Посмотрите на картину «Девушка, бегущая на балкон» итальянского художника Джакомо Балла (Giacomo Balla). Остановитесь на миг возле «Мыса Лейе» Анри Матисса (Henri Matisse) или внимательно рассмотрите один из шедевра Жоржа Сера (Georges Seurat). Затем сосредоточьтесь на технике художника, постарайтесь представить, какими были движения его кисти: с какой силой он надавливал ею на полотно, как именно переносил цвет, в какую сторону накладывал мазки (справа налево, сверху вниз…). Знайте, что после подобных размышлений ваше восприятие картины, ваша эстетическая оценка этому произведению искусства изменятся: скорее всего, оно понравится вам больше.
Именно в этом и заключался последний эксперимент, проведенный в области так называемой «нейроэстетики», дисциплины, которая, как объясняет Франческо Лука Тичини (Francesco Luca Ticini), когнитивный нейробиолог в Манчестерском университете и президент Итальянской ассоциации нейроэстетики «Semir Zeki», занимается изучением нейронных механизмов и структур мозга, которые отвечают за восприятие прекрасного и творческие способности, и, следовательно, пытается объяснить, что же именно происходит в мозге, когда мы любуемся какой-либо картиной, скульптурой или даже смотрим показ мод.
Эксперимент, проведенный Тичини совместно с французскими исследователями и недавно опубликованный в журнале Frontiers in Human Neurosciences, был необходим именно для того, чтобы дать ответ на следующий вопрос: поскольку создание того или иного произведения искусства требует двигательной активности (подумайте о музыканте, играющем на каком-либо инструменте, или о художнике, пишущем картину), насколько тот факт, нравится нам это произведение или нет, зависит от движений, которые выполняет мастер во время его сотворения?
Исходное предположение делает отсылку к знаменитым зеркальным нейронам, которые становятся активными, когда человек выполняет какое-либо действие или когда он наблюдает за тем, как это же самое действие выполняет кто-то другой. Как если бы мы, глядя на «Звездную ночь» Ван Гога, попытались мысленно повторить движения руки художника, чтобы у нас получились такие же широкие мазки, ставшие отличительной чертой этой картины.
Так Тичини и его коллеги обратились к нескольким добровольцам с просьбой рассмотреть 90 картин, предварительно показав им изображения, которые бы стимулировали в их сознании непроизвольное воспроизведение моторики авторов произведений именно благодаря работе зеркальных нейронов. Такая имитация могла совпадать или не совпадать с движениями художников. Затем исследователи попросили добровольцев оценить картины с эстетической точки зрения. «Мы заметили, что когда предшествующее картине изображение соответствовало мазкам на ней, произведение получало значительно более высокую оценку», — продолжает Тичини. В общем, картина нравилась людям гораздо больше, если до того, как ее увидеть, они наблюдали некую симуляцию движений художника, которые он совершал во время написания этой картины.
Для чего нужно об этом знать? Например, это может подсказать нам — оставим пока в стороне такие факторы, как образование, исторический контекст, природа художественного вдохновения — что, когда мозг присваивает определенную эстетическую ценность какому-либо произведению искусства, он задействует особые механизмы, которые еще недостаточно изучены, — к примеру, активизацию двигательных зон. Но это еще не все: важная отрасль будущих исследований, развитию которой положили начало результаты проведенного эксперимента, будет связана с нейронными механизмами, нарушение которых становится причиной различных расстройств, например, аутизма с характерным для него дефицитом социального взаимодействия и общения.
Сюда же можно отнести и нейродегенеративные заболевания, пишет американский невролог Анджан Чаттерджи (Anjan Chatterjee) в одной из статей журнала Trends in Cognitive Sciences. Чаттерджи занимался изучением произведений американского художника и скульптора голландского происхождения Виллема де Кунинга (Willem de Kooning), представителя абстрактного экспрессионизма, который последние годы своей жизни страдал болезнью Альцгеймера. Как изменились его творения после того, как был поврежден головной мозг? Каким образом заболевания мозга влияют на человеческое восприятие мира и его художественное изображение? «Стиль художника до болезни разительно отличается от его стиля после, их сопоставление может помочь нам понять, что именно случилось с мозгом и какое влияние это оказало на метод работы мастера», — объясняет Чаттерджи. Другие важные данные мы имеем благодаря изучению творений Ловиса Коринта (Lovis Corinth), немецкого живописца, который в 1911 году перенес инсульт, повредивший правое полушарие мозга. «Повреждения правого полушария мозга, — продолжает Чаттерджи — могут исказить процесс обработки информации, касающейся противоположной половины тела».
Именно поэтому на своих полотнах Коринт часто пропускал детали левой стороны объектов или лиц, которые изображал. Повреждения такого типа могут также повлечь за собой и другие «художественные» последствия, препятствуя правильному восприятию пространства: после похожего инсульта американской художнице Лорин Хьюз (Lorin Hughes) стало трудно переносить пространственные отношения на холст, поэтому ей пришлось отойти от привычного ей реализма и освоить более абстрактный стиль. Повреждения же левого полушария, по словам невролога, напротив, могут повлиять на восприятие цветов и даже содержание произведений: например, болгарский художник Златю Бояджиев (Zlatio Boiadjiev), известный своей любовью к коричневым тонам и реализму, перешел на более живой, богатый и яркий стиль, изображающий абстрактные или даже фантастические предметы, после того, как было повреждено именно левое полушарие его мозга.
Во многом помогают исследователям в их изучении эстетического восприятия технологии формирования изображений: функциональная магнитно-резонансная томография (фМРТ) или транскраниальная магнитная стимуляция (ТМС). Первая позволяет определить активацию корковых и подкорковых структур головного мозга, это нужно для того, чтобы обозначить нейронную основу эстетического восприятия, тогда как вторая стимулирует мозг при помощи коротких магнитных импульсов.
Такой подход, как объясняют исследователи, очень полезен, например, для изучения механизма работы зеркальных нейронов, а ведь именно это было целью эксперимента, проведенного группой английских ученых. К ТМС же, продолжает Тичини, обратились также для того, чтобы выяснить, как стимуляция моторики связана с ощущениями удовольствия во время прослушивания (хорошей) музыки.
Но здесь нужно быть внимательными: не стоит думать, что нейроэстетика нужна для лучшей интерпретации искусства с помощью неврологии. Цель проведенных до настоящего момента исследований заключалась вовсе не в том, чтобы установить эстетическое значение или ценность того или иного шедевра. Как объясняют сами неврологи, смысл всех экспериментов сводился к тому, чтобы с помощью изучения произведений искусства и при сотрудничестве с мастерами понять, как функционирует человеческий мозг. Группа итальянских исследователей, например, активно сотрудничает с художниками, музыкантами, балеринами и хореографами, в числе которых Луиза Вагнер (Louise Wagner), приходящаяся родственницей Рихарду Вагнеру (Richard Wagner) и Ференцу Листу (Franz Liszt). Благодаря своему опыту, деятели искусства направляют неврологов в правильную сторону. «Вместе с Эмили Кросс (Emily Cross), балериной и по совместительству неврологом в Бангорском университете, мы работали с танцовщицами Лейпцигского оперного театра для того, чтобы установить связь между физическим опытом и эстетическим восприятием танца», — добавляет Тичини.
Франко-британская группа ученых — далеко не единственная, отводящая значительную роль искусству в своих исследованиях функционирования человеческого мозга. Не стоит думать, что изобразительное искусство — это единственный вид искусства, вокруг которого ставятся эксперименты. Литература и поэзия также могут очень помочь ученым. Пример тому — эксперимент, проведенный в залах Фонда Бевилакуа-Ла-Маза в Венеции: в честь празднования 80-летия Бена Паттерсона (Ben Patterson), одного из создателей арт-движения Флуксус, там был организован достаточно провокационный хэппенинг, в котором воедино слились неврология, музыка и экспериментальная поэзия.
Доктор Бен (Паттерсон) в своем «Медицинском шоу» предлагает чудодейственное лечение тем, кто не может понять и по достоинству оценить современное искусство. Таким образом, после того, как всем желающим объяснили, на чем строится неврология и каким образом различные зоны мозга взаимодействуют друг с другом, прежде чем дать определенную эстетическую оценку тому или иному произведению искусства, их мозг просканировали, чтобы выявить те самые проблемные зоны и связи между ними, которые не позволяют людям в полной мере насладиться современным искусством. Лечение заключается в том, чтобы пить воду из родника Вандельхалле музея Висбадена, города, в котором зародилось арт-движение Флуксус.
В Катанийском университете был организован Трансдисциплинарный диалог на тему неврологии. На нем был замечен сам Семир Зеки (Semir Zeki), профессор нейробиологии Университетского колледжа в Лондоне, именно он ввел в употребление термин «нейроэстетика» в конце 90-х годов, а также был первым ученым, который начал изучать принципы функционирования нейронов в контексте эстетического восприятия. «Смысл этой встречи заключался в том, чтобы посмотреть, как гуманитарные науки могут помочь нейроэстетике», — объясняет организатор съезда Грация Пульвиренти (Grazia Pulvirenti). Существует предположение о том, что литература, также являющаяся одним из видов искусства, тоже может оказаться полезной ученым в их исследованиях мозга: многие тексты, по словам Пульвиренти, включают в себя описания потоков сознания, которые могут несколько прояснить механизм работы нейронов. И может быть, приоткрыть завесу тайны, сложившейся вокруг творческого процесса.