У него есть премия Канн, номинация на лучший европейский фильм года. Россия отправляет его на Оскара, а теперь его покажут и в наших кинотеатрах — фильм с библейским названием «Левиафан».
Левиафан — морское чудовище, упомянутое в Ветхом завете. Сегодня оно является обозначением любого ужасающего монстра. В фильме режиссера Андрея Звягинцева оно символизирует систему, в которой один человек не может победить — отсюда и восхищение западных СМИ «антипутинской» картиной.
Да, у «Левиафана» есть сила и смелость, но нужно напомнить две вещи. Во-первых, за «протест», который тут видит мир, заплатило само критикуемое государство, в том числе из средств гранта российского Министерства культуры. Во-вторых, подобные картины снимались и во время чешской первой волны, и во время польского движения «морального непокоя», а в некоторой степени и при советской перестройке.
Так что для зрителей без памяти «Левиафан» может стать открытием, но на самом деле фильм не свалился с небес — он просто обновил моральные сентенции о власти власть имущих, бессилии бессильных и справедливости, которой одинокий мятежник в забытой Богом губернии может добиться с трудом.
Край с голыми скалами и серыми волнами отлично работает на задумку режиссера — тут как будто бы остановилось время. И хотя здесь уже знают, что такое выборы, пропитый местный политик держится за власть по образцу прежних партийных аппаратчиков: в ход идет обман, взятки, взаимные услуги, угрозы. И вдруг у него на пути встает один дерзкий бунтарь, который в суде защищает свое право владеть землей. Он даже пригласил из Москвы адвоката, который с местным диктатором борется его же оружием — секретными связями в высших кругах — только в более элегантной форме.
Борьба с начальством воплощает вечную русскую тему и при этом имеет одни и те же вечные атрибуты и типизированные характеры. Точно так же Звягинцев мог бы поставить «Ревизора»: с литрами водки, румяными лицами, раздутой манией величия, подавленным страхом. Но «Левиафан» — это не ехидная комедия: его действие прямое, суровое и неприкрытое: «Ты — всего лишь насекомое, у тебя никогда не было никаких прав, нет и не будет!»
В духе Кафки
Звягинцев — типичный русский и в размашистом выстраивании сюжета, который занимает 2,5 часа, и в формировании настроения сегодня столь популярного уголка мира, который для зарубежной публики имеет привкус социально окрашенной экзотики. Панельные дома, машины, квартиры — на всем отпечаток прежних времен. Учреждения «взбрыкивают» в духе кафковских абсурдных ситуаций: «Вы видите, что сейчас тут никого нет, так что мы не можем ничего поделать».
Донкихотская борьба с чудовищем, которому на мозоль наступил жалкий муравьишка, постепенно разворачивается, усиливается и, приправленная любовной коллизией, подходит к крайней точке, откуда уже нет пути назад — только дальше, до полного самоуничтожения.
Режиссеру нельзя отказать в ошеломляющей остроте исповеди и в продуманном совершенстве киносредств, которыми он добивается эффекта. Однако все равно у него не получается скрыть, что «Левиафан» в своей сути основан на заранее заданном, до миллиметров просчитанном тезисе — как бы мудрено режиссер его не вуалировал в стиле современного вестерна с русского севера.
Такие фильмы уже были, хотя это совсем не означает, что сегодня они теряют смысл.