Париж — Нужно было видеть, как все изменилось в доме Прозорова, одного из главных действующих лиц чеховской пьесы «Три сестры»! Ирина обменивается смс-сообщениями со штабс-капитаном Солёным, который от Лермонтова перешел к садомазохизму, совершенно обнаженную Машу снимает на камеру ее любовник полковник Вершинин, а Ольга прогуливается среди зрителей, угощая их напитками. Все трое танцуют, поют известные шлягеры, вроде The locomotion и Tous les garçons et les filles, раздеваются и по очереди ныряют в огромный стеклянный бассейн и плавают в нем, подобно наядам. Но это ещё не всё: Ирина одевает себе на шею электрогитару и исполняет несколько композиций ансамбля System of a Down под аккомпанемент своего брата Андрея на ударных, а потом танцует как одержимая под звуки тяжелого рока. Эта эпатажная бразильская постановка (мы ведь уже не в российской глубинке накануне революции, а в современном Рио-де-Жанейро) «Трёх сестер» предлагается зрителям в двух форматах: театральном и кинематографическом (спектакль был снят и одновременно транслировался в другом помещении.
И всё же режиссеру в своем прочтении удалось очень верно передать и сюжетную линию произведения, и его дух! Какие великолепные актрисы, какая волнующая и страстная постановка! Режиссёр Кристиана Жатахи (Рио-де-Жанейро, 1968) уже приятно удивила публику своей оригинальной постановкой на театральной сцене «Фрёкен Жюли» Стриндберга с Джулией Бернат (Julia Bernat) в главной роли. В «Трёх сёстрах» она играет роль Ирины столь эмоционально, что ее улыбка, непосредственность обеспечивают успех всему спектаклю.
Спектакль Жатахи под названием «А если бы они уехали в Москву?» был представлен в сентябре в театре Centquatre, крупном культурном центре, где раньше размещалась фабрика гробов (!), расположенном в парижском районе La Villette. В эти выходные он будет представлен на театральном фестивале в Сальте (Каталония).
В постановке Жатахи, восторженно принятой парижской публикой, три сестры говорят на португальском и живут в квартире среднего класса в одном из бразильских городов. Удалённость от России не препятствует тому, чтобы во время постановки прозвучали страстные слова Ирины: «В Москву, в Москву!», выражающие извечное желание перемен. Несмотря на то, что в спектакле используются последние технические достижения (а также дополнительные сложности, создаваемые освещением и записью действия), постановка Жатахи строго следует канве произведения. В спектакле, как и положено, четыре акта, и перед зрителями даже появляется коляска ребенка Андрея и Наташи. Не хватает только самовара. Ошеломленный, я рассказываю об этом в кафе театра режиссеру, которая радостно улыбается. «Я стремилась сохранить дух Чехова, перенести на сцену 60-70% его произведения».
Представление начинается с того, что сестры разрушают так называемую «четвёртую стену»: они смотрят на публику и приглашают нас празднование 20-летия Ирины. Они объявляют, что будут говорить о желании перемен и о том, как трудно это сделать. Рассказывают о том, как на улице от инфаркта скончался их отец. Маша (ее играет Stella Rabello), которую в спектакле зовут не этим уменьшительным именем (как пояснила Жатахи, в Бразилии оно очень похоже на то, как называют лесбиянок), снимает на камеру младшую сестру. Ирина рассуждает о необходимости трудиться, раздражается из-за того, что сестры не воспринимают ее всерьез, по-доброму подшучивающие над ней, думая, что она влюблена. А она обижается, как ребёнок и сообщает о своем решении уехать. Куда? «Думаю начать с Москвы». С самого начала на сцене воцаряется неповторимая чеховская атмосфера. Лёгкость, смешанная с печалью, и радость, которая заканчивается. Счастье тоже имеет свой конец.
Три сестры олицетворяют три фазы жизни и каждая из них по-своему воплощает свой возраст и то, как их мечты, надежды и желания сталкиваются с окружающей действительностью. Ирина с горечью воспринимает жизненные трудности. Маша слишком много пьет, а ее отношения с Вершининым (трудно представить себе Станиславского, который играл нудного полковника в премьерном спектакле в 1901 году) оставляют горький осадок. Ольга (в исполнении Isabel Teixeira) уже чувствует, что жизнь не удалась и во время одной из эмоционально заряженных сцен горько сожалеет об этом. «Если бы мы были по-настоящему счастливы, — подытоживает Маша, — то не ощущали бы бега времени». В конце все трое вопрошают с большого экрана: что нужно сделать, что действительно измениться?
Жатахи поясняет, что спектакль и его киноверсия стали результатом длительного исследования эмигрантов и политической утопии, которые постепенно исчезали, растворялись в окружающей среде, а потом возник Чехов со всей своей художественной силой, чтобы ответить на вопрос о том, почему мы не меняемся. Поскольку разговор у нас идет о Чехове, я спрашиваю Кристиану, существует ли счастье. «Да, в очень небольших дозах», — отвечает она, наслаждаясь десертом. А утопия? «Не знаю. Думаю, надо во что-то верить, пытаться быть кем угодно, только не нигилистами. Мы находимся здесь и сейчас, и это уже счастье, не правда ли?»
В спектакле мужские роли исполняют — и достаточно успешно — техники и операторы сцены, и это еще больше выдвигает сестер на первый план. Режиссёр подчёркивает, что киноверсия это не просто заснятый спектакль, она в какой-то мере дополняет действие, которое разворачивается на сцене, а спектакль дополняет её. Жатахи, которая сама проживает в Centquatre, вспоминает, как она, будучи студенткой, жила в Барселоне и работала с Санчисом Синистеррой (Sanchis Sinisterra). В те годы она познакомилась с театром Сержи Белбела (Sergi Belbel) и Терезы Кунилье (Teresa Cunillé), а по возвращении в Бразилию поставила на сцене его пьесу «Ласки: Десять сцен и эпилог». После Стриндберга и Чехова Жатахи хочет обратиться еще к одному классику. «Шекспир? — спрашиваю я. «Именно. “Макбет”».
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Эпатажная бразильская постановка «Трёх сестер»: они говорят на португальском и живут в квартире среднего класса в одном из бразильских городов. Это не препятствует тому, чтобы прозвучали страстные слова: «В Москву, в Москву!», выражающие извечное желание перемен. А режиссеру в своем прочтении удалось очень верно передать и сюжетную линию произведения, и его дух.
