Российская пропаганда симулирует свободу слова. Иначе зрители бы засыпали у экранов телевизоров. Разгорячить кровь россиянам призваны иностранные журналисты.
Мне нравится российское телевидение. Там особо ни с чем не церемонятся. Это не какая-нибудь дешевая «развлекалка». Там немилосердно сыплют репортажами, которые не смягчают сердце зрителя, а лишь закаляют его, как сталь.
Только в России на телеэкране может появиться материал о том, как украинские бандеровцы распяли на востоке Украины мальчика, или о том, что каждый служащий Национальной гвардии получит участок земли на Донбассе, а в качестве бонуса — двух рабов.
Все только по-честному.
На российском телевидении дозволено все. Все, что помогает режиму и вере в национального вождя. Телевидение — это медиафронт русского мира, русского порядка, за который Путин борется с Америкой, а российские добровольцы и недобровольцы в камуфляже — на Украине.
Окопы медиафронта проложены от Ужгорода до Москвы. В российской столице за победу так называемой Новороссии борются так же ожесточенно, как и пророссийские сепаратисты бомбардируют донецкий аэропорт. Российские политики чуют шанс поймать волну ура-патриотизма и бьют Украину резким словом.
Но через какое-то время становится скучно.
Российские депутаты и эксперты поют в одну дуду, а зритель зевает. Нужен драйв. Энергия, которая поднимет любого патриота с дивана и вызовет его справедливый гнев от того, что Украина еще существует, а Путин за две недели не добрался до Киева. Но раскачать потребителя информации не так-то легко, как может показаться: половина российской оппозиции — в черном списке, и она не может появиться на экране. Часть согласна с новорусской аферой, а часть — боится. Поэтому и появляются иностранные журналисты.
Россияне традиционно считают иностранных журналистов шпионами. Ничего личного. Лишь правильное советское воспитание и внутренняя изоляция постсоветской России. Чужак всегда подозрителен. И если чужак открыто не согласится с генеральной линией, то это лишь подтверждает, что «Запад — против нас».
И рейтинги передач растут на раз-два.
Америка, Польша, Чешская Республика, Украина — журналистско-бандеровская коалиция, которая раздражает российского зрителя. Впервые я насладился своими 15 минутами славы еще в апреле. Вместе с коллегами я стал фоновой поддержкой для тогдашнего украинского депутата в диспуте с пророссийским сепаратистом Олегом Царевым.
Затем очередь дошла до эксцентричного популиста Владимира Жириновского, главы Верхней палаты российского парламента Валентины Матвиенко, депутата и председателя российского Союза ветеранов Афганистана Франца Клицевича, чья организация якобы вербовала бывших военнослужащих для операций в Крыму и на востоке Украины.
Все по одному шаблону.
Сначала на звезду ток-шоу льют елей российские журналисты и эксперты, а во второй половине подходит наша очередь. Это чтобы зритель к концу программы не уснул. Было задано несколько неприятных вопросов, таких как: «Имеет ли этот сепаратистский цирк на востоке Украины какой-то смысл, если местные жители его не поддерживают?» или «Понимает ли Россия, что она объявила Украине войну?».
Короткая перепалка, которая должна быть похожа на обмен аргументами. Аплодисменты. Софиты гаснут. Неуверенное пожатие рук, неопределенные усмешки, похвала от продюсера. И дело пошло дальше.
Настоящего признания я добился в ноябре.
Когда вас приглашает Первый канал — это честь. Канал, которым руководит сам режиссер олимпийской церемонии Константин Эрнст, доминирует на российском телепространстве. Это железный кулак кремлевской пропаганды. Его журналисты многое сделали для того, чтобы российское телевидение начали называть «зомбо-ящиком». Первый есть первый.
Попасть на канал не так-то легко. Даже если вас выберут, это еще не победа. Бюрократия есть бюрократия. Нужно пройти устное собеседование. У меня было особенное чувство: стоять в Киеве, недалеко от площади Независимости — Майдана, и разговаривать с российским пропагандистским каналом об Украине, в то время как в Москве проходит шествие неонацистов.
Но я смог.
Первый канал размещается непосредственно под Останкинской телебашней. В октябре 1993 года москвичи гибли под ней во имя демократии, но теперь приоритеты немного изменились. Стратегический объект кремлевской пропаганды охраняют полицейские с автоматами Калашникова. А что если кто-то захочет взять Темную башню штурмом?
Интерьер напоминает золотые 90-е, а вот студия с публикой — брежневские 70-е. Ведущий правильно идеологически закален, гости тщательно отобраны: глава марионеточной системной оппозиции, два политолога, руководитель сепаратистов, украинский коммунист, российский депутат, сербский наблюдатель из ОБСЕ — против ельцинского министра экономики и чешского журналиста.
Все на уровне.
Ток-шоу идет в прямом эфире. Для Дальнего Востока. Сказать можно что угодно. На Чукотке вас услышат, а в Москве — вырежут. Говорить о российских солдатах, возвращающихся с Украины в гробах, нельзя. Табу является и, в других местах безобидный, рост инфляции. Все это не способствует росту рейтингов, а кроме того, портит зрителям настроение.
Мой комментарий о том, что мы вряд ли можем называть выборами процесс, в котором не принимает участие ни одна политическая партия, а граждане выбирают из трех кандидатов, один в один похожих друг на друга, вызывает бурную реакцию. «А люди на Майдане — это были политические партии или клуб пчеловодов?» — отреагировал ведущий. «Я бы хотел, чтобы наши зрители понимали позицию наших, как говорилось раньше, европейских коллег», — добавил он язвительно.
Перекур за кулисами.
«Война будет?» — наивно спрашиваю я руководителя сепаратистов Александра Кофмана, который баллотировался на пост главы так называемой Донецкой Народной Республики. «Я гарантирую, что мы не будем бомбардировать собственные города. Мариуполь, Славянск и Краматорск — это наши города», — косвенно подтвердил он запланированную операцию сепаратистов.
Финал. Все расходятся.
«Знаете, нам нужны такие, как вы. Мы можем продемонстрировать российской молодежи, насколько ошибочен европейский путь», — сказал мне на прощание ведущий.
Через неделю мне предстоит передача с участием пресс-секретаря Владимира Путина.