Россия и Китай: Фильмы

Нью-Йорк — Наши времена наиболее четко отражаются в зеркале искусства. Тема пост-коммунизма в России и в Китае очень часто анализировалась в различных жанрах. Но все-таки два недавних фильма, а именно «Прикосновение Греха» Цзя Чжанкэ (Jia Zhangke, Китай, 2013) и «Левиафан» Андрея Звягинцева (Россия, 2014), изображают социальные и политические ландшафты этих стран более четко, чем все, что я до сих пор видел.

Фильм Цзя эпизодичен: четыре свободно связанных рассказов об одиночных актах крайнего насилия, в основном взятые из современных газет. «Левиафан» — это история достойного человека, чья жизнь разрушена мэром города в сговоре с Русской Православной Церковью и коррумпированной судебной системой.

Оба фильма визуально ошеломляющие, несмотря на мрачность их историй. На темное небо над северным российским побережьем в «Левиафана» смотреть просто восхитительно, а Цзя даже удается превратить бетонные джунгли Шэньчжэня, монстр-города между Гуанчжоу и Гонконгом, в великолепное зрелище. Еще одно сходство между этими фильмами — увлечение мифическим: Книгой Иова в «Левиафане», и фантастикой боевых искусств в «Прикосновении Греха».

Недвижимость играет важную роль в обоих фильмах. В «Прикосновении Греха», первый эпизод повествует историю местного начальника, который становится миллиардером с частным самолетом через продажу общественного имущества в своем регионе. Все в этом новом Китае — где коммунистическая партия Китая (КПК) все еще правит, но идеи Карла Маркса умерли, как и в России, — выставлено на продажу, даже внешние атрибуты их маоистского прошлого. В одной из сцен мы видим проституток в ночном клубе, которые соблазняют зарубежных китайских бизнесменов, маршируя туда-сюда в сексуальных костюмах Народно-освободительной армии.

Левиафан — это история дома, построенного простым механиком по имени Николай, который лишается своего имущества из-за коррумпированного мэра. Мэру платит Православная Церковь за право построить новый храм на земле Николая. Николая уничтожают с помощью подставного процесса: его обвиняют в убийстве своей жены и пытают в подкупленном суде.

Важность недвижимости в обоих фильмах не случайна. Недвижимость, строительство и земля являются общей валютой власти в мафиозных обществах — в Китае и России не меньше, чем на Сицилии. Одно из оснований того, почему Китай превратился в гигантскую строительную площадку с огромными новыми городами, которые появляются практически за ночь, это то, что такой процесс движет раскаленную и весьма коррумпированную экономику, управляемую Ленинистской партией, которая превратила политическую силу в денежную политику с помощью зачисток активов и строительства.

То, что Единая Россия Владимира Путина, в отличие от КПК, не претендует на какую-либо форму марксистской идеологии, не имеет значения. Стили правительства в обеих странах довольно похожи: партийные лидеры, магнаты и коррумпированные бюрократы делят добычу и в то же самое время содействуют шовинизму и «традиционным ценностям» — как Православной Церкви, так и конфуцианству. Судья куплены или запуганы для того, чтобы лидеры оставались вне рамок закона.

Партию Путина избрали в России, как и «Партию Справедливости» и «Развития президента» Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, Партию «Фидес» премьер-министра Виктора Орбана в Венгрии, и военный режим президента Абдель Фаттах эль-Сиси в Египте. КПК не избирали. Но это уже не играет большую роль. Сходство в этих правительствах заключается в слиянии капиталистического предпринимательства и политического авторитаризма.

В настоящее время эта политическая модель рассматривается в качестве серьезного конкурента американскому стилю либеральной демократии. Возможно, она такой и является. Но во время холодной войны авторитарный капитализм как правило находился под военным режимом — антикоммунистическим и тем более на стороне Америки. Силач Южной Кореи, Пак Чжон Хи, отец нынешнего президента Пак Кын Хе, был во многом пионером того типа общества, которое мы сейчас видим в Китае и России. Таким же был и Чилийский генерал Аугусто Пиночет.

Потому что диктатуры в клиентских государствах Америки более или менее закончились с холодной войной и были заменены либеральными демократиями, многие из них были усыплены утешительной верой, что либеральная демократия и капитализм, естественно — даже неизбежно — должны функционировать вместе. Политическая свобода хороша для бизнеса, и наоборот.

Сегодня этот великий миф двадцатого века разрушен. Орбан заявил в начале этого года, что либеральная демократия является не жизнеспособной моделью правительства. Он привел пример Китая и России как более успешных стран, не по идеологическим соображениям, а потому, что он думает, что они являются более конкурентоспособными в современном мире.

Конечно, существуют основания для сомнений в этом. Экономика России слишком зависима от нефти и других природных ресурсов, а легитимность однопартийной системы Китая может быстро разрушиться в условиях экономического кризиса. Пути, которыми нелиберальные власти используют закон в своих целях, не вдохновляют доверие инвесторов — по крайней мере, не в долгосрочной перспективе.

И все же, до сих пор те общества, которые так едко изображают «Левиафан» и «Прикосновение Греха», продолжают выглядеть привлекательно в глазах многих людей, которые разочаровались в экономической стагнации Европы и политической дисфункции Америки. Западным бизнесменам, художникам, архитекторам и другим, нуждающимся в крупных суммах денег для дорогостоящих проектов, нравится работать с авторитарными режимами, в которых «дела доводятся до конца». Нелиберальные мыслители на крайне правой и левой сторонах любят силачей, которые препятствуют Америке.

«Прикосновение Греха» облетел весь мир, кроме Китая, с большим успехом. А «Левиафан» был официально выдвинут Российским оскаровским комитетом на получение премии «Оскар».

Возможно, лидеры Китая менее уверены в себе, чем Путин. Или, возможно, Путин просто немного осмотрительней. Его последователям в России вряд ли удастся увидеть арт-фильмы, не говоря уже о том, чтобы они как-то на них повлияли, но и эта щепка русского свободного выражения может убедить иностранцев, что в авторитарной демократии Путина остались еще некоторые проблески либерализма, по крайней мере до того, как и эти надежды станут разрушенной иллюзией.