Кто еще недавно мог подумать, что Владимир Путин возьмет под контроль Крым? Хотя сказать что-то определенное о территориальных амбициях России сейчас еще сложно, они действительно существуют, и, как показал пример Грузии, Москва готова пойти на военное вмешательство для сохранения своей зоны влияния.

Atlantico: Ситуация на Украине, по всей видимости, делает первые шаги к нормализации после объявленного российским и украинским лидерами прекращения огня. Но, как вы думаете, могут ли у России возникнуть новые территориальные амбиции после украинского кризиса? Может ли появиться соблазн расширения в ее «зоне влияния»?

Беатрис Жиблен: Да, обстановка вроде бы начинает успокаиваться, потому что президент Украины осознает слабость своей армии на фоне российских подкреплений и убедился в невмешательстве западных сил, на поддержку которых рассчитывал.

Что касается территориальных амбиций России, здесь сложно сказать наперед что-то определенное. Разве еще недавно кому-то могло прийти в голову, что Владимир Путин таким образом возьмет Крым под контроль? Кроме того, он серьезно расширил влияние в Белоруссии, Казахстане и, в меньшей степени, в среднеазиатских республиках. Что же насчет кавказских республик, пример Грузии показал им, что Россия не побоится начать военное вмешательство в случае угрозы для ее контроля в ближнем зарубежье.

— Какие еще существуют зоны риска возникновения напряженности или даже вооруженного конфликта с Россией? Почему?

— В первую очередь всем на ум приходит Прибалтика, где проживают русские меньшинства. На самом деле русских довольно много лишь в Эстонии: в столице Таллине и на северо-востоке этой небольшой страны. Однако в отличие от вышеупомянутых стран прибалтийские республики входят в НАТО, и в случае вмешательства российской армии силы альянса не будут оставаться в стороне. Поэтому, как мне кажется, угроза для Прибалтики не слишком велика. Азербайджан в свою очередь — крупное государство, а вопрос русскоязычного меньшинства стоит там далеко не так остро. Думаю, что наибольшую значимость для России имеет Украина.

— Россия обладает широкой сферой влияния, однако именно на Украине возникла самая острая напряженность с окончания холодной войны. С чем это связано? Почему Россия считает Украину особенной?

— Как я уже говорила, у России с Украиной существуют очень давние (царская Россия взяла Украину под контроль еще в XVIII веке) и тесные исторические связи. Для россиян украинской нации не существует, и они даже не признают за украинским языком такой же статус, как за русским. Поэтому сближение Украины с Европой было воспринято как предательство. Не стоит забывать, что за плечами восточных и западных украинцев разная история: западня граница Украины была установлена относительно недавно, и вся ее современная западная часть до 1939 года принадлежала Польше. Сталин же неизменно подавлял все сепаратистские движения на Украине и в частности выступал против использования украинского языка.

Наконец, в некоторых российских политических и военных кругах сильно представление об опасности окружения России. Пусть для него и нет оснований, оно все равно существует. Поэтому сближение с ЕС было воспринято в штыки, особенно после того, как НАТО пообещало не принимать прибалтийские республики, но нарушило данное слово. В России считают, что то же самое может произойти и с Украиной.

— До Украины в 2008 году была Грузия. Нет ли здесь очевидных параллелей с ситуацией на Украине? Не наблюдаем ли мы проявления экспансионизма России? Позволяют ли эти кризисы получить какое-то представление о долгосрочной стратегии России?

— В Грузии все обстояло несколько иначе, чем на Украине. Прежде всего, это касается размера двух государств: Украина — страна с населением в 45 миллионов человек и территорией в 600 000 квадратных километров, тогда как в Грузии речь идет о 4,5 миллионах и 70 000 квадратных километров. Получается, что Грузия — это примерно одна десятая часть Украины, что, согласитесь, немного. Однако в символическом плане Владимиру Путину, безусловно, нужно было показать Западу, что он не потерпит ни малейшего вмешательства в российской зоне влияния. В 2008 году начавшаяся при президенте Ельцине эпоха слабости российской державы явно подошла к концу.

— За последнее время российские самолеты неоднократно нарушали воздушное пространство Финляндии. Стоит ли воспринимать это как своеобразное предупреждение со стороны России? Не пытается ли она вернуть отношения двух стран к тому, что было в эпоху холодной войны?

— Не думаю, что Владимир Путин стремится воссоздать атмосферу холодной войны или царившие в тот момент отношения. Но он пытается показать всем, что отныне Россия вновь стала державой, с которой нужно считаться.

— В конечном итоге реакция натовских стран на события на Украине оказалась весьма сдержанной. Может ли это относительное невмешательство подтолкнуть Россию к расширению экспансионистской стратегии при виде отсутствия серьезного сопротивления?

— Мне так не кажется. Порошенко и Путин могли договориться о прекращении огня только потому, что Путин знает, когда нужно остановиться, чтобы не зайти слишком далеко (пусть с поддержкой сепаратистов он уже зашел очень далеко). Не стоит сбрасывать со счетов и его изоляцию в дипломатическом плане. Китай зачастую называю близким партнером России, огромный рынок которого легко может заменить европейский. Однако на самом деле все далеко не так просто, и хотя строительство огромного нефтепровода в Китай уже было начато, до завершения ему еще далеко. А экспорт российского газа в ЕС играет огромную роль для бюджета страны, так как ее экономика до сих пор остается сырьевой. Поэтому доходы от продажи углеводородов в ЕС крайне важны, и обойтись без них будет очень непросто.

Беатрис Жиблен, географ, основатель и директор географического и геополитического журнала Hérodote, основатель Французского института геополитики.