом здесь, в тысяче с лишним километров от мест боевых действий, о войне ничто не напоминает.

«То, что происходит там, вредит и нам», говорит и Заполодный. Будь его воля, Донбасс, где сейчас бушует война, вполне мог бы отделяться. А он, Юрий Заполодный, родившийся в Ужгороде, недалеко от границы со Словакией, выступает за сближение с Западом. И он такой не один — все жители его деревни считают так же.

Деревня эта расположена в узкой долине, практически отрезанной от остального мира, между лесистыми горами и лугами, на которых растут фруктовые деревья. Вдоль реки Пистинки на протяжении нескольких километров тут и там стоят деревянные избы с крышами, покрытыми рубероидом или шифером. Во дворах стоят расписные деревянные колодцы. В Шешорах живут две тысячи человек, в большинстве своем гуцулы — представители горного народа, занимающиеся скотоводством, земледелием и активно выступающие за национальную независимость. Здесь есть отделение почты, школа, две деревянные церкви — евангелистская и православная, кладбище — настоящее море из пестрых цветов, а также несколько лавок, где можно купить стиральный порошок, водку и хлеб и где продавцы обходятся счетами. Еще здесь сплошь и рядом можно увидеть лошадей, запряженных в телеги, и гнездовья аистов. В Шешорах есть одна асфальтированная улица, по которой ездят набитые людьми видавшие виды маршрутки. Это олицетворение исторической Галиции — настолько удаленное от крупных городов, что сюда, в отличие, к примеру, от Львова, практически не добираются беженцы из Донбасса.

Традиционная гуцульская свадьба


В Шешорах жизнь идет своим размеренным чередом. Жители, как и прежде, стригут овец, засеивают поля, а по воскресеньям ходят в церковь. 76-летняя Ольга Гаврылюк сидит дома у каменной печи и вышивает на рубахе традиционные гуцульские орнаменты — кольца, ромбики и трапеции оранжевого, белого и красного цветов. Вместе с ней сидит ее муж Алексей — старик с седыми закрученными усами, ворчащий по поводу погоды. Их маленькая комнатка с низеньким потолком является одновременно и гостиной, и спальней. На стенах висят ковры и иконы, а между ними — фотографии внуков и деда, ушедшего когда-то на войну в армию императора Франца Иосифа. «Здесь императора любили больше, чем в Вене», говорит Алексей Гаврылюк. Когда после президентских выборов 2004 года люди устремились на Майдан протестовать против фальсификации результатов голосования, он тоже не мог остаться в стороне. Алексей Гаврылюк оделся в свои гуцульские наряды и отправился в Киев. «Свободу Украине!», скандировал он вместе со всеми. Пожалуй, мало где еще на Украине национальное самосознание людей настолько сильно, а также настолько тесно переплетено с нелюбовью к России и русским, как в Галиции.

Лесистые Карпаты, долгое время принадлежавшие Польше, в XVIII веке стали владениями австрийской короны. Когда дунайская монархия распалась, гуцулы провозгласили республику. Однако всего через полгода их мечте о независимости пришел конец, и эта территория стала частью Румынии. Лишь после Второй мировой войны Восточные Бескиды вошли в состав Украинской ССР. Гаврылюки — истинные гуцулы: для них нет ничего более святого, чем родная земля, церковь и вековые традиции. В этом мало что изменилось и за 50 лет советской власти. У них в шкафу по-прежнему висят старинные наряды, которые они надевают на Рождество и Пасху: рубахи, передники и пестрые и расшитые бисером шляпы. В советские времена они не осмеливались надевать эту одежду. «Из-за происков националистов можно было запросто угодить за решетку», говорит Алексей Гаврылюк.

Гуцулы так никогда и не смогли приспособиться к коллективизации и плановой экономике. На протяжении столетий они занимались скотоводством и ремесленничеством и жили с этого. Властям пришлось смириться с предпринимательским духом гуцулов, и здесь даже появились особенные гуцульские базары, которые сохранились и поныне — а вместе с ними и традиционные гуцульские ремесла: бондарство, плетение корзин, прядение одеял, ковров, вышивание и художественная роспись. Кроме того, гуцулы производят матрешки и лошади-качалки. Многочисленные мастерские в окрестностях города Косива со временем стали называть «украинским Шанхаем».

Еще в XIX веке гуцулы пробудили интерес к себе со стороны художников и ученых. Их культурные и религиозные традиции вызывают восхищение этнографов. Их жизнь и их мифы вдохновляют писателей и кинорежиссеров, художников и поэтов. Именно гуцулы являются своеобразным прототипом украинцев — смелые, свободолюбивые, умеющие противостоять суровой природе. Это клише о горном народе, живущем в согласии с природой, сохранилось и после советских времен и способствует развитию туризма. Но в их жизни это обстоятельство мало что изменило: поскольку зарплаты и пенсии крайне низки и недостаточны для достойной жизни, а работы в этих краях практически нет, гуцулы активно занимаются земледелием. Это натуральное хозяйство обусловлено только необходимостью выживать и ничем иным. В 1990-х годах, когда украинская экономика лежала в руинах, им удалось спастись исключительно благодаря дарам леса. Гуцулы валили и продавали лес, собирали грибы — главным образом, белые и лисички — и продавали их в Германию. Но те, у кого появилась такая возможность, уехали из родных мест в поисках заработка — в Киев или Москву, в Испанию, Италию или Словакию.

64-летний Михаил Рузнак в соломенной шляпе на лысой голове и с пятью золотыми зубами во рту пасет и доит коров и овец, делает из их молока масло и сыр, печет хлеб и кормит свиней. Сейчас он сидит на лужайке перед своей избой и обслуживает гостей, приехавших к нему из Шешор. Они только что вернулись с трехчасовой прогулки по окрестным лесам и лугам. На столе у них хлеб, помидоры, сало и брынза — самодельный овечий сыр. Каждый из гостей привез что-то с собой — и все это делится поровну. Михаил Рузак привык к посетителям. Он угощает их самодельной горилкой. «За гуцульщину!», говорит он и поднимает стакан. Вместе с двумя помощниками, 200 овцами, коровами и свиньями, а также четырьмя лошадьми Рузнак каждую весну отправляется на полоныну — пастбище. В Космахе, его родной деревне, расположенной в десяти километрах отсюда, пастбищ почти нет. Поэтому крестьяне отдают свой скот на попечение Рузнаку. Он пасет их коров и овец и получает за это часть сыра. Пять месяцев пастухи проводят в горах, спят на самодельных койках и готовят себе еду на открытом огне. У них грубые, мозолистые пальцы и опаленные солнцем лица. В их избах в горах нет ни электричества, ни водопровода. Вечерами пастухи сидят у транзисторов и слушают музыку или играют в карты. Иногда они спускаются в Космах, чтобы пополнить свои запасы муки, мыла и батареек.

Гуцулы танцуют в национальных костюмах


Космах с его 7000 жителей, двумя церквями и одной бензоколонкой нельзя назвать ни городом, ни деревней — это своеобразное скопление из 32 мелких поселений, разбросанных по всей долине между рекой Пистинкой и лесистыми склонами гор. Между ними находятся степь и дикие луга, на которых пасутся коровы. Перед церковью паркуются мотоциклы с прицепленными к ним деревянными колясками или лошадиными телегами. Сегодня понедельник — базарный день. На площади собрался весь Космах. Женщины рассматривают пряжу и ткани, торгуются о ценах на трикотаж, белье и джинсы. Мужчины сидят в тени и молча пьют водку. У них за спинами лежат два реликта из времен плановой экономики, когда маленький Космах снабжал древесиной мебельные фабрики, а весь Советский Союз столовыми приборами. Но лесопилка и фабрика давным-давно закрыты. Советские власти хотели с их помощью создать в этом отсталом регионе рабочие места и стимулировать его развитие. Но еще важнее было стабилизировать здесь политическую ситуацию: Вторая мировая война уже давно закончилась, но в Лесистых Карпатах все еще продолжались бои. Сторонники Украинской повстанческой армии и националисты боролись за создание независимого государства. Центр сопротивления находился именно в окрестностях Космаха. При поддержке со стороны местного населения эти боевые действия продолжались до самого 1953 года. Жители востока Украины называли повстанцев «предателями» и «бандитами». На западе же их считали героями и возводили им памятники. Сегодня Космах считается «столицей» украинского народного промысла. Почти каждая семья занимается ткачеством, гончарным делом или резьбой по дереву. За работой мастеров разрешается понаблюдать со стороны.

Один из них — 33-летний Валерий Даншук. Он сидит в сарае рядом со своим домом и что-то вырезает по дереву. Он специализируется на талисманах — лошадках и подковках. За одну фигурку Валерий получает по одному евро. У перекупщиков ее цена составляет целых пять евро. Валерий терпеть не может перекупщиков и свою работу, которая дается ему с большим трудом. Зато он гордится тем, что он гуцул. Однако Валерий не хочет до конца своей жизни вырезать деревянных лошадок.

На протяжении многих лет в Космахе на Пасху проводится фестиваль. В течение трех дней люди танцуют, готовят разные вкусности, выпивают и дудят в трембиту — гуцульский альпийский рог. Сюда со всей Украины съезжаются гости и торговцы продуктами народного промысла. Однако в этом году фестиваль пришлось отменить. Кто-то говорит, что из-за недостатка финансирования. Кто-то утверждает, что из-за беспорядков в Донбассе. Валерию Даншуку все это безразлично. Он хочет уехать к своему брату в Италию и работать там на стройке, чтобы накопить денег и когда-нибудь открыть в Космахе ресторан или купить такси. То есть заняться работой, которая не будет иметь ничего общего с занятиями его предков.