Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Каждый день ребенок должен выходить в мир из родного дома и возвращаться туда же. У детей-инвалидов должна быть возможность свободно вливаться в разные социальные группы, ходить в школу, играть в парках и приезжать в гости к родным. Если бы больше семей обладали знаниями об особенностях детей-инвалидов и необходимой поддержкой, тогда существующая порочная система сиротских приютов ушла бы в прошлое, где ей и место.

Я сидела в кафе на Севере России и звонила в местные государственные сиротские приюты, когда кассир спросила меня, чем я занимаюсь. Я объяснила, что изучаю условия, в которых живут дети-инвалды в государственных учреждениях.

«Меня зовут Елена, — сказала женщина, — у моего трехлетнего племянника Кости — церебральный паралич. Он живет здесь». И она показала в направлении сиротского приюта, из которого я только что вышла.

Елена рассказала мне, что когда Костя родился, врачи установили ошибочный диагноз, сказали, что он никогда не сможет ходить, говорить, или узнавать своих родителей. Они вынудили Елену отдать Костю в сиротский приют, что женщина и сделала, веря, что поступает во благо своего ребенка. Правда она не осознавала, что это ее решение практически полностью оборвет связь Кости с семьей.

Автобусы к приюту ходили нерегулярно, а остановка и вовсе находилась в нескольких километрах. О такси речи из-за дороговизны не было. «И никогда нельзя знать наверняка, пустят и тебя внутрь, разрешат ли свидание», — добавила Елена.

Как функционируют сиротские приюты в России

После того, как я потратила два года на изучение условий, в которых живут дети-инвалиды в российских сиротских приютах, история Елены кажется мне до боли знакомой. Таких детей часто запирают в приюты, которые расположены в географической изоляции, отрезают от семей, а вместе с тем и от всего того уникального опыта, который ребенок может получить только в домашней среде. Иногда бывает так, что детям даже не разрешают играть друг с другом.

Помимо того, что детей держат в изоляции, в сиротских приютах часто прибегают к насилию. Как в наказании, так и для того, чтобы заставить ребенка подчиниться. В некоторых сиротских домах мне рассказывали о случаях физического и психологического насилия над детьми со стороны персонала. Сотрудник приюта вкалывает детям седативные препараты в качестве наказания за несоблюдение распорядка дня. И дети спят. Долго. Иногда по 24 часа подряд. Становятся вялыми и неспособными переживать какие-либо эмоции. Теряют аппетит.

Некоторые дети в приватной беседе рассказали мне о том, что работники приюта бьют их или поливают холодной водой в качестве наказания. Я видела детей, привязанных к мебели, чтобы они не могли выйти из комнаты или потому, что взрослые просто не могли придумать ничего лучше, чтобы успокоить их. Этот же метод использовали в случаях круомании т.е. биения головой о стены койки.

Некоторых детей со здоровой психикой отправляли в специализированные клиники за такой, к примеру, незначительный проступок, как слишком буйная игра с друзьями. Многие сотрудники приютов просто не знакомы с другими методами воспитания.

Согласно международной ассоциации по защите прав детей, более 350 тысяч детей в России воспитываются в системе государственных приютов. Почти половина из них — инвалиды: церебральный паралич, слепота, глухота, физическая неполноценность или синдром Дауна. Есть и дети, у которых сразу несколько недугов.

Детей-инвалидов обычно помещают в «специализированные»приюты, где им достается еще меньше заботы, медицинской помощи и образования, чем здоровым приютским детям.

Ненастоящие сироты

У подавляющего большинства детей из российских приютов различных типов есть хотя бы один родитель — у очень многих живы и отец, и мать. По сути таких детей нельзя назвать сиротами.

Дело в том, что российское правительство не предоставляет нужной поддержки родителям детей-инвалидов, такой, которой было бы достаточно для достойного ухода, обучения и воспитания. Вместо этого власти буквально вынуждает родителей отказываться от детей-инвалидов. А затем родителям не разрешают видеться с детьми и те, по сути, становятся сиротами.

Многие дети попадают в приюты новорожденными, потому что доктора утверждают: ребенок не будет нормально развиваться дома и не сможет получать необходимый уход. Отсутствие доступа к медицинской и правовой информации, равно как и недостаточная государственная поддержка, приводят к вопиющему нарушению прав детей, не говоря уже о разбитом сердце родителей.

Согласно международному праву, любая дискриминация на основе физических особенностей или проблем со здоровьем, запрещена и детям-инвалидам гарантировано право не разлучаться с родителями.

В еще одном российском городе я разговаривала с Кариной, сын которой, 19-летний Стас, признан инвалидом из-за порока развития. За кофе Карина рассказала, что она отдала Стаса в приют, когда ему было два года, после того, как врач-педиатр сказал женщине, что медикаменты, способные регулировать поведение ее сына, доступны только в государственном учреждении. Столкнувшись с такими сложностями, как то — отсутствие необходимой медицинской помощи и дошкольного образования — и, понимая, что она не может оставить работу ради ухода за сыном, потому что им не на что будет жить, у Карины не было другого выбора, как только последовать совету врача.

Аттестация

Когда Стасу исполнилось четыре года, ему пришлось пройти через процедуру, обычную для государственных приютов: он должен был аттестоваться у учителей, психологов и докторов, которые вынесли бы вердикт, следует ли ребенка перевести в приют для старших детей, вернуть в семью, или отдать на усыновление.

Экзамен проводили устно, а Стас не разговаривал. Комиссия быстро постановила «признать его негодным для жизни в семье»и рекомендовала перевести в другой приют.

Карина описывает учреждение, в которое перевели Стаса, как «самый лучший приют из возможных». С пристойным материальным обеспечением и отсутствием тех худших проявлений жестокого обращения с детьми, с которыми приходится сталкиваться в государственных институтах. И, тем не менее, предписание комиссии означало, что Стас оказался полностью изолирован от матери.

«Работники приюта не разрешают мне забирать его домой даже на короткое время. Считают, что это испортит моего ребенка, — Карина начинает плакать. — Я — никто для него. Теперь его родитель — сиротский приют. И в любой момент они могут придумать предлог, чтобы прекратить мои свидания с сыном».

Такое разделение матери и ребенка, как в случае Карины и Стаса, не единичный случай. «Я встречала детей, которые могли бы развиваться «нормально», если бы их оставили в семьях. Но сотрудники приютов запрещают родительские визиты и вероятность того, что дети когда-нибудь вернуться домой, уменьшается», — говорит Анна, активист по защите прав детей из Москвы, которая вот уже два года занимается делами детей-инвалидов из сиротских приютов.

Я побывала в приюте, в котором Стас провел свое детство, и трехчасовая поездка уже сама по себе доказывала, насколько изолированно от мира живут дети, отданные на попечение государства. Водитель автобуса никогда не слышал, что где-то здесь расположен сиротский приют, а ближайшая остановка находилась в 30 минутах ходьбы от ворот учреждения.

Комнаты для лежачих больных

Но изоляция в приюте может быть даже более суровой. В добавок к самоуправским запретам на свидания с семьей детей, которых сотрудники приюта считают слишком «больными», чтобы развиваться, или чье поведение им не нравится, отправляют в комнаты для лежачих, в карцеры или психиатрические клиники.

В длинном здании, где когда-то жил Стас, администратор показал мне классную комнату, в которой дети пели песни и читали вместе с учителями. А затем отвел меня в комнату для лежачих больных. Дети, которые не могли ни ходить, ни разговаривать, или те, которых сочли «абсолютно неспособными»к развитию через социальное общение, заперты в этих комнатах и приговорены к тому, чтобы проводить все свои дни в койке.

Им уделяют внимание только тогда, когда приходит время сменить подгузник или отрегулировать капельницу, через которую детей кормят. Почти все ребята, которых я увидела в «лежачих комнатах»были крайне истощены, недоразвиты, с ребрами, торчащими наружу, с дистрофично-тонкими руками и ногами.

Я показала фотографии этих детей педиатру, специализирующемуся по здоровому развитию детей-инвалидов. Он сделал вывод, что недоразвитость их тела — результат недостаточной физической нагрузки и неправильного питания, равно как и отсутствия заботы о здоровье. У большинства детей, которые растут и проводят все свое время в «лежачих комнатах»к обострению существующих болезней добавляет новые проблемы со здоровьем.

Ссылка детей с определенными отклонениями в развитии в комнаты для лежачих больных является дискриминацией и нарушением права человека на здоровье и развитие. Ни один ребенок не должен так жить.

Изоляторы — еще один способ изолировать неугодных детей. Они проводят там долгий срок, вплоть до месяца, после того, как их переводят из одного приюта в другой или после поездки домой к семье.

Благовидный предлог для заключения в изолятор — необходимость проследить, не подхватил ли ребенок дома инфекцию, или не привез ли заразу с собой из предыдущего приюта. Но в реальности все понимают, что необходимости в полной изоляции на такое долгое время нет. Просто нужно поддерживать иммунитет организма и реагировать на первые признаки простуды и гриппа, как и в случае с любым другим ребенком.

В одном из приютов я встретила 16-летнюю Свету. Она сидела, уставившись на стол, где разместила палитру, и отказывалась говорить.

«Света только что вернулась из изолятора, где провела несколько дней после поездки домой, — поясняет одна из сотрудниц приюта. — Дети иногда замыкаются в себе после времени в изоляторе». И добавляет: «Дети возвращаются из поездок домой настоящими дикарями, поэтому изолятор — хороший способ для них снова влиться в коллектив». Наконец работница приюта замечает противоречие в своих утверждениях и умолкает.

Им уделяют внимание только тогда, когда приходит время сменить подгузник или отрегулировать капельницу, через которую детей кормят. Почти все ребята, которых я увидела в «лежачих комнатах»были крайне истощены, недоразвиты, с ребрами, торчащими наружу, с дистрофично-тонкими руками и ногами.

Я показала фотографии этих детей педиатру, специализирующемуся по здоровому развитию детей-инвалидов. Он сделал вывод, что недоразвитость их тела — результат недостаточной физической нагрузки и неправильного питания, равно как и отсутствия заботы о здоровье. У большинства детей, которые растут и проводят все свое время в «лежачих комнатах»к обострению существующих болезней добавляет новые проблемы со здоровьем.

Ссылка детей с определенными отклонениями в развитии в комнаты для лежачих больных является дискриминацией и нарушением права человека на здоровье и развитие. Ни один ребенок не должен так жить.

Изоляторы — еще один способ изолировать неугодных детей. Они проводят там долгий срок, вплоть до месяца, после того, как их переводят из одного приюта в другой или после поездки домой к семье.

Благовидный предлог для заключения в изолятор — необходимость проследить, не подхватил ли ребенок дома инфекцию, или не привез ли заразу с собой из предыдущего приюта. Но в реальности все понимают, что необходимости в полной изоляции на такое долгое время нет. Просто нужно поддерживать иммунитет организма и реагировать на первые признаки простуды и гриппа, как и в случае с любым другим ребенком.

В одном из приютов я встретила 16-летнюю Свету. Она сидела, уставившись на стол, где разместила палитру, и отказывалась говорить.

«Света только что вернулась из изолятора, где провела несколько дней после поездки домой, — поясняет одна из сотрудниц приюта. — Дети иногда замыкаются в себе после времени в изоляторе». И добавляет: «Дети возвращаются из поездок домой настоящими дикарями, поэтому изолятор — хороший способ для них снова влиться в коллектив». Наконец работница приюта замечает противоречие в своих утверждениях и умолкает.

Если подростки отказываются от этого, то им приходится заплатить высокую цену. 19-тилетняя Настя, у которой инвалидность из-за порока развития, рассказала мне, что после ее 17-го дня рождения администратор приюта приказал ей подписать документ о согласии на перевод в приют для взрослых. А когда Настя стала настаивать на том, что хочет жить в полагающейся ей квартире в городе, администратор ударил ее. Настя была одной из немногих молодых людей, встреченных мною, которым местная правозащитная организация помогла переехать в оборудованное общежитие неподалеку.

В случае со Стасом, администрация приюта просто сообщила ему и Карине, что его необходимо перевести в заведение для взрослых. Поскольку Карине, в отличие от Насти, не от кого было ждать поддержки, она не могла протестовать.

Возвращая детей

В череде всех этих сложностей я увидела небольшие изменения к лучшему. В некоторых российских городах местные неправительственные организации, иногда с государственной поддержкой, рассказывают родителям, у которых родились дети-инвалиды, о тех вариантах поддержки, которые для них доступны, чтобы родители смогли противостоять настоятельной рекомендации отправить своих детей в приют.

Я также встретила родителей, которым удалось растить детей-инвалидов в своем небольшом сообществе. В Москве Анастасия, мама 14-тилетней Даши, у которой — синдром Дауна, забрала дочь из приюта после Дашиного первого дня рождения. Сегодня девочка ходит в обычную школу и помогает своей семье заботиться о бабушке.

Делать можно много. В России могли бы разрешить детям — инвалидам остаться с семьей и частично этому могла бы посодействовать доступность информации о разных видах инвалидности и правах ребенка. Государство могло бы предоставить необходимый уход за здоровьем, обеспечить транспорт, образование, чтобы дать детям возможность полноценно жить дома.

Власти должны обеспечить и возможность родственникам и другим лицам, вовлеченным в заботу о детях в государственных учерждениях свободно посещать их. Нужно сделать так, чтобы эти визиты не вызывали последующего наказания. Это необходимо для того, чтобы покончить с высокой степенью привыкания к жизни в учреждении.

В свою очередь российские международные и локальные фонды поддержки сирот должны взаимодействовать с организациями, чья цель — помочь детям покинуть приюты и жить со своими родными или в приемных семьях.

Каждый день ребенок должен выходить в мир из родного дома и возвращаться туда же. У детей-инвалидов должна быть возможность свободно вливаться в разные социальные группы, ходить в школу, играть в парках и приезжать в гости к родным, так же, как и у всех других детей. Если бы больше семей, как Дашина, обладали знаниями об особенностях детей-инвалидов и необходимой поддержкой для должного их воспитания и развития, тогда существующая порочная система сиротских приютов ушла бы в прошлое, где ей и место.