Почти всю ночь с 18 на 19 сентября я провел, уткнувшись в телевизор, и где-то в начале шестого часа утра, когда BBC сообщила, что, согласно предварительным прогнозам, противники независимости выигрывают референдум с преимуществом в более чем 10% голосов, я встал из-за стола и прокричал тройное «ура» в честь Шотландии.
Я прожил много лет в Великобритании, которую по-прежнему считаю самой цивилизованной и демократичной страной мира, и был убежден, что прекращение существования Объединенного королевства, вобравшего в себя четыре государства, стало бы катастрофой не только для Великобритании и Шотландии, но и для всей Европы, где подобное отделение вызвало бы активизацию националистических и сепаратистских движений, набирающих силу на всем континенте: в Испании, Италии, Бельгии, Франции, Польше Литве и некоторых других странах. Если эта тенденция возобладает, то это будет означать конец Евросоюза, возврат континента, которые впервые ввел в обиход такие понятия как права человека, демократия и свобода, к родоплеменным отношениям, разграничительным линиям и культурной изоляции.
Здравый смысл, проявленный шотландцами при голосовании на референдуме, должен помочь преодолеть бессмысленные усилия, которые в наш век глобализации и постепенного исчезновения границ направлены на то, чтобы повернуть историю вспять, загнать граждан в искусственно созданные тюрьмы самопожертвования, извращения исторических фактов, демагогии и идеологического фанатизма.
Высказывались предположения, что, поскольку в референдуме впервые примут участие 16-летние подростки, а молодежь склонна к новизне и приключениям, то идея независимости привлечет многие голоса молодежи. Но этого не произошло. Результаты опросов достаточно красноречиво свидетельствуют о том, что почти во всех возрастных группах склонность к тому или иному варианту голосования была похожей. А это означает, что благоразумие и его противоположность — абсурд — равномерно распределены в мире философов, которые принесли Просвещение на землю Шекспира. Добровольное вступление Шотландии в состав Великобритании более трех веков назад не лишило ее своей творческой самобытности, интеллектуального и художественного потенциала, а ее вклад в развитие культуры английского языка просто огромен. Несомненно, сейчас этот вклад станет еще большим, поскольку в результате референдума Шотландия получит более широкую автономию и право распоряжаться своими ресурсами (хотя, пользуясь случаем, следует сказать, все еще не такими, какими обладают в Испании автономные области и местные культуры).
Я несколько раз бывал в Шотландии, но с особой благодарностью и теплотой я вспоминаю поездку 1985 года, когда получил самое оригинальное приглашение, которое может получить писатель. Шотландский совет по делам искусств (Scottish Arts Council) предложил мне грант, учрежденный в память о Нейле Гунне (Neil M. Gunn), а я, в свою очередь, должен был выступить с двумя лекциями, в Глазго и Эдинбурге, а также дать несколько интервью. На следующий месяц в мое распоряжение предоставили машину, предоставив мне возможность в течение четырех недель путешествовать по Шотландскому высокогорью (Highlands), островам и рыбацким поселкам, лесам, замкам, постоялым дворам, как будто бы затерявшимся во времени и пространстве. Казалось, что они сошли со страниц литературных произведений, созданных самым необузданным воображением. В течение целого месяца я читал романы замечательного автора Нейла Гунна, такие как «Серебряное сокровище» (The Silver Darlings) и «Серебряная ветвь» (The Silver Bough), сильно напоминавших мне мотивы литературных произведений стран Латинской Америки, в которых природа подчас казалась более живой, чем сами люди, а страницы как будто источали дух народных обычаев и вековых устоев.
В моей памяти до сих пор живут эти замечательные воспоминания, особенно семейные пансионаты берегах озер или в лесной глуби с их обильными завтраками, состоящими из свежих рыбок, только что испеченных хлебов и мармелада, приготовленного хозяйкой. Был октябрь месяц, осень покрыла золотом листву деревьев и травы безлюдных равнин, и, поскольку ночи становились холодными, хозяйка одного из пансионатов вместе с ключом от комнаты вручила мне бутылку с кипятком, чтобы согреть кровать. Я никогда особенно не жаловал лондонские пабы, но во время этого пребывания в шотландской глубинке побывал во многих из-за их непередаваемой атмосферы и посетителей, которые, как казалось, только что сошли со страниц готических романов и, сидя напротив потрескивающих каминов, курили трубки, напивались кислым пивом или теплым виски и пели песни на английском, скорее напоминавшим шотландский. А может, он и был шотландским.
Во время этой поездки я посетил в Эдинбурге дом, где жил Роберт Льюис Стивенсон (Robert Louis Stevenson). Это было частное владение, не музей, а хозяйка, весьма любезная и сведущая в вопросах литературы дама, показала мне его, рассказав попутно множество интересных историй и угостив чаем с печеньем. А на прощание сделала подарок, оказавшийся не более и не менее, чем старинным изданием полного собрания стихов Стивенсона.
Меньше повезло мне с Адамом Смитом. Я хотел положить цветы на его могилу, и в туристическом бюро Эдинбурга меня заверили, что он похоронен около Церкви францисканцев (Greyfriars Kirkyard), на кладбище, где покоятся многие выдающиеся люди, а также Бобби, весьма знаменитый пес, который в течение 14 лет ни на день не отходил от могилы своего хозяина. Целое утро я искал надгробную плиту Адама Смита и, конечно, так ее и не нашел, поскольку знаменитый мыслитель (который, наверное, пришел бы в ужас, узнав, что потомки называют его «экономистом») в действительности нашел свой последний приют на кладбище Кэнонгейт, рядом с церковью, стоящей у входа.
Побывал я также и в Керколди, где родился Адам Смит и где он в течение семи лет, живя вместе со своей матерью, написал «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776). Впоследствии он будет вспоминать этот период как самое счастливое время своей жизни. Небольшой поезд, на котором я добирался от Эдинбурга до Керколди, ехал по извилистой дороге вдоль морского берега. Море штормило, но было солнечно, и когда я приехал в его родной город, казалось, что на дворе не осень, а веселое и солнечное лето. Смит был рассеянным холостяком, склонным к глубоким раздумьям, и иногда, погруженный в свои мысли, он удалялся от города столь далеко, что ему приходилось возвращаться домой на дилижансе. Этот визит скорее меня разочаровал, поскольку дом Адама Смита давно исчез, и от него остался лишь кусок стены с пояснительной надписью. В краеведческом музее Керколди — насколько я помню — из личных вещей самого выдающегося уроженца этого города я обнаружил лишь курительную трубку, гусиное перо, очки и чернильницу.
С тех пор я ездил в Шотландию еще несколько раз. В частности, посетил Эдинбургский фестиваль, чтобы посмотреть театральные постановки и выступить с лекциями, побывать в его прекрасном университете, где познакомился с замечательным испанистом, рыжим шотландцем, с которым мы беседовали о рыцарском романе «Тирант Белый» (Tirant lo Blanc). Однажды, во время ужина он сделал мне потрясающее признание: «Всякий раз, когда я читаю лекции про Луиса де Гонгору, у меня возникает плотское желание».
За время той долгой ночи, что шел референдум, в мои голову приходили эти и другие воспоминания, сопровождавшиеся чувством радости и удовлетворения. Если бы шотландцы, поддавшись на неоспоримое обаяние и безобидные на первый взгляд доводы Алекса Салмонда (Alexander Salmond), первого министра Шотландии и главного поборника ее независимости, проголосовали за выход из состава Объединенного королевства, то тем самым вызвали бы кризис огромных масштабов. Они нанесли бы смертельный удар по Великобритании, подорвав ее мощь и международное влияние как одной из стран, наиболее последовательно отстаивающих идеалы свободы в мире, дали бы толчок усилению сепаратистских настроений в Уэльсе и Северной Ирландии, не говоря уже о Каталонии, Стране Басков, Фландрии, Падании, Корсике и т.д. Стремясь к независимости, они, желая того или нет, привели к разрушению Евросоюза, вернув его в прошлое, полное злобы, разлада и кровавых войн. Но ничего подобного не произошло, и поэтому на следующий после референдума день глубокий вздох облегчения вырвался из груди всех жителей Европы, значительной части населения планеты и всех, кому дорога свобода.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Почти всю ночь с 18 на 19 сентября я провел, уткнувшись в телевизор, и где-то в начале шестого часа утра, когда BBC сообщила, что, согласно предварительным прогнозам, противники независимости выигрывают референдум с преимуществом в более чем 10% голосов, я встал из-за стола и прокричал тройное «ура» в честь Шотландии. Здравый смысл восторжествовал.
