Хотя Россия и Украина заключили временное соглашение по газу в рамках саммита АСЕМ, уверенности насчет будущего все еще нет

Atlantico: Хотя Россия и Украина заключили временное соглашение по газу в рамках Форума «Азия-Европа» (АСЕМ), пока еще сложно судить о его перспективах в условиях продолжающихся столкновений пророссийских и прозападных сил. Какая роль отводится энергоносителям в политических переговорах?

Жан-Сильвестр Монгренье: Необходимо точно определиться с условиями и не проводить неверных параллелей. На Украине идет не гражданская война между «пророссийскими» и «прозападными» силами, а «скрытая война», которую Кремль ведет чужими руками. Так называемые «пророссийские» военизированные отряды получили из Москвы поддержку и оружие, но так и не смогли поднять восток Украины. В июне и июле они неизменно сдавали позиции под напором украинской армии. Тогда Москва пошла в августе на прямое военное вмешательство, чтобы сохранить изначально захваченные этими группами позиции.

В отношениях с Украиной и Европейским Союзом Москва придерживается широкой стратегии, которая объединяет в себе дипломатическое давление, пропаганду, вооруженную силу и энергетический шантаж. На самом деле энергетический экспорт России является не просто бизнесом, а одним из инструментов влияния, которые используются для достижения поставленных Кремлем политических целей: создать препятствия для геополитического разворота Украины в сторону ЕС и в долгосрочной перспективе вернуть контроль над украинским политическим процессом.

Таким образом, энергетические переговоры между Москвой и Киевом — это не просто экономический подход и торг для максимизации торговых интересов. Разговоры об объемах импортированного Киевом газа, цена за кубометр, оценка украинской задолженности перед Газпромом и ее погашение — все это часть более широкого геополитического конфликта, который нужно анализировать, исходя из разных категорий величины. Москва стремится утвердить на практике свое понимание концепции «ближнего зарубежья», закрепить захваченное на украинской территории (силовое присоединение Крыма и вторжение на часть территории Донбасса) и так или иначе вернуть под контроль Украину, тогда как Киев сражается за свой суверенитет и территориальную целостность. Величина стоящих в игре ставок позволяет лучше понять трудности российско-украинских переговоров по энергетике: потенциальный договор будет лишь частичным, временным и неустойчивым.

— В 2009 году Владимир Путин превратил газ в оружие на переговорах, на две недели прекратив шедшие через территорию Украины поставки газа в Европейский Союз. В Словакии было введено чрезвычайное положение, а Болгарии и Германии пришлось остановить немало заводов из-за нехватки топлива. У этих стран до сих пор сохранилась такая же сильная зависимость от российского газа?

— В целом страны Центральной и Восточной Европы испытывают большую зависимость от экспорта энергоносителей из России. Это напрямую связано с существовавшим еще 25 лет тому назад раскладом на континенте: они были сателлитами СССР и принадлежали к советскому блоку (Организация Варшавского договора и Совет экономической взаимопомощи). Энергетическая инфраструктура (нефте- и газопроводы) создавалась именно в этом геополитическом контексте. В том, что касается ФРГ, импорт газа был составляющей «Восточной политики», которая была направлена на расширение разрядки между Востоком и Западом и создание предварительных условий для объединения страны (договор «газ в обмен на трубы» 1970-х годов и строительство газопровода из Сибири с использованием немецких технологий в 1980-х годах). Здесь нужно сразу отметить, что залогом объединения Германии стали не разрядка и сближение систем, а длительная стратегия сдерживания СССР (она была значительно усилена и расширена при Рейгане) и последствия внутренних противоречий коммунизма.

В конце холодной войны в ЕС активно продвигалась идея о развитии масштабного энергетического партнерства с постсоветской Россией для уменьшения зависимости Европы от экспорта нефти из Персидского залива. Напомним, что вторжение Саддама Хусейна в Кувейт и война в Персидском заливе (1990-1991) породили третий нефтяной кризис и экономический спад. Россия воспринималась как страна, которая идет по пути к рыночной экономике и либеральной демократии и должна стать частью западной системы. После вывода российских войск из Германии и Центральной и Восточной Европы всем хотелось верить, что угрозы для безопасности с востока больше не будет, и что экономические интересы должны выйти на первый план.

Именно такое восприятие превалировало в Брюсселе, Берлине и других западно-европейских столицах, особенно после вхождения некоторых государств бывшего советского блока в ЕС и НАТО.

Тем не менее, в Восточной Европе ситуацию воспринимали совершенно иначе. Прибалты и поляки гораздо лучше предвидели нынешнюю ситуацию: логика силы является основой российской политики, а энергетика представляет собой важнейшую составляющую реализуемой Кремлем масштабной стратегии. Как бы то ни было, указанные страны все еще испытывают серьезную зависимость от России. Это в немалой степени относится и к Германии, однако та пытается диверсифицировать поставки с помощью идущего из США дешевого угля, где растущая доля нетрадиционных источников углеводородов (сланцевой нефти и газа) в энергетическом коктейле высвобождает уголь для экспорта. Если двигаться дальше на запад, там первое место занимает газ из Норвегии, Северного моря и Алжира, хотя российским поставкам тоже отводится заметная роль, в том числе и во Франции. В целом, избыточный вес российского газа на континенте касается не только центрально- и восточноевропейских государств. Таким образом, потенциальный энергетический конфликт может ударить по всей Европе, тем более что силовое изменение границ ставит под вопрос юридические и нравственные основы «свободной и единой Европы». Стратегия «каждый сам за себя» не может быть адекватным ответом на нынешнюю ситуацию в геополитике.

— Какие меры принял Европейский Союз, чтобы подготовиться к новому энергетическому шантажу?

— «Северный поток» доставляет российский газ в Германию и оттуда в Западную Европу с возможными ответвлениями в центральные и восточные страны. Поэтому его нельзя рассматривать как составляющую стратегии диверсификации европейского снабжения. Строительство «Южного потока» может лишь усилить эту логику зависимости от России. Москва рассматривала эти проекты и достижения именно в таком ключе: речь идет об укреплении доминирующего положения России на европейском рынке для получения политического влияния и формирования каналов поставок в обход Украины для ее политической изоляции и дальнейшего контроля над этим суверенным государством, которое российское руководство отказывается признавать таковым. Северный поток используется лишь наполовину мощности, и призван решать в большей степени не экономические, а геополитические задачи: Россия хочет стать энергетической хозяйкой Европы.

Адекватный ответ заключается в диверсификации источников снабжения. Открытие и усиление «южного коридора» к Каспийскому морю через Турцию может быть частью решения. Намеченное на 2018 год открытие Трансанатолийского газопровода и расширение объемов импорта с Каспия тоже станут шагами в этом направлении. Что касается трансатлантической оси, текущая трансформация США в крупного экспортера сжиженного природного газа и строительство необходимой инфраструктуры (заводы по сжижению газа перед отправкой и обратного процесса при получении) тоже являются инструментами диверсификации. 28 октября Литва открыла газовый терминал в Клайпеде, и Польша тоже создает инфраструктуру подобного типа.

Когда хорватский терминал Krk будет, наконец, построен, Центральная и Восточная Европа получат «коридор север-юг», Балтика-Адриатика, который позволит диверсифицировать снабжение этих государств. В восточном Средиземноморье новым элементом в энергетической картине станут газовые ресурсы Кипра, Ливана и Израиля. В целом, формирование мирового рынка газа уменьшит влияние России в Европе.

Это не просто какие-то туманные прогнозы на будущее: все эти силы уже сейчас за работой, а текущие изменения сыграют на руку Европе, которая сможет диверсифицировать каналы снабжения и тем самым повысить свою энергетическую безопасность. Наконец, объединение европейского энергетического рынка, связи газотранспортных сетей (вплоть до создания системы «обратных потоков» и реэкспорта газа в направлении запад-восток) и «переходный процесс» в энергетике тоже несут с собой серьезные перемены. В общем и целом ЕС сейчас лучше подготовлен к потенциальной «газовой войне» на континенте. Российские эмбарго 2006 и 2009 годов привели к осознанию опасности и чрезмерной зависимости от России. Кроме того, Европейская комиссия начала следствие по поводу нарушения Газпромом законов о свободе конкуренции.

— На европейские продажи Газпрома приходится почти 40% оборота компании... Как велико поле для маневра Путина при 8% инфляции в России?

— На самом деле Россия сама очень сильно зависит от европейского рынка: туда идет 60% российского экспорта нефти и 85% экспорта газа, что составляет примерно 15% ВВП страны. На подписанный в мае Москвой и Пекином газовый контракт и переориентацию части российского экспорта в Китай приходится примерно 20% от идущих в Европу объемов. Таким образом, хотя это соглашение и обладает большим стратегическим и политическим значением (Россия пытается нащупать поддержку в Азии, чтобы усилить влияние в Европе), о существенных переменах в общем энергетическом раскладе говорить не приходится.

Получается, что российская модель влияния с опорой на сырьевой экспорт сталкивается с характерными для нее ограничениями, а описанные выше тенденции никак не играют на руку Москве. Западные санкции очень существенно отражаются на экономике страны: до рецессии уже рукой подать, отток капиталов набирает обороты, рубль падает, а инфляция ускоряется. Конфликт между Россией и Западом идет в том числе и на геоэкономическом уровне, а сложившаяся обстановка ограничивает поле для маневра Москвы.

Как бы то ни было, это не означает возвращения к прежнему статус-кво. В настоящий момент Владимир Путины пытается закрепить приобретения в Крыму и перешедшей под российский контроль части Донбасса. Он не собирается отказываться от территориальных захватов, потому что они становятся геополитическими «активами», которые он сможет довольно долго использовать в зависимости от обстоятельств и возможностей. Украина — это краеугольный камень российского геополитического мировоззрения, и Путин стремится получить средства воздействия на будущее с помощью постановки помех. Этот геополитический конфликт будет идти еще долго, в разных масштабах и на разных полях: энергетика — лишь часть целого.

Жан-Сильвестр Монгренье, доктор геополитики, преподаватель истории и географии, научный сотрудник Французского института геополитики.