Parlamentní listy: Около полугода назад вы утверждали в одном интервью, что Украина — это только местный спор, что восточные области получат определенный статус автономии и большую независимость от Киева, и что каким бы ни было правительство, нужно навести порядок с экстремистами и крайне правыми. Изменились ли ваши взгляды в связи с последними событиями?
Мирослав Полрейх: Нет, потому что ситуация развивается согласно предсказанному сценарию. Восток так и не был завоеван, как обещал Киев. Против собственных граждан неудобно воевать: с такой целью трудно мобилизовать и организовать армию. Так что по сути других вариантов нет. И даже перемирие становится предпосылкой для конструктивных переговоров. В связи с Украиной я вижу проблему скорее в нашем медиа- и политическом пространстве. Мы хотим не просто мутить воду — мы хотим воевать и заставить умирать других. Мне, наверное, не стоит цитировать вам некоторых наших комментаторов. Откуда это в нас берется? Это не русофобия — тут наш подход тесно переплетен с антиамериканизмом.
— Это очень серьезное заявление. Можете его пояснить?
— С более широкой аналитической перспективы все очень просто. Я назвал Украину локальным спором, и сегодня это совершенно очевидно. Но мы должны отойти от нашей жалкой чешской медиа-манипуляции. В конце концов, даже ряд «политиков» дает волю этому походу в надежде на популярность, но это не работает, и, к удивлению, люди ищут правды там, где она есть на самом деле. Они уже не воспринимают это извечное промывание мозгов агрессией 1968 года. Они знают, что солдаты пришли сюда не из-за чехов, а из-за очень опасного развития событий, для которого у существовавшего в Москве режима не могло найтись понимания, так как это означало бы конец правления во всем социалистическом лагере. В итоге изменения произошли через 15 лет по тем же причинам и, что закономерно, в самом центре власти — в Москве (Андропов, Горбачев). Но искра проскочила именно во время Пражской весны.
Но вернемся к Украине. Я могу обозначить крайний, но важный сценарий изменений, например, в подходе США. Сначала их участие во всей этой кампании было не слишком продуманным. Для меня, человека, знающего американскую среду, долгое время это оставалось необъяснимым. Вспомнить хотя бы выступление Обамы в Прибалтике. Оно было крайне антироссийским, но, хорошенько подумав, то же самое он мог бы говорить о своей собственной стране, и аргументов у него было бы в 10 раз больше. Он говорил об Украине уже не как о «нашей» основной проблеме, а как о проблеме Украины. Основная и жизненно важная проблема Соединенных Штатов — это борьба с исламским экстремизмом, или терроризмом если угодно, который стремится принять новые - даже государственные - формы. Не будем говорить о борьбе «вер» или конфликте «цивилизаций» — все это очень опасные и обманчивые теории. Хотя и у нас им уделяли место и внимание на конференции, организованной Карловым университетом (Потучек, Балабан).
— Но вернемся к современному антиамериканизму, да еще и связанному с русофобией.
— Эту связь нам будет нетрудно проследить. Она существовала всегда, и тут есть своя, очень ясная логика. Я продолжу. Президент Обама совершенно справедливо назвал Исламское государство главной опасностью для его страны, да и, потенциально, для всего мира. Не нужно быть крупным экспертом, чтобы предсказать содержание его следующей речи. Завтра, через месяц, может, чуть позже, но это будет. Он будет серьезно анализировать реальное состояние нашего общества в глобальном понимании. Будет призывать к сотрудничеству с Российской Федерацией, которую назовет, уже в который раз, стратегическим партнером в сфере безопасности. Без России защита жизненно важных американских интересов немыслима.
— Можете ли вы об этом рассказать чуть подробнее, скажем, в связи с чешскими реалиями?
— К сожалению, все и так на поверхности. Вспомним, как после распада биполярного мира наш внутренний ограниченный антиамериканизм получил выход тут, дома, но также он старался проникнуть (и это получалось) в подсознание международной политики. Мы предпринимали грубые и примитивные нападки на тесные взаимоотношения этих двух стран в начале 90-х, вылившиеся в массовое разоружение и сотрудничество в области борьбы с терроризмом, а также нераспространения ядерного оружия в условиях объединенной эффективной работы спецслужб. И это только потому, что наши неоконсерваторы (компания вокруг президента Гавела) хотели снова жить в разделенном мире, но уже в другой географии. Они заявили миру устами президента Гавела, что американцы нас предают, и добились тем самым значительной огласки. Мое внимание к этой антиамериканской кампании привлекли знакомые из США.
Мне не надо добавлять, что в нашем подсознании по-прежнему живет то, что наша спецслужба BIS, и ей это известно, называла кандидата в президенты Клинтона агентом КГБ, неделю проходившим стажировку в Праге в 1969 году. Конечно, это абсурд, ложь, но и однозначное проявление сильного антиамериканизма, который основан на той же комбинации домыслов и лжи, что и современная русофобия. О деталях расскажет «один из ребят с Града», который подготовил к публикации обширную биографию Вацлава Гавела. Но современный антиамериканизм более серьезен. Он угрожает формированию эффективной обороны самих США. Речь идет не о плевках в сторону их представителей. Это целая кампания внутри НАТО.
— Как в этой связи вы прокомментируете недавнее заявление генерального секретаря Андерса Фог Расмуссена о том, что Россия не является угрозой в отличие от Исламского государства? Можно ли это понимать как смягчение антироссийской риторики из-за того, то Запад, возможно, будет нуждаться в России как раз в Ираке и в борьбе с радикалами?
— Вы правы. С одной стороны, это свидетельствует о том, что ситуация очень серьезная. Поэтому происходит такая быстрая смена. В подтексте уже можно уловить, что Россия — союзник. Это не его собственная мысль. Так быстро взрослый человек не меняет своего мнения. Речь идет о переориентации ответа по крайней необходимости. Ответ, реакция, в особенности такого образования, как НАТО, это уже определенная стабилизационная гарантия.
— Украинский парламент принял закон об особом статусе регионов на востоке страны с довольно широкими полномочиями: разрешено использование русского языка и налаживание тесных контактов с близлежащими российскими областями. Предусматривается и амнистия. Чем вы объясните такие значительные уступки?
— Я не хочу повторяться, я лишь подчеркну то, о чем в нашем медиа-пространстве молчат (может, скажут завтра). Пока их устраивают румянцевы, митрофановы и ослепленные редакторы из Свободной Европы. Мы должны найти наш собственный чешский след.
— Еврокомиссар Штефан Фюле, который вскоре покинет этот пост, высказался за начало сотрудничества ЕС с Евразийским союзом — и это тогда, когда Евросоюз ввел новый пакет антироссийских санкций. Реально ли, чтобы такое сотрудничество не только работало, но и вообще началось?
— Это очень интересное инициативное предложение, выходящее за рамки сегодняшнего видения. Мысль Фюле смелая и очень позитивная — она имеет большую перспективу. Еще недавно в «Праве» его называли экспертом, обученным «врагом» и перешедшим на «нашу» сторону. Пожалуй, с нашими русофобами и американистами это будет не так-то просто. Помимо прочего, они еще и трусы, так что вскоре снова начнут пятиться назад.
— Вы не раз писали и говорили о том, что будет с украинским конфликтом. Соответствуют ли события последних месяцев вашим прогнозам? Как вы смотрите на конфликт сегодня? И что скажете о министре Заоралеке и его первом заме, которых вы раскритиковали?
— Я не буду повторяться. Развитие событий было предсказуемым. Мой собственный анализ был опубликован еще полгода назад, и я его не меняю. Все сходится. С обоими господами, которых вы назвали, я хорошо знаком. С вторым я познакомился, когда он был студентом. Поэтому, наверное, у меня к нему повышенные требования. Заоралек разочаровал меня, отправившись на Майдан, и тем самым отказался от роли возможного посредника, хотя пространство и чешский опыт в этом деле был (Вьетнам, Шестидневная война). Крайне правые фальшиво и восторженно хвалили его за объединение целей в нашей внешней политике. Сегодня от не столько ищет, сколько уже нашел свое место, на котором он больше не покорен и, если хотите, не подобострастен. Но это требует сил для принятия решений, в том числе в кадровых вопросах.
В заключение я позволю себе одно важное заявление. В последнее время мы пережили множество кризисных явлений (Карибский кризис, Суэцкий кризис, Вьетнам, Шестидневная война и пр.). В конце было не только соглашение и примирение, но по сути завершение кризиса всегда серьезно способствовало стабильности и сотрудничеству. Отметим хотя бы коренной поворот после Шестидневной войны, который привел к позитивному сотрудничеству, и который сегодня известен в международной политике и дипломатии как Spirit of Glassboro (встреча Джонсон-Косыгин 1967). Речь о мирном посредничестве и методике — и даже при участии Чехословакии. Но об этом, наверное, в другой раз.
