Каждый раз, когда привозят новое тело, Анатолий Туревич открывает файл на компьютере и пополняет свой список. Иногда единственное, что он может написать, — это «мужчина» или «женщина». Всего в списке 511 человек. Туревич, 62-летний директор главного морга Луганска, многое видел за три десятилетия работы, однако последние месяцы были намного страшнее, чем даже привычные для него аварии на шахтах.
Луганск — город, в котором живут более 400 тысяч человек, — в ходе этого конфликта пострадал сильнее прочих городов Восточной Украины. Столица самопровозглашенной Луганской Народной Республики больше месяца была окружена украинскими силами. Когда бушевали битвы между местными повстанцами, поддерживаемыми Россией, с одной стороны и украинской армией и добровольческими батальонами с другой, больше половины городского населения бежало к родственникам в другие города или в Россию, в лагеря беженцев. Остались в основном либо те, кто был слишком слаб для бегства, либо те, кому было абсолютно некуда идти.
Туревич выбирает в списке случайный номер и показывает фотографии почерневших останков, лишь отдаленно напоминающих человеческое тело. Родственники пропавших могут просмотреть жуткий каталог и попробовать найти и узнать своих близких. В тех случаях, когда тело слишком изуродовано для опознания по фотографии, морг берет образцы ДНК, однако проводить их анализ он не может. Туревич надеется, что когда-нибудь в будущем их можно будет послать куда-нибудь, где их проанализируют.
Из семи работающих в морге специалистов пять бежали с началом боев, а шестой по дороге на работу наехал на мину и сейчас лежит в больнице. В результате Туревичу приходится самостоятельно справляться с наплывом трупов.
«Я мог бы уехать, но кто бы тогда делал эту работу?» — спрашивает он перед тем, как оборвать нашу беседу: приехал фургон с 15 разлагающимися телами. Эти люди мертвы уже не первую неделю, однако дороги были слишком опасны и их родные не могли их довезти. Теперь в списке будет 526 человек. По словам Туревича, подавляющее большинство из них — мирные жители, и почти все они погибли от осколочных ранений.
После того, как на прошлой неделе украинские и повстанческие силы смогли договориться и заключить хрупкое перемирие, люди, наконец, могут собрать своих мертвых. Туревич ожидает, что в ближайшее время у него будет еще много работы.
Во дворе аккуратно сложены более 50 деревянных гробов. Над ними вьются тучи мух. Во всех гробах лежат тела, иногда сквозь щель под крышкой видна пожелтевшая плоть или кусок окровавленной одежды. Генератор теперь периодически работает, частично охлаждая трупы внутри морга. Большую часть августа электричества совсем не было. «Многие думают, что мы должны были привыкнуть к запаху, — говорит Туревич, кабинет которого тоже наполнен мухами. — Но к этому запаху привыкнуть невозможно».
Постапокалипсис
Заключенное неделю назад перемирие означает, что обстрелы впервые за два месяца прекратились. Город возвращается к подобию нормальной жизни. На огромном тепловозостроительном заводе, закрывшемся, когда на его территорию начали падать снаряды, надеются, что работа возобновится уже в понедельник. В подвальном тренажерном зале, который служил импровизированным бомбоубежищем для более сотни человек, в среду оставались лишь пять обитателей. Остальные вернулись по домам после того, как перестали раздаваться взрывы.
Однако городу еще предстоит долгий путь. Пока в нем царит атмосфера постапокалипсиса. Люди неуверенно выходят на свет из бомбоубежищ. Тысячи беженцев возвращаются домой на автобусах, упаковав свои пожитки в большие сумки. Машин на дорогах все еще мало из-за нехватки бензина, поэтому многие передвигаются на велосипедах или вынуждены преодолевать большие расстояния пешком.
В Луганске больше месяца не было ни воды, ни электричества. Почти все кафе и рестораны не работают уже много недель. Люди стоят в длинных очередях за хлебом у немногочисленных открытых киосков. Такого здесь не было уже два десятилетия. Воду они берут из колодцев. На углах улиц к клубкам проводов подключены генераторы. Здесь можно зарядить сотовые телефоны. Впрочем, чтобы с них позвонить, нужно отправиться в одну из нескольких разбросанных по окраинам города точек, где хоть как-то «ловится» сеть. Там можно увидеть, как десятки горожан, как будто выполняя некий нелепый ритуал, машут в воздухе своими телефонами, в надежде поймать сигнал и, наконец, связаться с родными, которые беспокоятся за их жизнь.
В пригороде Юбилейное за последние месяцы в той или иной степени пострадали 90 многоквартирных домов, по 16 пришлись прямые попадания. Кто будет платить за необходимый капитальный реформ, непонятно. У местных жителей явно нет таких денег, повстанческое правительство их тоже не предлагает, а Киев эту территорию не контролирует. Пока главные надежды здесь возлагают на группу добровольцев, использующих оборудование с местной угольной шахты.
«Целью украинской армии было все уничтожить. Они хотели поставить людей на колени и заставить молить, чтобы им разрешили вернуться в фашистское украинское государство, — говорит 47-летний правозащитник Вячеслав Плескач, сейчас помогающий жителям Юбилейного, дома которых были повреждены. — Здесь же не было ничего значимого с военной точки зрения, вообще ничего. Они просто день и ночь били по самым уязвимым людям».
Впрочем, многие отмечают, что повстанцы зачастую выводили артиллерию на позиции в жилых районах, обстреливали украинские позиции вне города и быстро убирались восвояси. Когда начинался ответный огонь, повстанцев уже не было, и страдали только дома мирных жителей. Виктор, отправивший свою жену в Киев, но отказавшийся покидать свою квартиру в центре Луганска, ради покупки которой ему пришлось много работать, утверждает, что сами повстанцы нередко стреляли по жилым районам.
«Иногда раздавался звук минометного выстрела, а уже через несколько минут следовал взрыв, — говорит он, сидя в своей маленькой, освещенной свечами квартире, которую он не решился покинуть. — Все это происходило очень близко. Стрелять должны были из города — и это означает, что стреляли повстанцы».
На фоне всех этих страстей, слухов и дезинформации, понять кто, когда и откуда стрелял, бывает очень трудно. Однако, судя по всему, в потерях среди мирных жителей виноваты обе стороны, а обстрелами жилых районов украинские силы навлекли на себя гнев населения и сильно осложнили возможный будущий процесс реинтеграции.
Пригород Большая Вергунка абсолютно опустошен. После сражения в начале августа украинская национальная гвардия заняла позиции с одной его стороны, а повстанцы были с другой. Они без устали атаковали друг друга — через головы мирных жителей. На главной улице поселка разрушены почти все дома.
В доме, который 65-летний Николай Запасный строил своими руками с 1975 по 1981 год, не хватает нескольких стен, обвалилась часть крыши, разбиты все окна. Безыскусные, но тщательно подобранные интерьеры, выглядящие в этих местах немыслимой роскошью, уничтожены осколками, стены превратились в швейцарский сыр. «Я так долго мечтала об этих диванах. Посмотрите, какими они были, и что с ними стало, — плачет его жена. — Мы даже кредит еще не выплатили».
Любимая машина Николая — небесно-голубой «Газ-21», который он три десятилетия поддерживал в идеальном состоянии, — превратилась в груду искореженного металла. Семья лишилась даже велосипеда. Муж с женой два месяца прятались в темном подвале, пока наверху война разрушала их дом. «Обе стороны все время стреляли. Никто ни с одной из них даже не спрашивал, кто здесь живет. Они бы не нашли здесь никаких бандитов — только обычных стариков», — рыдает навзрыд жена Запасного, в то время, как сам он смотрит в пустоту, не в силах осознать, что труды всей его жизни были уничтожены.
«Нам все равно, в какой стране мы живем. Мы просто хотим, чтобы они перестали нас убивать», — говорит их соседка — 58-летняя вдова Любовь Железняк. Ее дом пострадал сравнительно мало, но все равно на нем остались следы от пуль и он лишился всех окон. Пенсии здесь не выплачивают уже не первый месяц. У Любови нет денег даже на еду — не говоря о ремонте.
Неподалеку от нее жили брат с сестрой — Виталий и Марина Юшко. И ему, и ей было немногим за 30. В начале августа они спрятались от обстрела в погребе, но снаряд попал прямо в дом. Вход в погреб завалило обломками, остатки здания загорелись. Пара не смогла спастись и сгорела вместе с домом.
Из-за постоянных обстрелов увезти тела не получилось, поэтому соседи похоронили обугленные останки Виталия и Марины в неглубокой могиле в саду у их дома. Властям никто не сообщал — связаться с ними было невозможно. Это дает основания считать, что реальные потери могут намного превышать цифры, о которых говорят в морге.
Неделю назад Национальная гвардия после долгих боев покинула эти места. Это было частью широкого — и кровавого — отступления украинских сил, которое Киев связывает с оказанной Россией повстанцам помощью огневой мощью. На дорогах вокруг Луганска можно увидеть немало примет этого отступления — таких, как регулярно встречающиеся сожженные танки и бронетранспортеры. В Лутугино артиллерия и ракеты «Град» уничтожили больше 20 единиц техники, обгорелые остовы которой теперь оккупированы детьми, охотящимися за металлоломом.
«Наши сердца болят от отчаяния»
Никто в Луганске не может предугадать, чего следует ждать от будущего. Многие не хотят говорить о политике. Люди не знают, будут ли они через шесть месяцев жить на Украине или в отколовшемся от нее государстве. Они опасаются употреблять неправильные слова или поддерживать одну из сторон. При этом горожане изо всех сил стараются делать вид, что дела обстоят нормально.
«Родители видят, что школы открываются и думают, что все в порядке, — говорит величественная, но добродушная Валентина Кияшко, возглавляющая городское управление образования, — матриарх с копной пергидрольных волос и непреклонными манерами. — Я виду себя так, как если бы все было нормально, потому что люди меня знают и хотят видеть, что все хорошо. Изнутри, конечно, все это тяжело. Постоянные потрясения».
Она сама вместе со своей 86-летней матерью спала на полу в ванной или в коридоре квартиры. На двор их дома несколько раз падали снаряды.
В Луганске больше 60 школ, но открылись из них только шесть. Здания некоторых сильно пострадали, в некоторых просто нет учеников — они были эвакуированы. Все учителя, которых пригласили к началу учебного года явиться в школы, это сделали, хотя никто из них не получает зарплату уже три месяца.
На ежегодный межшкольный конкурс пения, танцев и рисования пришло в четыре раза меньше людей, чем в прошлом году, но, несмотря на обстоятельства, все стараются выступить как можно лучше. Отплясывает танцевальный ансамбль в одинаковых голубых форменных костюмах. Девочка с бантами в волосах отчаянно сражается со скрипичной сонатой.
Веселье омрачает взрослый сын директора школы, читающий свое стихотворение об ударе «Града» — системы залпового огня, которая выпускает сразу до 40 неуправляемых ракет. Его стихи — крик ужаса, сгусток неподдельных эмоций.
«Наши сердца болят от отчаяния… Нет неба, нет земли … Град! Град! Град!»
Дети шокированы, большинство учителей захлебываются слезами.
В Луганске эмоции очень легко прорываются наружу. Одна из учительниц расплакалась, когда мы спросили ее, должен регион отделиться или остаться частью Украины, другая не могла говорить об одном из своих учеников, машина родителей которого наехала на мину. Его мать погибла на месте. Ему самому оторвало ногу, и позднее он умер в больнице.
На неухоженном поле неподалеку от морга торчат холмики черной свежевскопанной земли, над которыми высятся десятки простых деревянных крестов с фанерными табличками. На табличках черным маркером написаны имена и даты рождения. Защитные очки и маски, которые носят могильщики, лежат в траве. Тишину периодически разрывает гулкий рокот со стороны аэропорта — повстанцы взрывают боеприпасы, оставленные отступавшей украинской армией.
Здесь лежат мужчины, женщины, пенсионеры, дети. На некоторых крестах можно увидеть только слово «неизвестный» — и номер. Когда-нибудь родственники, возможно, узнают этого человека в списке Туревича и найдут его могилу. Огромная траншея, вырытая в земле, частично заполнена дюжиной аккуратно выложенных в ряд гробов. Места хватит еще для многих.