Сеул — В форуме Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) участвует 21 страна, на долю которых приходится 54% мирового ВВП и 44% глобальной торговли. Этого достаточно, чтобы приковать мировое внимание к повестке дня предстоящего саммита АТЭС в Пекине. Однако, похоже, единственный вопрос, который всем интересен — состоится ли встреча председателя КНР Си Цзиньпина и премьер-министра Японии Синдзо Абэ в кулуарах, и, если да, то насколько содержательной будет их дискуссия по поводу смягчения двусторонней напряженности.
Конечно, такое отношение к саммиту не лишено смысла, учитывая значение двух стран в формировании будущего Восточной Азии. Сомнения в том, что два ключевых лидера АТЭС будут вообще разговаривать между собой, демонстрируют мрачную реальность современных международных отношений в Азии. Наступлению прогнозируемого «столетия Азии» мешает парадокс: углубление экономических взаимосвязей не помогло устранить стратегическое недоверие между странами.
На фоне недавнего ухудшения китайско-японских отношений (оно ускорилось в 2012 году, когда Япония купила спорные острова Сенкаку — в Китае их называют Дяоюйдао — у частных владельцев, чтобы не допустить захвата островов японскими националистами) сам простой факт того, что Абэ посетит саммит, является большим прогрессом. Встреча Абэ и Си — их первая встреча с тех пор, как оба пришли к власти — может дать серьезный повод для надежды.
Японское правительство предприняло значительные дипломатические усилия для того, чтобы встреча состоялась. Например, бывший премьер-министр Ясуо Фукуда в июле посетил Пекин, чтобы попытаться снизить напряженность. В прессе утверждалось, что ради согласия Китая на встречу во время саммита АТЭС, Абэ даже согласился признать, что японские права на острова Сенкаку могут быть оспорены.
Подобный шаг означает частичное признание обоснованности претензий Китая на острова, поэтому вероятные уступки Абэ в этом вопросе весьма не тривиальны; это может даже означать, что он договорится с Китаем о восстановлении первоначального статус-кво. Если это так, то можно надеяться, что Си последует совету Дэн Сяопина и позволит «заморозить проблему на определенное время», чтобы более «умное», следующее поколение «нашло решение, приемлемое для всех».
Сейчас такая возможность представляется вполне реалистичной. И в самом деле, недавно Си, похоже, смягчил свой тон, пусть и сохранив неизменной официальную дипломатическую позицию. Например, он позволил Ли Сяолинь, дочке бывшего председателя Китая Ли Сяньняня, встретиться с Абэ — вместе они посмотрели выступление китайской танцевальной труппы, гастролировавшей в Токио. Премьер-министр Китая Ли Кэцян пожал руку Абэ на недавнем саммите «Азия-Европа» в Милане.
Одна из причин этой новой гибкости Абэ и Си кроется, вероятно, во внутриполитических сдвигах в обеих странах, благодаря которым выровнялся баланс между консервативными, националистически настроенными группами и ориентированными на международную кооперацию деловыми кругами. Оба лидера потратили последние два года на борьбу с внутренними оппонентами и консолидацию власти, поэтому теперь они, видимо, почувствовали уверенность в своих силах и способностях к компромиссу.
В Японии Абэ удовлетворил консервативных сторонников решением правительства расширить концепцию военной самообороны. Несмотря на внутреннюю оппозицию новой доктрине безопасности Японии, ни одна политически влиятельная группа не смогла организовать эффективное противодействие этому решению Абэ.
На фоне приостановки послекризисного восстановления экономики Японии, деловой сектор страны стал оказывать давление на правительство Абэ с целью заставить его активней бороться с негативным эффектом от ухудшения отношений с Китаем. По официальным китайским данным, в первой половине 2014 года прямые инвестиции Японии в Китай снизились почти на 50% по сравнению с тем же периодом прошлого года — очевидный признак того, что японские бизнес-лидеры опасаются за свое будущее на втором по объемам иностранном рынке японских товаров.
Тем временем, в Китае Си получил значительную поддержку, организовав масштабную антикоррупционную кампанию. Ее частью стало наказание высших офицеров, что намекает на укрепление им контроля над Народно-освободительной армией Китая (НОАК). Теперь Си может быть уверен в том, что у него появилось больше пространства для борьбы с замедлением роста экономики страны. Например, путем смягчения ущерба, нанесенного ослаблением связей с Японией.
Если подобная оценка верна, тогда очевидным будет следующий вопрос — насколько далеко Абэ и Си способны продвинуться на пути к разрядке напряженности, помогая, тем самым, деловому сектору, но не теряя при этом поддержки националистов, склонных рассматривать двусторонние отношения как игру с нулевой суммой.
Сможет ли Абэ приглушить свою националистическую риторику и смягчить позицию по спорным историческим проблемам? Например, прекратить визиты в святилище Ясукуни, где отдаются почести, среди прочих, 14 военным преступникам класса «А», казненным после Второй мировой войны, а также оставить попытки ревизионизма в отношении корейских женщин со «станций утешения», которых заставляли оказывать сексуальные услуги Императорской армии Японии. Решение Абэ будет, скорее всего, зависеть от его уверенности в собственных политических позициях.
В свою очередь, если Си сохранит достаточную уверенность в контроле над НОАК и будет на самом деле придерживаться официальной политики «мирного развития» Китая, он сможет действовать благоразумно, так, как советовал Дэн Сяопин. Это означает признать и попытаться успокоить те страхи, которые вызывает подъем Китая у его соседей. Точно так же поступил Отто фон Бисмарк после объединения Германии в 1871 году. В этом смысле наблюдатели могут расценить его последние усилия по улучшению отношений с Японией, не говоря уже о Вьетнаме, как настоящий стратегический сдвиг, а не как временный тактический маневр.
В сложившейся туманной обстановке саммит АТЭС может пролить столь необходимый свет на намерения Абэ и Си, и, тем самым, дать ясное понимание дальнейшей траектории развития китайско-японских отношений — а значит, и будущего Восточной Азии.