Даже когда кажется, что ничего измениться не может, всегда остается надежда

Президентство Барака Обамы оказалось похороненным под результатами промежуточных выборов в США, в ходе которых республиканцы вернули себе господствующие позиции в Конгрессе. Даже самые верные сторонники президента, сохранявшие преданность Белому дому во время предвыборной кампании, теперь жалуются на то, что президент «Да, мы можем» (Yes we can!) так и не выполнил свои обещания. Мы вернулись к прежней политике, поэтому временами кажется, что реальность сводится к гораздо более мрачному заявлению: «Нет, мы не можем».

Однако эти выходные должны запомниться нам не только преждевременным поминальным обрядом по годам президентства Обамы. В воскресенье мы будем отмечать 25-летнюю годовщину падения Берлинской стены — момента, который изменил весь мир, от Сибири до Сан-Франциско.

Все, кому сейчас за 35, почти наверняка помнят тот день, когда рухнула Берлинская стена. Или точнее те несколько дней, потому что 9 ноября стало кульминацией революции, которая начиналась с августовского «пикника дружбы», когда Венгрия открыла свою границу с Австрией и дала старт празднованиям, которые продлились вплоть до нового года. По крайней мере, все это переросло в празднования. Однако в то время, исход этих событий был совершенно непредсказуемым. Каждый день осени начинался со страха: люди боялись, что репрессивные силы вернутся и расстреляют вдохновленных мечтой демонстрантов. И каждый вечер заканчивался надеждой. Скромный Trabant стал символом мужества. Граница с Западом превратилась в место проведения карнавала народовластия. Это было своеобразной версией Вудстока.

Пожалуй, самой примечательной особенностью тех событий стало то, что они вообще произошли. Когда в 1987 году Рональд Рейган встал напротив Бранденбургских ворот и бросил вызов советскому лидеру — «Г-н Горбачев, снесите эту стену!», многие восприняли это как типичную гиперболу республиканцев, насмехающихся над Москвой. В январе 1989 года, когда Эрих Хонеккер (Erich Honecker) заявил, что стена простоит «еще 50, а, может быть, и 100 лет», его слова не казались пустым бахвальством, не имеющим отношения к реальности. Его граждане продолжали предпринимать попытки бежать в Западный Берлин, а его пограничники продолжали в них стрелять. К марту 1989 года число убитых на границе достигло уже 136 человек. Разделение Европы, символом которого стал физический раздел старинной столицы Германии, казалось неотъемлемой частью географии этого континента. Кроме того, люди зачастую не видели в этом ничего дурного. Многим представителям старшего поколения, чьи жизни были омрачены двумя мировыми войнами, разделенная Германия казалась лучшим способом сохранить мир в Европе.

Этот биполярный мир безжалостно разделил членов миллионов семей. Последствия этого раздела прокатились рябью по всему континенту. Он раздробил на части общее культурное наследие, которое восходит к эпохе Римской империи. В течение сотен лет приток выходцев из Центральной и Восточной Европы в британские города обогащал все аспекты их жизни, их музыку и искусство, пищу и вино. После 1945 года этот поток иссяк. Число граждан Польши или Венгрии, приезжающих в Западную Европу, резко сократилось, кроме того стало нелегко посещать такие великие города, как Прага и Краков, а также жемчужины Восточной Германии — Дрезден, Магдебург и Лейпциг. Но этому неестественному разделению пришел конец. Стена рухнула. И когда это произошло, освободилась не только Европа, но и человеческое воображение. Потому что ее падение доказало: все творения человека могут рано или поздно кануть в Лету и, даже если все знаки указывают в обратном направлении, перемены всегда возможны.