Он сплевывает и говорит: «Последнего и собаки рвут. А нас эти европейские собаки кусают с особенным удовольствием». Мужчина с редкими волосами на голове делает пренебрежительный жест в направлении автомобильной пробки в сторону государственной границы, садится рядом со своим грузовиком и достает бутерброды. Это будет долгий день на территории бывшей Югославии, где-то между Черногорией и Сербией. С момента отделения Черногории от Югославии осталась одна лишь Сербия. Конечно, есть еще Косово, но это совсем другая история, настолько же сложная, насколько часто упоминаемая.
Солдаты на черногорской стороне границы размещаются в кондиционированных казармах с волнообразной крышей.
«Установлено за счет Европейского Союза», написано на табличке. На сербской стороне — по крайней мере, в этом месте — солдаты сидят в металлических контейнерах. Сербский дальнобойщик, вынужденный остановиться и долго ждать по пути из Подгорицы — бывшего Титограда — в Белград, считает все происходящее заговором Европы против его страны; у нее больше нет собственного выхода к морю, но зато есть множество границ, которые ей были совершенно не нужны, и которые она теперь вынуждена охранять.
С Россией у Сербии нет общей границы, но зато есть множество общих страниц истории, общая православная вера, но, в первую очередь, общее ощущение, что ее — оставшуюся в одиночестве часть когда-то сильного многонационального государства — унижает Запад, отказываясь признавать ее значимость. Критики сходятся во мнении, что обе страны имеют склонность к национал-шовинизму.
В угоду Путину изменяют даже исторические даты
Владимир Путин в ходе своего недавнего визита в Сербию назвал эту страну «союзником и другом». Его визит был посвящен 70-летнему юбилею освобождения Белграда от немецкой оккупации. Впрочем, если быть совсем точным, город был освобожден почти 70 лет назад, потому что из-за плотного графика мероприятий российского президента первый за 29 лет крупный военный парад в Сербии был перенесен на 4 дня вперед. Апогеем торжественного приема Путина стало вручение ему сербской главной государственной награды — Ордена Республики первой степени. При этом Путин стал вообще первым человеком, получившим эту награду, учрежденную в 2009 году. Кроме того, в небе над Белградом пролетели боевые самолеты, в том числе истребители МиГ-29, для которых Россия ранее пожертвовала новые аккумуляторы, чтобы они вообще смогли взлететь. Внизу, в центре Белграда, в это время уличные торговцы продавали футболки с изображениями Путина, которые, по утверждениям сербских газет, пользовались большим спросом.
Украинский кризис, в результате которого Россия и Запад оказались на пороге новой холодной войны, а политические реалии в Европе серьезно изменились, стал настоящей проверкой на прочность для сербской политики маневрирования между Брюсселем и Москвой. «Сербия идет в ЕС своим путем. Но она никогда не присоединится к антироссийским санкциям», — повторяет, как мантру, при каждом удобном случае сербский премьер Александар Вучич (Aleksandar Vucic). Однако то, что ЕС будет еще долго взирать на это безучастно, вызывает больше сомнений, чем когда-либо.
Блокада Белграда, резня в Сребренице и конфликт в Косово - эти события составляют последние главы сербской истории и являются причинами плохого имиджа этой страны. Какой же может стать история — история отношений между Европой и Сербией?
Брюссель заставляет Сербию искать общее прошлое
Возможно, именно для того, чтобы выяснить это, ЕС и организовал неподалеку от треугольника, где соединяются границы Сербии, Румынии и Болгарии, раскопки общего прошлого. Местечко Феликс-Ромулиана входит в список мирового культурного наследия ЮНЕСКО и является главным доказательством того, насколько тесно переплетается история Сербии и Западной Европы. Римский император Галерий около 300 года нашей эры велел построить в этих местах дворец. Мощные оборонительные башни до сих пор видны из-за холмов расположенного неподалеку городка Гамзиград. С помощью Европейского агентства по реконструкции их удастся сохранить, «если деньги достигнут адресата». Но именно в этом сомневается Милош Яковлевич, молодой человек в спортивном костюме, в этот солнечный осенний день показывающий дворец немногочисленным туристам. Яковлевич резво скачет по тысячелетним камням и, похоже, не особенно бережет их. В конце концов, часть из них все равно придется засыпать, потому что сохранение раскопанного прошлого все равно будет стоить больше денег, чем предоставит Европа. Яковлевич встает на лестницу, заглядывает за близлежащий холм и говорит: «У меня два университетских образования, я владею иностранным языком и к тому же являюсь профессиональным музыкантом. Но денег я не получаю. Вы же видите, какая здесь ситуация».
Яковлевич указывает на восточные ворота бывшего дворца и объясняет, что их реставрируют на деньги Германии. Так же, как и южную часть Собора Святого Саввы в Белграде — главного православного собора в Сербии. По этой причине эти ворота называют также Франкфуртскими. Можно ли считать, что через них можно попасть в Европу? «У нас есть поговорка», — говорит Яковлевич. — Осел на свадьбе не танцует, а работает». Он считает, что его страна стоит перед выбором между двумя плохими альтернативами: остаться одиноким островом в окружении ЕС или вступить в клуб, правила поведения в котором определяют другие. «Югославия была искусственным государственным образованием. Людей заставляли быть вместе», — объясняет Яковлевич и улыбается. Однако сегодняшняя Европа, по его словам, существует точно так же. «А после распада Югославии настали 1990-е годы, и начались все эти войны. В это время у всех нас проявились худшие черты».
В провинции даже трава кажется ржавой
Поездку по сербской провинции можно назвать тихим, зачастую приятным, но иногда удручающим опытом. Заброшенные фабрики, которые никто и никогда не переоборудует в галереи или промышленные музеи, чередуются с маленькими домиками, которые как будто противятся тому, чтобы их отреставрировали. Даже трава кажется здесь ржавой, когда ты проезжаешь мимо неубранных полей, расположенных между разрушенными памятниками партизанам и «загибающимися» деревнями. Сербская традиция наклеивать окаймленные черным объявления о чьей-то смерти на уличные фонари и автобусные остановки также не способствует хорошему настроению.
Совсем иной пейзаж предстает моему взору на Дунае — на Железных воротах. Здесь, пожалуй, самая красивая природа во всей стране. Такой Сербию знают немцы — по крайней мере, те из них, кто путешествовал по Дунаю из Австрии через Балканы к Черному морю. Здесь на обоих берегах почти вертикально возвышаются над рекой огромные скалы, покрытые дикой растительностью. Когда-то в этом месте через Дунай стоял самый длинный мост античных времен, построенный по распоряжению императора Траяна. От него остался один настил, заметный лишь с самой поверхности воды. Теперь между Сербией и Румынией есть только два моста через Дунай — рядом с двумя гидроэлектростанциями, построенными еще во времена «железного занавеса». Сегодня могучий Дунай представляется своеобразным «плавучим занавесом» между Румынией и Сербией, между ЕС и не-ЕС.
Драган Бузганович аккуратно работает штурвалом своего суденышка с немногочисленными туристами на борту. Седовласому капитану не приходится делать много движений — за несколько часов нам не попалось ни одного встречного корабля. «Раньше здесь было очень оживленно», — говорит Бузганович, который практически всю свою жизнь водит суда по Дунаю. «Мне кто-то однажды сказал: Юрий Гагарин первым полетел в космос. Но ты, Драган, трижды обогнул земной шар».
Очень давно, до 1990 года, грузовые перевозки играли важную роль, а в этих местах еще были крупные промышленные предприятия. В 1990-х годах Дунай вновь стал важной транспортной артерией — тогда многие промышляли контрабандой бензина из Румынии, чтобы обойти санкции Запада против авторитарного режима Слободана Милошевича. «Восточники держатся вместе, — говорит Бузганович. - Особенно когда речь заходит о деньгах». Нет, он не считает спокойствие, царящее нынче на Дунае, плохим — просто несколько непривычным.
Белград: «Город грехов» с дурной славой
Однако это спокойствие постепенно исчезает по мере приближения к Белграду — большому и злому городу с дурной славой. Кое-кто называет его Sin City — «Городом грехов» — по названию известного кинофильма.
На улицах, ведущих в центр города, висят огромные плакаты с изображением двух переплетающихся флагов — российского и сербского. «Газпром», крупнейший газовый концерн мира, не так давно поглотил местную нефтяную компанию NIS и построил свою рекламную кампанию не на качестве своей продукции, а на российско-сербской дружбе. На других рекламных плакатах изображены автомобили, часы и фотографии Ближнего Востока, куда туристические компании предлагают жителям отправиться в отпуск. Эти плакаты зачастую висят на фасадах неотреставрированных зданий послевоенной постройки из серого бетона. Но кто может позволить себе все эти продукты сегмента luxury? Вот вопрос, на который нет ответа в этом сербском «фасадном капитализме».
Некоторые рекламные плакаты обещают «Город на воде» (City on Water) — это гигантский инфраструктурный проект, предполагающий строительство в Белграде районов, напоминающих Дубай. Средства в этот проект должны вложить Дубай и другие ближневосточные эмираты. С этой целью придется перенести центральный вокзал, а город сначала поделить на части, а потом воссоединить в новое, модернизированное целое. Таков, по крайней мере, план, объявленный правительством.
«Перельем пушки в парковые скамейки» — «Перекуем мечи на орала» на сербский лад
Впрочем, воды в Белграде действительно хватает — здесь река Сава впадает в Дунай. На холме. над местом их слияния стоит крепость Калемегдан. Сегодня в ней расположен музей с парковыми скамейками, отлитыми из пушек. Это можно назвать сербской трактовкой поговорки «перекуем мечи на орала». В кафе у подножия холма Калемегдан сидит Марко Беркес. На носу у него крупные солнцезащитные очки — уходящий день вновь выдался долгим. «“Город на воде” — это не проект. Это химера, отвратительная 3D-модель. Он нелогичен и никогда не будет рентабельным. Он разрушит весь наш город», — говорит 27-летний архитектор Марко. Многие из его товарищей по университету уехали из Сербии, большинствО - в Германию. Беркес остался один и открыл джаз-клуб, игравший важную роль в культурной жизни города. Однако в мае 2014 года клуб пришлось закрыть. Аргумент властей, настоявших на этом, был крайне неубедительным. «Получилось, что мы почему-то не соответствовали требованиям ни старых, ни новых правил противопожарной безопасности», — говорит Беркес. Он закуривает сигарету-самокрутку и откидывается на спинку стула. Но, несмотря ни на что, он, по его словам, не хочет никуда уезжать.
«Идет борьба между деньгами и культурой»
«В Сербии идет борьба между деньгами и культурой, — говорит Беркес. - Нам говорили, что проблемы сможет решить ЕС, но я об этом даже не думаю. Время распродажи уже закончилось». По его словам, многие живут старой югославской мечтой о неучастии во всевозможных блоках, о некоем «собственном пути». Но на практике все выходит по-другому: стране придется либо вступить в ЕС и попасть под «каток» глобализации, либо окончательно обнищать. «Югославия, собственно, была неким аналогом ЕС, — говорит Беркес. - Но в 90-х годах вся Европа объединялась и извлекала из этого пользу, а мы в это время воевали и потратили на это слишком много энергии». Странное чувство выбора между поглощениЕМ враждебным Западом и дальнейшим пребыванием в постюгославском шоке терзает многих молодых сербов, говорит Беркес.
Этот вечер, который Беркес проводит, сидя в кафе, не совсем обычен для Белграда. Скоро начнется гей-парад. Он будет первым с 2010 года, когда толпы национал-молодчиков разоряли город с целью помешать его проведению. Официально его отменяли «из соображений безопасности». Но 28 сентября 2014 года гей-парад действительно состоится — и атмосфера в огороженном центре города - напряженная. По данным властей, на подходе к центру выставлено пять кордонов безопасности, в которых задействованы около 8 тысяч полицейских. Но ощущение такое, что их, по крайней мере, вдвое больше. «Это не парад, а какая-то выставка оружия, организованная властями», — говорит какой-то человек, который из-за парада не может попасть домой. «Я что, похож на п***са?!», — спрашивает другой прохожий полицейского.
«Мы ничего не имеем против “голубых”. Мы хотим быть нормальными»
Сам парад, в котором приняли участие около 500 гомосексуалистов и лесбиянок, а также множество журналистов, прошел, скрытый от глаз широкой публики, в историческом центре города. Прошел он вполне мирно, но создалось впечатление, что власти, давая согласие на его проведение, всего лишь хотели угодить Брюсселю и показать ему свою либеральность, пусть даже участников парада пришлось защищать вооруженным солдатам, вертолетчикам и даже танкистам.
«Мы ничего не имеем против “голубых”. Мы хотим быть нормальными», — сказала студентка Света, которая живет в центре города и не может попасть домой, пока продолжается парад. Понимая забавную двусмысленность собственных слов, она рассмеялась. Рядом стояли скучавшие полицейские. Они несколько оживились, увидев пару молодоженов — традиционную пару: гордого жениха и сияюшую невесту — и попозировали с ними перед фотографом. После этого они расступились и пропустили молодых, стуча дубинками по своим щитам. Нет правил без исключений, эта пара вне подозрений: было очевидно, что молодожены не собираются бить участников гей-парада.
